ЗА УБЕЖДЕНИЯ

Осень 1895 года выдалась очень холодная. В начале ноября наступили большие морозы, так что трудно было дышать. По вечерам жители Б... городка прятались в теплых квартирах. Лишь изредка на пустынных улицах попадались запоздалые прохожие, которые, нахлобучив на глаза шапку, спешили домой.

Тишина царствовала кругом. Только со стороны фабрики несся неопределенный гул, точно морские волны разбивались там о скалы. Фабрика не переставала работать и ночью. Каждое утро ее широко раскрытые ворота поглощали тысячи сонных рабочих, вяло и покорно-уныло шедших туда, и каждый вечер эти же ворота выбрасывали тех же тружеников - усталых, испачканных...

Рабочие дневной смены давно уже разошлись по домам, чтобы на следующее утро опять явиться на работу. После всех из ворот фабрики вышел человек лет сорока и направился по пустынным улицам к своему дому. Его симпатичное лицо с небольшой бородкой выражало большую скорбь. В глазах отражались душевные страдания. Изредка глубокий вздох вырывался из его груди. Он не обращал внимания на сильный мороз и тихо шел, погруженный в свои мысли.

Это был Даниил Пироговский. Сегодня он узнал, наконец, что за голос он слышал три дня подряд.

Он хорошо помнит, что, кроме него, никого не было в мастерской, когда он впервые услышал свое имя: "Даниил! Даниил!" Тогда он подумал, что ослышался или ему почудилось, и не обратил на это особого внимания. Но каково же было его удивление, когда на второй и третий день он услышал тот же таинственный голос, обращенный к нему: "Даниил!"

Что бы это могло значить? Какое-то тревожное предчувствие сдавило ему грудь. Все время Даниил ходил в ожидании чего-то трудного, опасного и в то же время великого.

Сегодня его вызвали в полицию и объявили, что он должен приготовиться к административной высылке на пять лет. Место для высылки еще не назначили, а пока отправят его в Варшаву, в распоряжение губернатора. Вот она, разгадка всех предчувствий и того таинственного голоса, так тревожившего его! Он должен оставить работу, жену, шестерых малолетних детей и отправиться этапом неизвестно куда...

Даниил недавно приехал в эту местность. При содействии единоверцев он поступил на работу и начал уже беседовать со многими мастеровыми об учении Христа. Вдруг все это оборвалось, и теперь он должен приготовиться к высылке...

Голова его опустилась еще ниже, и улица, казалось, притихла еще больше, чтобы прислушаться к его вздохам и тихим словам.

- Я готов, Господи, - шептали его губы. - Ты знаешь, что я люблю Тебя и с радостью иду на эти страдания... Ты сказал: "Гнали Меня, будут гнать и вас", и я благодарю Тебя за то, что Ты избрал меня... Это Ты зовешь меня на этот трудный путь, и я отвечаю: вот я, Господи, что повелишь мне делать? Ты видишь, как я слаб и как трудно мне расстаться с моим семейством. Дай же мне сил... Помоги мне... Успокой мое сердце... Держи меня крепко в руке Своей. Ты отдался на крестные страдания за меня и все претерпел ради моего спасения. Любовь Твоя безгранична. Она извлекла меня из топкого болота греха. Без Тебя я погиб бы, но с Тобой буду жить вечно... Укрепи же меня на этом пути, и в ссылке прославься через меня...

По мере того как он говорил, лицо его оживлялось и обращенные к небу глаза загорались ярким огнем любви к Тому, во имя Которого он шел на страдания. Блаженная надежда светилась в его взоре, и ему казалось, что тысячи ярких звезд радостно приветствовали его решение. Тихим миром наполнилось его сердце. Бодрым шагом подошел он к своему дому.

- Папа, где ты так долго был? - встретил его старший десятилетний сын.

- В полиции.

- Зачем? - удивленно воскликнули дети.

- Подождите, дайте раздеться, сейчас расскажу...

И он начал приготовлять жену и детей к скорбному известию. Дети мало понимали, что предстоит перенести их отцу и с удивлением смотрели на слезы матери.

- Не плачь, Катя, - утешал ее муж, - предадим все это в руки Господа. Будем просить Его, чтобы Он благословил и укрепил нас в этом испытании.

Вся семья встала на колени, и к престолу благодати и милосердия Божьего вознеслась тихая молитва верных сердец.

- Еще несколько дней пробуду я с вами, - сказал отец после молитвы, - и тогда мне придется уехать отсюда.

Он обнял любимые головки детей, доверчиво прижавшиеся к нему...

Быстро пролетели дни, отпущенные для приготовления к этапу, и трудный час разлуки настал. Даниил решил не дожидаться полиции и добровольно отправиться в полицейский участок.

С утра шел снег. Огромные сугробы засыпали дороги. Резкий, холодный ветер подымал столбы снега и с ног до головы обсыпал прохожих, словно сердился на них за что-то.

В доме Даниила собрались друзья по вере, чтобы проститься с ним. Всем было тяжело и грустно. Дети притихли и печально смотрели на отца. Они понимали только одно, что папа покидает их. Жена украдкой утирала слезы. Она не хотела расстраивать мужа, но слезы как-то сами невольно катились из глаз.

Только солнечные лучи, прорвав облако, ярко светили в окно, как бы желая ободрить и послать скорбящим благословение свыше.

- Мне пора идти,- сказал Даниил,- но прежде чем расстаться, мы помолимся вместе. Я прошу дорогих братьев и сестер в Господе не забывать мое семейство, помогать им и вообще участвовать в нашей скорби.

Все опустились на колени. Первым молился Даниил, а потом и другие со слезами просили поддержки свыше и новых сил для брата, который шел в ссылку за свои убеждения.

- До свидания, Катя! Прощайте, детки! - говорил Даниил, целуя любимых. - До свидания, дорогие друзья!.. Молитесь за меня... Пусть Сам Бог хранит вас... - голос его дрогнул и оборвался.

Сопровождаемый рыданиями и сердечными пожеланиями, Даниил взял небольшой узелок с вещами и быстро вышел на улицу.

Холодный воздух освежил его голову и благотворно подействовал на возбужденные нервы...

А в доме с его уходом стало как-то тоскливо и невыразимо скучно. "Увидимся ли еще раз?.." - думал каждый, и будущность представлялась всем неизвестной, так похожей на засыпанные снегом тропинки.

- Здесь живет Даниил Мартынович Пироговский? - прервали их размышления вошедшие полицейские.- Мы пришли за ним.

- Вы немного опоздали, он только что ушел в полицию,- ответила жена.

А Пироговский подходил в это время к участку, где через несколько минут должен был лишиться свободы. Спокойно, без страха смотрел он в будущность. Он чувствовал в себе силу свыше, с которой сможет преодолеть все предстоящие ему испытания.

По неведению ли, или по злобе, но блюстители прежних устоев в описываемое время особенно жестоко преследовали тех, кто критически относился к устройству богослужения и, не удовлетворяясь одними церковными обрядами, искал живого, сердечного служения Богу. Если какой-либо человек начинал читать Евангелие и, видя, что оно осуждает его жизнь, его грязные дела, решался жить по-новому, честно, богобоязненно, так его сейчас же начинали преследовать, и тем сильнее, чем больше было у него единомышленников и подражателей.

Таких искателей Бога клеймили позором, прозывали штундистами, еретиками, шалопутами и т. д. Каждый считал себя вправе преследовать этих еретиков, подрывающих устои древних преданий. Сектантов массами ссылали в Сибирь, Закавказье, Польшу и другие отдаленные области большого российского государства. Многие сидели в тюрьмах за проведение собраний и совращение других лиц. Верующие, оставшиеся на свободе, должны были платить штрафы. И несмотря на это, преследования нисколько не уменьшили последователей евангельского учения. Ни тюрьмы, ни побои, ни ссылки, ни разорение семейств, ни насмешки невежественного народа не погасили огня, загоревшегося в сердцах людей. Этот святой огонь любви ярко горел во все столетия, со дня пришествия Христа на землю, а в наше время коснулся также и России.

Это движение особенно стало заметно на юге России. Образовавшиеся общины в городах и деревнях соединились в общий союз, назвав его Союзом евангельских христиан-баптистов.

Даниил Пироговский также был членом этого союза. Уже несколько лет он ревностно проповедовал Евангелие соседям и всем, с кем только ему приходилось сталкиваться. За такую деятельность его теперь и отправляли административным порядком в ссылку...

В Б-ской тюрьме он просидел три дня и уже успел немного привыкнуть к окружающей обстановке. Арестанты полюбили его за кроткий нрав и вежливое обращение. Очень уж он не походил на тех озлобленных людей, которыми была переполнена тюрьма и которые отравляли жизнь себе и окружающим. Как белое пятно на черном фоне выделялся он среди них, и все обращали на него внимание. Его разумная и полная любви речь привлекала многих слушателей. Что-то непонятное, новое говорил Даниил, но в то же время они чувствовали, что это новое очень близко касается их сердца и глубоко врезается в сознание. Что-то далекое, едва заметное, но светлое и чистое постепенно вырастало перед их взором. Пироговский говорил о том, что душа человека тоже находится в тюрьме греха и порабощения. Скована она цепями лжи и всякой неправды. Где же найти того человека, который освободил бы ее? Нет его! Хотя некоторые и противоречили Даниилу, но потом все-таки должны были остановиться на личности Иисуса Христа, Который один только и может сделать это,- спасти грешника. Пироговский стоял перед ними живым свидетелем и рассказывал, что сделал с ним Бог...

В субботу вечером, по обыкновению, пришел тюремный священник служить вечерню. Все камеры были открыты, и небольшая тюремная церковь наполнилась молящимися арестантами и надзирателями. Давно уже всем знаком порядок службы - так было и в прошлую субботу, и десять лет назад. Все привыкли к этому, и мысли их витали где-то далеко. Некоторые арестанты перешептывались между собой. Они затем и пришли сюда, чтобы немного побыть вместе с другими и поделиться новостями.

По окончании службы все разошлись по своим местам. Укладывались спать. Вдруг надзиратель потребовал Пироговского к начальнику тюрьмы.

Даниил увидел в конторе кроме начальника еще и священника. Свет от лампы, стоящей на письменном столе, падал на его лицо и переливался лучами на кресте, висевшем на груди батюшки. Он внимательно рассматривал вошедшего арестанта, который так сильно встревожил начальствующих. Но в небольшой фигуре Даниила не было ничего особенного. Разве только в глазах отражалась твердая уверенность и затаенная где-то в глубине души грусть.

- Вы меня звали? - прервал молчание Пироговский, обращаясь к начальнику.

- Вот батюшка хочет побеседовать с вами, - указал начальник на священника.

- Что вам угодно?

- Вы Пироговский? - торопливо спросил священник. - Да.

- За что вас высылают в Варшаву?

- Это вам лучше знать, - последовал спокойный ответ.

- Вы проповедовали против православной церкви! - загорячился батюшка. - Вы шли против ее постановлений и совращали людей; вы заблуждались сами и вводили других в такое же заблуждение! Не понимаю, почему вы такой беспокойный?

- Я охотнее беседую о том, что даровал нам Христос, когда пришел на землю, - возразил Даниил. - Но если вы желаете и настаиваете, то я попрошу объяснить мне одно место из Евангелия.

Пироговский достал из кармана маленький Новый Завет в кожаном переплете. Он постоянно носил это Евангелие с собой.

- Прочтем несколько стихов из Слова Божьего, - открыл он книгу. - Здесь говорится так: "Ибо открывается гнев Божий с неба на всякое нечестие и неправду человеков, подавляющих истину неправдою. Ибо, что можно знать о Боге, явно для них, потому что Бог явил им; ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира чрез рассматривание творений видимы, так что они безответны. Но как они, познавши Бога, не прославили Его, как Бога, и не возблагодарили, но осуетились в умствованиях своих, и омрачилось несмысленное их сердце: называя себя мудрыми, обезумели и славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку, и птицам, и четвероногим, и пресмыкающимся,- то и предал их Бог в похотях сердец их нечистоте, так что они сквернили сами свои тела; они заменили истину Божию ложью и поклонялись и служили твари вместо Творца, Который благословен во веки, аминь". Объясните мне, как надо понимать эти слова Апостола Павла?

С батюшкой творилось что-то неладное. Он вдруг побледнел и затрясся, как в жестокой лихорадке. Выскочив из-за стола, он начал бегать по комнате, размахивая рукавами и полами своей рясы.

- Это еретик! - закричал он. - Уведите его, уведите его скорей отсюда!

Начальник и дежурный надзиратель с удивлением смотрели на разгневавшегося батюшку и молчали.

- Эк его разобрало, - прошептал надзиратель, следя за быстрыми движениями священника.

- Отведи его обратно, - распорядился начальник. Даниил оставил комнату. Идя по коридору, надзиратель положил руку на плечо Пироговского и с чувством сказал:

- Благодарю вас! Вы мне такую вещь открыли, какую я еще со дня рождения не слыхал. Очень вам благодарен.

Заключенные с нетерпением ожидали возвращения Пироговского. Зачем он понадобился начальнику в такое позднее время? Когда дверь затворилась, все обступили его.

- Что вы там делали?

- Беседовал с попом. Если бы вы видели, какой он сердитый!

- Что же вы ему говорили?

- Ничего не говорил, только прочел ему одно место из Слова Божьего, а он и рассердился.

- Какое же это место? - послышались любопытные голоса.

- А вот я вам сейчас прочту, - ответил Даниил, открывая Евангелие.

Он прочитал им то, что читал попу.

- Удивительное место! - заговорили арестанты.

Многие из них знали множество различных анекдотов, слышали разные истории, сами пережили очень много, были умудрены опытом, но никто из них даже вкратце не знал содержания Евангелия, этой старой и в то же время вечно новой книги.

Даниил забрался на нары, другие уселись кто где мог и, затаив дыхание, с горящими глазами слушали тихий, ровный голос арестанта, который рассказывал им о любви Бога к падшему человечеству, говорил о страданиях Христа, о Его Крови, пролитой на Голгофе. Эти давно известные события из жизни Христа теперь казались им такими новыми!

А Даниил говорил и говорил. Он радовался, что может здесь проповедовать Евангелие...

Вдали от городского шума, отделенные толстыми каменными стенами, совершенно скрытые от посторонних взглядов, эти люди слушали о событиях, совершенных когда-то в Палестине... Далеко за полночь сидели они вместе, и перед ними плыла одна картина за другой, все такие яркие, трогательные...

С очередным этапом Даниила Пироговского отправили в город Пинск. В тюрьму он прибыл рано утром. Его поместили в просторную чистую камеру с двумя большими окнами. Кроме него, в камере находились еще два каторжника в ножных кандалах. При входе Даниила они встали, при этом кандалы звякнули, как бы приветствуя нового товарища.

Обыкновенно арестантов будят в шесть утра и после уборки постелей и умывания они пьют чай. Каждое утро разносится хлеб; каждому заключенному назначен паек в 2,5 фунта*. За горячей водой для чая арестанты ходят сами. Для этого они должны иметь собственные чайники и чашки.

- Сходите, пожалуйста, за кипятком, - попросил Даниил одного из каторжан.

Тот ушел и через несколько минут вернулся с горячей водой. Пироговский заварил чай, и они втроем сели за стол.

- За что вы сидите? - спросил Даниил, разливая чай.

- За воровство, - ответил каторжанин. - Мы жили в одном селе. Наш помещик был очень богат, и нам однажды удалось украсть у него полторы тысячи рублей. Деньги мы поделили и спрятали. Никто не мог бы открыть этого. Да вот нечистый попутал мою жену проболтаться об этом своей сестре, а та передала по секрету теще, а теща своему мужу, который был сельским старостой. Таким образом об этом стало известно в волости, и нас хотели арестовать. Когда же мы узнали про это, то .вздумали еще обобрать сельского священника и церковь, все равно ведь пропадать. Сперва забрались в церковь, взяли там чашу, золотой крест и с иконы Божьей Матери сняли все бриллианты и все это спрятали на огороде... Потом полезли мы к попу. Но тут-то и случилась беда. Как только мы влезли в окно, на нас навалился работник и сам поп. Мы растерялись, уж очень неожиданно было. Сбежался народ, и нас связали... Потом приезжал следователь, допрашивал нас. Мы во всем сознались, но где спрятали вещи, не сказали. Мой брат успел взять эти вещи, которые потом и продал за тысячу двести рублей, а деньги отдал нашим женам. Нас осудили за это на восемь лет... Вот и вся наша история,- закончил он, наливая еще чашку чая.

Арестанты часто откровенно и по нескольку раз подробно рассказывают о своих приключениях, заполняя этим свободное время.

- А вы за что попали в тюрьму? - в свою очередь спросили они Пироговского.

Даниил поставил чашку на стол.

- Видите ли, друзья мои, - начал он, - я ни в чем не виновен перед людьми, но я виновник и должник перед моим Господом Иисусом Христом - Он страдал и пролил Кровь на Голгофе за меня, грешника, и за мои беззакония. А как их у меня было много! Он, Праведник, пострадал за меня, неправедного, и ранами Его я исцелился. Все это Он сделал потому, что возлюбил меня прежде, чем я узнал Его...

Вот мы прочитаем из Евангелия, - продолжал Даниил, вынимая книгу из кармана. - Апостол Павел говорит: "Но Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками. Посему тем более ныне, будучи оправданы Кровию Его, спасемся Им от гнева. Ибо, если, будучи врагами, мы примирились с Богом смертию Сына Его, то тем более, примирившись, спасемся жизнию Его". Когда эта любовь проникла в мое сердце, я посвятил себя на служение Господу и за это попал в тюрьму. Вы здесь сидите за зло, сделанное людям, а я за то, что стал учеником и последователем Христа.

Когда Пироговский начал говорить, каторжане перестали пить чай и с удивлением смотрели на него. Что за человек перед ними? И как просто у него все выходит! Бог любит грешника, так ли это? Да, он читал им из Евангелия! Они вспомнили свою прошедшую жизнь. Сколько греха в ней!.. Ни одного доброго дела они не сделали, чтобы заслужить спасение!

- Может ли нас Господь простить? - задумчиво спросил один из каторжан.

- А сознаете ли вы себя виновными перед Богом? - в свою очередь спросил Даниил.

- Сознаем ли мы себя виновными? О, да! Мы очень... виновны! Мы хотели убить человека!.. Мы очень-очень виновны, - с болью в голосе сказал он.

- Знаете ли вы десять заповедей?

- Да, учили когда-то.

- Помните, там говорится: не убей, не укради, не лжесвидетельствуй, не пожелай добра ближнего твоего?

Когда-то они повторяли эти слова, как урок, не вдумываясь в смысл. Теперь эти слова открывали им их вину перед Богом. Слезы раскаяния наполнили глаза одного из них. Он обхватил руками голову.

- Да, да, - взволнованно говорил он, - мы совершенно забыли эти заповеди. Мы думали, что воровство - наш заработок, что оно дано Богом... А теперь я слышу, что я... погибший. О, я несчастный!.. Жертва сатаны!.. А ведь я ношу образ Божий, я Его творение... - Он вскочил на ноги. - Друг мой, скажи, что мне делать, чтобы спастись? Научи меня!..

Другой каторжанин тоже подошел к Даниилу.

- Помоги нам, - попросил он.

- Слушайте, что говорит Писание, - ответил Пироговский, всегда предпочитая отвечать словами Евангелия.- "Один из повешенных злодеев злословил Его и говорил: если Ты Христос, спаси Себя и нас. Другой же напротив унимал его и говорил: или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? И мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли; а Он ничего худого не сделал. И сказал Иисусу: помяни меня, Господи, когда придешь в Царствие Твое! И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю".

Эти слова взволновали арестантов. Громкие рыдания огласили камеру, и, ломая руки, оба упали к ногам Даниила.

- Молись за нас!.. О, пусть Господь простит и нас! - кричали они.

Пироговский, потрясенный неожиданным порывом каторжан, опустился около них на колени. Из глубины его взволнованного сердца полилась горячая молитва, какой могут молиться только те, кто имеет живое общение с Богом. Он благодарил Иисуса Христа за спасение, дарованное ему, и просил за этих кающихся грешников, чтобы Его врачующая рука коснулась и их сердец. И чем больше он говорил, тем тише и тише становились их рыдания. В них загоралась особая радость, их глаза засветились новым огнем...

Так в камере, предназначенной для наказания преступников, совершился великий акт примирения грешника с Богом. Когда Даниил кончил молиться, каторжане поднялись с колен и бросились обнимать и целовать Даниила. На их крик и плач сбежались надзиратели, думая, что они бьют друг друга. (Избиение между арестантами - явление обыкновенное.) Отворилась дверь, и удивлению надзирателей не было конца, когда они увидели плачущих каторжан и Даниила, обнимающими друг друга.

- Это, наверно, родственники встретились и теперь от радости плачут, - растерянно проговорил один из надзирателей.

- Да, мы родственники,- ответил Пироговский, - мы только что стали братьями во Христе Иисусе, Господе нашем, и наследниками Его. Кровь Его соединила нас! Он сделал нас Своими детьми, и любовь Его свела нас здесь, в тюрьме...

Надзиратели разошлись по своим местам и долго еще рассуждали между собой о случившемся. "Кто этот человек?" - спрашивали они друг друга.

После обеда Пироговского повели к начальнику тюрьмы.

- Садитесь, пожалуйста, - вежливо предложил он вошедшему арестанту.- Скажите мне, к какой секте вы принадлежите?

- Я евангельский христианин и принадлежу к Союзу баптистов. Основание моей веры - Слово Божье.

- За что же вас арестовали?

- За то, что я открыто говорил о моем Господе.

- И только?.. - начальник пожал плечами. - Вы можете свободно ходить по тюрьме и даже выходить в город, если вам надо.

- Благодарю вас, - сказал Даниил и вышел.

Шесть дней пробыл Пироговский в Пинской тюрьме и все время свободно ходил по всем камерам. Каждое утро он ходил на базар и закупал себе провизию. Почти все время он проводил с новообращенными братьями-каторжанами, беседовал, укреплял их в вере, читал им Евангелие и разъяснял трудные места. Они же, как дети, с большим вниманием слушали его и старались запомнить все, что он говорил.

Большая перемена произошла в них за это короткое время. Трудно было узнать в этих милых, любезных, приветливых людях грубых и дерзких грабителей. Звон ножных кандалов напоминал им, кем они были прежде, что заставило надеть эти цепи, и предупреждал, чтобы они постоянно оставались теми, кем стали. Примиренные с Богом, шли они на каторгу отбывать наказание с твердой верой, что Он сохранит их...

Незаметно настал день, когда Даниил Пироговский должен был отправиться этапом дальше. В последний раз говорил он со своими друзьями, призывая благословение Божье на их жизнь, и утешал их, как своих детей.

- Дорогие мои, - говорил он, - я хочу оставить вам на память один стих из Библии. Царь Давид говорил: "Господь - Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться". И вы также не надейтесь на человека, а все ваши заботы возложите на Господа, потому что Он печется о вас. Люди могут изменить, а Он - никогда. Он - верный Пастырь.

Вы теперь знаете ваше назначение. В Писании сказано так: "Он грехи наши Сам вознес Телом Своим на древо, дабы мы, избавившись от грехов, жили для правды: ранами Его вы исцелились". Для правды,- повторил Даниил.- Помните, если вы вернетесь к прежней, греховной жизни, то не наследуете Царства Божьего. Апостол Павел предупреждает: "Или не знаете, что неправедные Царства Божия не наследуют? Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни мала-кии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники - Царства Божия не наследуют. И такими были некоторые из вас; но омылись, но освятились, но оправдались именем Господа нашего Иисуса Христа и Духом Бога нашего". Вы оправдались именем Его, будьте же Ему верны. Нам Господь позволил пробыть вместе несколько дней, мы полюбили друг друга, но все-таки должны расстаться. Теперь я предлагаю вам лучшего Друга, Который пребудет с вами всегда. "Вы - друзья мои,- говорит Христос,- если исполняете то, что Я заповедую вам..." Пусть Христос будет всегда-всегда вашим Другом... Пусть Он...

Каторжане заглушили его слова громким плачем, и как тогда, при первой встрече, они рыдали о своей испорченной и загубленной жизни, так теперь плакали, прощаясь с Даниилом. Ухватившись за него, они не хотели отпускать его, не хотели расставаться с ним.

Шум в камере привлек внимание многих. Даже из других камер надзиратели выпустили арестантов, чтобы в последний раз взглянуть на борца за Евангелие.

Пироговский воспользовался этим моментом, чтобы и им сказать несколько слов. Он очень любил говорить о Христе и был непобедим, когда держал в руках Евангелие.

На каждый вопрос он находил удачный ответ и при различных обстоятельствах в том же Евангелии находил подходящее место.

- Мы расстаемся, друзья, - обратился он к собравшимся, - но я хотел бы на прощание сказать вам, что счастлив тот, кто надеется на Господа. О таком человеке говорит псалмопевец: "Господь будет охранять выхождение твое и вхождение твое отныне и вовек". Я верю, что Он сохранит меня в пути и, конечно, был бы очень рад, если бы и вы все предали ваши пути в руки Его... Прежде чем уйти, я желаю помолиться, и если кто хочет, то преклоним колени.

Он опустился на колени. Некоторые из арестантов последовали его примеру. Едва ли в стенах Пинской тюрьмы повторится подобное событие.

Даниил Пироговский говорил всегда очень просто, иногда не совсем складно, но всегда в его словах чувствовалась большая искренность и особенная сила, которая разбивала грубые, зачерствелые сердца людей...

- Конвой пришел, собирайтесь в дорогу! - закричал вошедший дежурный.

Конвойные вызвали этапных и сделали перекличку. Дошла очередь и до Даниила.

- Пироговский!

- Здесь,- выступил он вперед.

- Как звать?

- Даниил.

- По отчеству?

- Мартынович.

- Сколько лет?

- Сорок.

- Куда идешь?

- В Варшаву.

- Казенные вещи есть? - Нет.

- Обыскать, - распорядился конвойный и вызвал другого.

Пересмотрели вещи и поставили в ряды. Когда всех приняли, послышалась команда: "Сабли наголо, шагом марш!" И небольшая кучка людей, окруженная вооруженными солдатами, двинулась в путь.

- До свидания! - крикнул Даниил друзьям.- Если не здесь, так увидимся там! - указал он на небо и бодро зашагал по укатанному снегу.

Серым пятном выделялись арестанты на белоснежном пространстве и как-то неприятно расстраивали общую гармонию. Несколько ворон, прыгавших по дороге, отлетели в сторону и испуганно посмотрели на это шествие. Своим карканьем они как бы выражали недоумение, почему эти люди с длинными ножами в руках покрикивают на таких же людей, идущих в середине?!

За неимением арестантского вагона, Даниила с товарищами поместили вместе с пассажирами. Через несколько минут поезд двинулся по направлению к Брест-Литовску.

Однообразие и равномерное покачивание вагона утомляло скучающих конвойных. Двое стояло около арестантов, а остальные сидели без дела. Оторванные от семьи, от привычной работы, они скучали и чтобы разогнать тоску, запели одну из солдатских песен.

Многие из солдат грустили тихо, терпеливо ожидая окончания службы, другие же предавались буйному разгулу и бесшабашному веселью, чтобы заглушить в себе назойливую тоску. Не имея здоровой, полезной духовной пищи, они голодали и пытались заполнить пустоту в своем сердце чем попало. Серая жизнь, серые костюмы, серые лица, серые сердца - как это все тоскливо!.. Чтобы избавиться от этой тоски, они бросались на все, и теперь пели бессмысленную, грязную песню.

Пироговский видел их настроение, их пустоту, и ему захотелось поговорить с ними. Он тоже когда-то был солдатом, не задумывался над жизнью, а жил так, как все живут. Теперь ему многое было ясно, и когда он вспоминал свою прошлую жизнь, ему становилось стыдно, невыразимо стыдно и жалко себя. Сколько сил, здоровья отдал он на служение греху, глупой, скотской жизни! Когда он вспоминал это, в его сердце загоралось желание с новой энергией привлекать людей к Господу.

- Скажите, солдатики,- обратился он к ним,- кому вы служите этим пением?

Конвойные удивленно взглянули на него.

- Дьяволу, - со смехом, быстро ответил старший.

- Удивительно! Позвольте же узнать - вы христианин или нет?

- Конечно, да еще и православный!

- Откуда же вы взяли, что христианин должен служить дьяволу?

- Как откуда? Из Евангелия. Кому служил блудный сын?

- А вы знаете, кого изображает собой блудный сын?

- Нет, откуда же нам знать?

- Блудный сын - это всякий человек, который забрал у Отца своего, Бога, часть имения, то есть разум, волю, совесть, силы, здоровье и способности, а также земные средства, и ушел расточать все это с блудницами, то есть служить греху. Он думал, что ему хватит этих средств надолго. Когда же он растратил все и остался испачканным, мерзким, больным, то все бросили его и он начал голодать. Все, что имел, он растратил, а другие люди не хотели, да и не могли дать ему пищи. Ему отказали даже в рожках, которыми питались свиньи. Он должен был погибнуть, умереть с голоду, но вспомнил, что его отец очень богат, и решил идти к нему... Так и грешник, когда разочаруется во всем и чувствует, что погибает, должен обратиться к Богу, и Он примет этого блудного сына.

- Что это он вам здесь рассказывает? - обратился к солдатам вошедший кондуктор.

Конвойные повернулись в его сторону.

- А вот о блудном сыне разъясняет,- ответил солдат.- Вы, наверно, за это и страдаете? - сочувственно спросил он Даниила.

- Да, я страдаю за проповедь Евангелия и вам теперь хочу сказать, чтобы и вы покаялись и веровали в Евангелие, иначе вы погибнете. Послушайте, как милосерднейший Господь говорит в Своем Слове,- открыл он книгу.- "После же того, как предан был Иоанн, пришел Иисус в Галилею, проповедуя Евангелие Царствия Божия и говоря, что исполнилось время и приблизилось Царствие Божие: покайтесь и веруйте в Евангелие". Вот слова Христа, которыми Он призывает и вас.

- По вашим словам я вижу, что вы штундист,- воскликнул кондуктор, подходя близко к Даниилу.

- Не подходить! - отстранил его конвойный.

- Я христианин, - спокойно ответил Пироговский, - исповедую веру евангельскую. В отличие же от других, нас называют баптистами.

- Это все одно - что баптисты, что штундисты, но почему вы отвергаете церковь, храм Божий? - загорячился кондуктор.

- Какую церковь?

- Православную, вот,- показал он в окно, где среди маленьких домиков гордо выделялась колокольня сельской церкви.

- Церковь Божью мы не отвергаем, и, если желаете, то могу объяснить вам, как я это понимаю.

- Хорошо, послушаем. Пироговский открыл Евангелие.

- Прочитаем слова Христа: "И Я говорю тебе: ты - Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее". И еще: "Если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь. Истинно говорю вам: что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе. Истинно также говорю вам, что если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного. Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них". Скажи, о какой церкви говорит здесь Господь? - обратился он к кондуктору.

Чтение привлекло других пассажиров. Они столпились около конвойных и внимательно слушали.

- Мы здесь образуем из себя церковь Христа,- неожиданно вмешался в разговор один из пассажиров.- Вы читаете Евангелие, а мы слушаем. Где Слово Христа, там и церковь.

Все переглянулись и ближе подвинулись к Пироговскому.

- Но как же Христос сказал "создам"? Если "создам", то значит Он повелел строить? - не сдавался кондуктор.

- Церковь и строилась на вере Петра. Когда сошел Дух Святой на Апостолов, Петр говорил проповедь, и уверовало тогда около трех тысяч человек. Вот это начало постройки... Еще в Писании говорится так: "В те дни произошло великое гонение на церковь в Иерусалиме... Савл терзал церковь, входя в до-мы, и, влача мужчин и женщин, отдавал в темницу". Какую церковь терзал Савл: стены или людей?

- Ну хорошо, пусть будет по-твоему: церковь - люди, а не здание. Ну, а храмы? - опять спросил кондуктор.

- О храмах говорится в Евангелии так: "На это сказали Иудеи: сей храм строился сорок шесть лет, и Ты в три дня воздвигнешь его? А Он говорил о храме Тела Своего". Еще Апостол Павел говорит: "Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас? Если кто разорит храм Божий, того покарает Бог, ибо храм Божий свят; а этот храм - вы". И многие другие места Священного Писания подтверждают, что храм Божий должен быть в нашем сердце.

- Какой же тогда храм строила Варвара Великомученица, за который ее обезглавили?

- Варвару замучили не за постройку храма, а за то, что она не желала поклониться идолам... И я вам должен сказать, господин кондуктор, что Варвара - моя сестра.

Кондуктор вдруг рассвирепел, лицо его покраснело, он сжал кулаки и бросился на Даниила.

- Еретик! Как смеешь святую деву называть своей сестрой? - закричал он.

Еще мгновение, и кондуктор ударил бы Пироговского. Все от неожиданности растерялись, и только старший конвойный выхватил револьвер и заслонил собой Даниила.

- Прочь! - крикнул он, прицеливаясь в кондуктора. - Или я размозжу тебе голову!

Кондуктор опомнился и отскочил в сторону. Пассажиры облегченно вздохнули.

- Стыдно вам, кондуктор, оскорблять человека за его убеждения,- укорил его один пассажир. - Про Варвару он правду сказал: она сестра ему по вере, а не по плоти... И вы не краснеете за свою наглость? Стыдно вам!..

- Вы тоже, наверно, сектант? - огрызнулся кондуктор.

- Вы ищете только сектантов, - презрительно уронил тот. - Мы же с удовольствием слушали эти справедливые слова. Действительно, в какой тьме находится наш бедный народ!..

- Пожалуйте билеты до Брест-Литовска, - перебил их другой кондуктор, вошедший в вагон.

Все засуетились, собирая вещи. За разговором они совершенно не заметили, как пролетело время. Кондуктор-спорщик стушевался.

- Господин конвойный, позвольте нам попрощаться с этим человеком,- просили пассажиры.

Тот разрешил. Каждый подходил к Пироговскому и, пожимая руку, благодарил за сказанное.

- Бога благодарите, - отвечал он.

Поезд остановился, и каждый поспешил по своим делам. Даниил провожал всех глазами и думал о том, что жизнь человека очень похожа на этот поезд. Дни быстро мчатся вперед, и незаметно человек достигает седины; поезд останавливается, жизнь тоже прекращается, и для многих совершенно неожиданно. Все стремления, работа, построенные планы, хорошие и злые порывы, все-все обрывается, останавливается, и перед изумленным человеком встает огромный вопрос - вечность. Люди много знают или ничего не знают; во всяком случае, они как-то разбираются в жизненных вопросах и могут кое-что объяснить, но о вечности никто ничего не может сказать определенного. Неверующий, но искренний человек говорит, что после смерти есть что-то; верующий же утверждает, что это "что-то" есть вечная жизнь. Один проповедник сказал: "Хорошо, если там нет ничего, а если есть?.."

Пироговского позвал конвойный и повел на станцию.

Небольшая группа арестантов, окруженная конвойными, вошла в ворота Брест-Литовской тюрьмы. Арестанты были довольны, что могут отдохнуть несколько дней от всех мытарств путешествия под стражей.

Началась обычная приемка со всеми ее формальностями, выкрикиванием фамилий и осмотром скудного багажа узников.

Арестанты лениво и-безучастно относились ко всему и терпеливо ожидали конца.

Старший конвойный, желая получше устроить Пироговского, который очень ему понравился, отрекомендовал его начальнику тюрьмы как весьма хорошего человека и попросил, чтобы его поместили в чистую камеру и к хорошим людям.

- Можно, можно, - ответил начальник. - Почему не так? Для хороших людей у нас приготовлены хорошие места! Будьте покойны!.. Можете идти,- отпустил он конвойных.

- Отведи его в камеру № 1, - указал начальник на Даниила вошедшему надзирателю. - Ему нужна хорошая камера, а лучше этой у нас и не найти. Будет помнить, хе-хе, - злобно рассмеялся он.

Надзиратель посмотрел на Даниила, покачал головой и повел в подвал тюрьмы.

Камера № 1 была тюремным карцером. Обыкновенно туда сажали на несколько дней провинившихся преступников. Карцер - это нечто ужасное. В подвале тюрьмы было устроено маленькое отделение, сырое, узкое, совершенно пустое, без воздуха, без света, с едва заметным окошечком, расположенным далеко под потолком, заставленным толстой решеткой. Масса мокриц ползает по стенам, потолку и полу. Грязь невылазная. Так и кажется, что эти стены постепенно суживаются, потолок опускается и вот-вот раздавит, уничтожит тебя совершенно.

Карцер - это тюрьма в тюрьме, негде ни сесть, ни лечь; приходится помещаться на каменном сыром полу, что очень плохо отражается на здоровье. Сырость пронизывает до мозга костей, забирается в голову. Посидев там несколько дней, человек дур-манеет и ходит, как в тумане. Толстые стены отделяют карцер от других камер, и чуть слышное эхо, доносящееся до слуха заключенного, говорит, что там, где-то за стеной, кипит жизнь. Находящийся в карцере чувствует себя заживо погребенным, отрезанным от людей. Ужасное положение - чувствовать себя запертым в какую-то могилу. Особенно трудно тем, кто попадает туда впервые. В довершение всего, заключенному в карцере дается уменьшенная порция хлеба и ограниченное количество воды.

В такую камеру вел надзиратель Пироговского. Они опустились по ступенькам вниз. В коридоре горела небольшая лампа, которая едва прорезала густой мрак ночи.

- Что ты сделал? - спросил надзиратель. - За что попал сюда?

- Проповедовал Евангелие,- послышался спокойный ответ.

- За что он, негодяй, запер тебя сюда, в этот смрад?.. - выругался надзиратель и захлопнул за арестантом тяжелую, обитую железом дверь.

Сырой, вонючий воздух ударил Даниилу в лицо. Непроницаемая тьма охватила его со всех сторон. Только теперь он догадался, что попал в карцер.

"Вот так чистая камера... - подумал Даниил и, осторожно ощупывая стены, обошел не спеша кругом и остановился около двери.- Да, это карцер, настоящий тюремный карцер... Ни койки, ни стола, ни скамейки - ничего нет!.. Только небольшое ведро стоит в углу. А как темно! Если бы всегда так было темно, то можно и с ума сойти. Такая же тьма бывает в сердце неверующего человека, далекого от Бога... Брр!.. Это мокрица... Долго ли здесь придется сидеть?.. Теперь ночь, и поэтому так темно. Днем, наверно, будет видней... И как тихо, точно все умерли, или меня похоронили?.."

Даниил опустился на колени.

- Любящий Господь! - громко сказал он. - Тебе известно, где я нахожусь, Ты знаешь в каком я месте. Эти толстые стены не скроют меня от Тебя. И теперь я прошу Тебя, успокой мой ум, дабы он не колебался и не смущался от неизвестности. Я не хочу, чтобы сатана воспользовался моим смущением и восторжествовал надо мною. Если Ты дал мне это испытание, то и сохрани меня, сохрани мою жизнь. Посрами врага через меня... Помоги мне быть верным Тебе, как пророк Даниил...

Он кончил свою короткую, прочувствованную молитву и решил лечь спать. Одет он был в большую овчинную шубу, покрытую черным сукном; теперь она ему очень пригодилась. Завернувшись в нее, он лег на холодный каменный пол, и густая шерсть шубы согрела его. Он вспомнил один библейский рассказ: "Когда-то пророка Даниила из царских богатых хором бросили в львиный ров; его положение было гораздо хуже моего, каждую минуту ему грозила смерть от ужасных зверей, но Господь запретил им и сохранил его для славы Своей. Он утешал его и подкреплял надеждой. То же самое Он даст и мне, Он и меня сохранит от всех разъяренных зверей..."

Пироговскому казалось, что чудный свет наполняет его сердце, и он спокойно заснул.

Утром Даниил открыл глаза и с изумлением осмотрелся.

- Где это я? - прошептал он.

Осмотревшись еще раз, он вспомнил, как попал сюда. Через небольшое грязное оконце пробивался луч света и как бы приветствовал его. Ночной мрак, уступая место сильнейшему противнику, отступил и только в некоторых углах продолжал еще бороться со светом, недовольный его вторжением.

Первым желанием Даниила было помолиться.

Через несколько минут отворилось небольшое окошко в двери, и надзиратель подал Пироговскому фунт черного хлеба и деревянную чашку с теплой водой.

Целый день его больше никто не тревожил...

Все время Даниил ходил от одной стены до другой. Утомившись, он опирался спиной о стену и стоял или садился на пол, потом опять начинал ходить.

Наступила вторая ночь, такая же темная, как и прошлая... Утром солнечный свет опять разогнал ночную тьму. Пришел надзиратель и подал хлеба и чашку теплой воды. Ушел, и опять стало тихо-тихо...

Сначала Даниил определял время, но потом перестал обращать внимание на все окружающее. Казалось, что про него совершенно забыли и он больше никогда не выйдет отсюда. В памяти одна за другой всплывали картины прошлого. Иногда он удивлялся тому, что еще не забыл самые мелкие и ничтожные события. Как все переменилось в его жизни! Если бы он жил так, как живут его соседи и многие люди: ел, пил, работал, спал, иногда напивался, божился, ругался, дрался, в известное время молился, - одним словом, жил бы так, как жил раньше, до своего обращения, он ни за что не попал бы сюда. Как много зла в мире!.. Извращенные понятия, предрассудки, фальшивые толкования и предания господствуют в людях. Он перестал обманывать, начал честную жизнь - его называют обманщиком; пожелал служить только одному Богу - его называют безбожником; отбросил все то, что противоречит Слову Божьему,- его заклеймили еретиком; стал сеять вокруг себя только мир и любовь - его считают вредным; он стремится к братским отношениям с людьми - его ненавидят...

Дьявол очень искусно опутал человека своими сетями - грехом! О, если бы люди поняли свое заблуждение и обратились к Господу, какая бы хорошая жизнь настала тогда на земле! Рай вернулся бы на землю; в больницах уменьшилось бы число больных, потому что болезнь, большей частью - последствие греха; тюрьмы отошли бы в область предания, потому что люди не делали бы зла друг другу; кабаки закрылись бы, потому что некому было бы пить водку; разврат, ненависть, ложь и всякая неправда не находили бы места в сердцах, потому что они принадлежали бы Иисусу Христу. Князь мира, дьявол, крепко держит людей и всячески преследует тех, кто противится ему. Пусть преследует!.. Господь сильнее его и победил его. Сатана теперь находится в предсмертной агонии. Скоро, скоро придет Господь и возьмет верных Своих к Себе...

Громадное утешение доставляло Даниилу чтение Евангелия, с которым он не расставался.

Шесть дней просидел он в карцере. За все это время ни разу не открывалась его дверь и ни разу не выводили его никуда. Шесть дней без хорошей пищи, без воздуха, без движения, проведенные в карцере, заметно отразились на нем. Глаза ввалились, лицо потемнело и осунулось. Весь он ослабел. Только взгляд его был таким же бодрым и живым, как и шесть дней назад.

На седьмой день утром надзиратель открыл дверь.

- Одевайся и идем, - распорядился он.

Пироговский взял свою шубу и пошел за ним. День выдался ясный, хороший. Солнце бросало ослепительные лучи. Даниил вышел на двор и остановился. Свежий морозный воздух ударил ему в лицо. Сердце его усиленно забилось, голова закружилась, в глазах вдруг потемнело, ноги ослабли и подкосились. Он хотел было ухватиться за угол стены, но не успел и упал на снег без чувств, разбросав руки в разные стороны.

Надзиратель и арестанты окружили Пироговского, расстегнули ворот рубахи и начали тереть снегом лоб. Через несколько минут лицо его начало розоветь, тихий стон вырвался из груди и он очнулся.

Его глаза встретились с полным сожаления и участия взором того самого конвойного, который так хорошо отрекомендовал его.

- Что со мной? - тихо прошептал Даниил.

- Вам сделалось дурно, - ответил конвойный, приподнимая его.

- Позвольте мне присесть. Как, однако, я ослабел, - провел рукой по лбу Даниил.

- Он болен и не может идти, - заметил конвойный старшему надзирателю. - Дайте подводу, или я его не возьму.

Подали сани и усадили туда Даниила. Он всей грудью вдыхал свежий воздух и радовался, что снова видит солнце.

Арестанты выстроились в ряды по четыре человека и двинулись в путь. Даниил ехал сзади колонны на санях. Тот же конвойный сбегал в лавочку, купил булку и немного колбасы и подал ему. Только теперь Даниил понял, что он голоден. Съев принесенное, он почувствовал себя гораздо бодрее.

До поезда оставалось еще довольно много времени. Арестантов ввели в зал третьего класса. Пироговский лег на диван, приятная теплота разлилась по всем членам, и он заснул укрепляющим сном. Его грудь дышала спокойно и ровно.

- Вставай, поезд пришел, - разбудил конвойный Даниила. Он открыл глаза и с недоумением оглянулся. Почему он здесь и что нужно этому солдату?

Конвойный продолжал дергать его за рукав:

- Вставай, вставай!

Даниил взял свои вещи и пошел за ним.

- Расступись! - кричали конвойные, и народ жался в разные стороны, освобождая дорогу.

На площадке арестантского вагона стоял старший конвойный.

- Ну, скорее, скорее! - покрикивал он.

Подошли к вагону, и арестанты по одному начали проходить в него.

- Почему вы не сковали их? - зашумел старший на конвойных. - Одеть им наручные цепи!

Солдат принес несколько пар коротких цепей с замками и попарно сковал арестантов.

Железное кольцо, обтянутое кожей, обхватило руку Даниила. Другим концом цепи сковали другого каторжанина.

Первый раз в жизни Пироговский почувствовал на своей руке тяжесть кандалов. И странно, он отнесся теперь к этому совершенно равнодушно. С минуту он разбирался в своих ощущениях. Казалось, что он давно уже привык носить цепи и это самая обыкновенная вещь в его положении... Даниил нечаянно двинул рукой, цепь звякнула, и он поспешно опустил ее. Чтобы поднять руку к лицу, нужно было тащить и руку соседа.

Даниил вспомнил первые дни заключения. Как неприятно действовал на его нервы этот звон! Как больно отзывался в сердце - точно его кто-то резал ножом! А потом, с каждым днем он привыкал все больше и больше и даже казалось странным, если не было слышно лязга кандалов: точно недоставало чего-то.

Каково, однако, положение тех арестантов, которым приходится носить ножные десятифунтовые кандалы, да еще много лет подряд? Ему жаловались кандальники, что от долгого ношения кандалов ноги сохнут и слабеют. Это ужасно - быть скованным! Арестанты тяготятся своим положением и стремятся как можно скорее освободиться от этого ига. Сердечные же цепи редко кто замечает, и очень немногие стараются снять их. Большая часть человечества живет скованная по рукам и ногам разными пороками; дух, душа и тело отданы на рабское служение греху, и в этих цепях сохнут, ослабевают и умирают очень многие. Протестующих же и желающих освободиться от духовных цепей сравнительно мало, и голос их слабо звучит в пространстве. Тяжело быть скованным внутренними цепями и в то же время носить железные кандалы, но что значат эти кандалы, если человек свободен внутренне? Как велика любовь Христа к грешникам!..

Даниил тряхнул головой и начал рассматривать своего соседа.

Поезд быстро мчался вперед. Столбы, деревья, будки мелькали в окне, точно убегали куда-то. Лучи заходящего солнца заглядывали в окно и приветливо играли на лицах скованных людей. Товарищ Даниила безразлично смотрел в окно, и его лицо выражало усталость, скуку и тоску. Еще сравнительно молодое, это лицо уже получило тот особенный тюремный отпечаток - бледно-зеленоватый цвет - какой бывает у людей, долгое время сидящих без воздуха, света и движения.

- Куда вас везут? - обратился кандальник к Пироговскому.

- Пока в Варшаву, а там не знаю.

- А за что?

- За Слово Божье.

- Как так?!

- Да очень просто; я говорил людям о Христе, о покаянии перед Богом, о живой вере во Христа, меня за это и арестовали, а теперь везут в ссылку.

- Гм, странно!

- А вам далеко ехать? - спросил Даниил.

- Мне-то? О, мне еще много придется попутешествовать,- засмеялся кандальник.

- Что же вы сделали?

- Убил мать!

- Мать?!

У Пироговского перехватило дух. Смотря на этого человека, нельзя было подумать, что он способен на такое злодейство. Каторжанин отвернулся и грустно смотрел в окно. Вопрос Даниила, видимо, всколыхнул в нем это ужасное событие.

Даниил печально смотрел на него.

- Да, было такое дело, - немного помолчав, начал матереубийца. - Кроме матери, у меня еще были две сестры. Жили мы дружно. У матери были деньги, да я еще зарабатывал, так что мы жили хорошо.

За сестер посватались хорошие люди, и мать в приданое отдала им все, что имела.

А денег-то всего у ней было 1750 рублей. После свадьбы сестры ушли из дому и я потребовал от матери свою часть денег. Не знал я, что она все деньги отдала им... Она и говорит мне: "Я твое приданое! Возьми меня, а денег больше нет!.." - "Как так?" - говорю ей. "А так",- отвечает она и смеется. Ну и пошло с тех пор. Обозлился я на нее очень, начал придираться к ней, ругать ее, прогонять из дому. Она подала прошение на меня в волостной суд, пожаловалась. Суд же присудил мне не выгонять ее, а кормить и содержать до самой смерти.

Досадно мне стало. Когда она умрет? Покончить бы с ней и только... Мне казалось это тогда таким легким. Не подумал, значит, что я делаю. Не давала мне эта мысль покоя: "Убью, да и только".

Зло уж очень сильно захватило меня. Ну, вот однажды вечером легла она спать, а я взял топор и пошел в ее комнату. Вижу, спит, я подошел к ней, в руках - топор... - рассказчик замолчал.

- Ну? - прошептал побледневший Даниил. Каторжанин тоже побледнел. Казалось, что этим разговором он нарочно растравлял свою сердечную рану. Глаза его ввалились еще глубже, и он острым, лихорадочным взглядом внимательно следил за Даниилом.

- Ну, я и замахнулся топором, трахнул ее в висок, она и не пошевельнулась... Очнулся я, да было уже поздно.

- И ты не чувствовал никакого страха?

- Ты говоришь о страхе? Да не только страх, меня колотило, как в лихорадке! Руки и ноги тряслись. Какой-то внутренний голос вот тут говорил мне: "Не делай этого греха!" - указал он на грудь.

Кандалы жалобно звякнули, и этот лязг больно отозвался в сердце Даниила.

Другие арестанты громко разговаривали, и никому не было дела до этого убийцы.

- Вот за это я и попал на каторгу, - тихо закончил он свою печальную повесть.

Арестант опустил голову на свободную руку и задумался. Лицо его выражало глубокую скорбь, взор впалых глаз был полон невыразимых страданий. Он сожалел о своем преступлении. Позднее раскаяние наполнило его грудь. Луч солнца, пробивавшийся в окно, казалось, ласкал его и хотел согреть бедное, измученное сердце и разогнать всю тоску в груди.

Какая громадная разница была между этими двумя арестантами, скованными одной цепью! Один - бодрый, уверенный, непоколебимый, смотрел на другого участливо, с нежной скорбью; тот же - болезненный, слабый, несчастный, измученный внутренними страданиями и лишениями, безнадежно ухватился за голову. В сердце первого светилась любовь Иисуса; в сердце второго было пусто и мрачно. Даниилу хотелось утешить его.

- Я прочту тебе из Слова Божьего, слушай: "Кто делает грех, тот от диавола, потому что сначала диавол согрешил. Для сего-то и явился Сын Божий, чтобы разрушить дела диавола".

Каторжанин вдруг выпрямился и замер в таком положении. Странная для него мысль осветила его ум и он, пораженный и удивленный ею, несколько времени оставался без движения.

- Я сын дьявола! Я сын дьявола! Я сын сатаны!.. - несколько раз повторил он.

Слезы показались на его глазах.

- Ты теперь, наверно, хотел бы увидеть свою мать? - спросил Даниил.

- Ах, если бы это было возможно! - застонал он. - О, если бы я мог ее видеть! Я попросил бы у нее прощения, и она простила бы меня, я знаю это... О, я - сын дьявола! Несчастный убийца!.. Кровь на моих руках!.. Господи, зачем Ты держишь меня на этом свете?.. Я отрекся от Тебя...

Сильные рыдания прервали его бессвязные восклицания. Давно накопившееся горе, скрываемое от насмешек сотоварищей, вырвалось наружу, и теперь ничем нельзя было остановить его. Он плакал, как маленький ребенок, и не стыдился своих слез.

- Ты хочешь быть прощенным? - ласково взял его за руку Даниил.

- Да... Но как я могу получить прощение? Такая милость для меня невозможна!..

- Почему же? Апостол Иоанн говорит: "Дети мои! сие пишу вам, чтобы вы не согрешали; а если бы кто согрешил, то мы имеем Ходатая пред Отцом, Иисуса Христа, Праведника; Он есть умилостивление за грехи наши, и не только за наши, но и за грехи всего мира". Не желаешь ли ты обратиться к этому Ходатаю, Который все наши грехи взял на Себя? Друг мой! Твоя мать была хорошая, и ты веришь, что она простит тебя, но взгляни на Того, Кто пострадал за твои и мои грехи, на любящего Иисуса. Он давно уже ждет тебя. Отдай Ему твое сердце! Послушай, что говорит Слово Божье: "Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную". Веришь ли ты этому?

- Да, да, я верю этому! Но помоги мне, поддержи меня! - шептал убийца.

- Я прочту еще о разбойнике...

Пироговский открыл в Евангелии текст, повествующий о примирении разбойника с Иисусом Христом, и начал читать. Каторжанин весь превратился в слух и жадно ловил каждое слово. Все вокруг затихли и прислушались к их разговору. Только шум колес нарушал наступившую тишину.

- Если ты обратишься к Иисусу, как это сделал разбойник, то Он и тебя примет и простит.

- Я хочу, очень хочу, - опять зарыдал матереубийца. - Но где и как я должен молиться?

- Господь говорит: "Где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я посреди них". Хочешь, мы здесь помолимся?

- Молись, молись за меня! - схватил он руку Даниила, и оба опустились на колени.

- Благодарю Тебя, Иисус Христос, - начал Даниил, - за то, что Ты дал нам возможность встретиться здесь. Благодарю Тебя, что Ты открыл этому бедному грешнику его погибельное состояние. Прости ему грех, убийство матери, омой и его Твоей святой Кровью!

- Господи, прости меня!.. - громко рыдал каторжанин. - Ты мой Ходатай, Ты простил когда-то разбойника, прости и меня! Омой меня Твоей святой Кровью!.. Дай мне мир в сердце...

Конвойный побежал за старшим и показал ему на молящихся, которые продолжали стоять на коленях. Что они делают? Почему кричит этот каторжанин? Почему он так громко плачет?.. На их лицах было видно недоумение.

Не понимали эти люди слез каторжанина, хотя смутно чувствовали, что он оплакивает что-то уж очень дорогое для него. А каторжанин говорил, не умолкая, точно прорвавшийся поток.

Старший конвойный прислушался к его словам, понял его молитву и вдруг крикнул, обращаясь ко всем:

- Смирно! Встать! Шапки долой!..

Конвойные и арестанты встали. Часовые на дверях взяли сабли на караул. Все притихли. Два скованных человека продолжали молиться. Никто им не мешал. Все почтительно слушали.

Наконец они поднялись, обнялись и поцеловались. Еще одного

брата приобрел себе Пироговский! Он забыл про свои страдания и лишения, и радостью наполнилось его сердце.

- Давно вы знакомы друг с другом? - спросил старший, присаживаясь рядом.

- Здесь, в вагоне, я узнал его, когда нас сковали, - радостно ответил Даниил.

- Это удивительно! - пожал плечами старший.

- Для Господа все возможно!

Но ему не пришлось много говорить с ними, потому что поезд подходил к Варшаве. Арестантский вагон дальше не шел.

Даниил думал, что ему еще придется побыть вместе с новым братом и он успеет укрепить его в вере, но вышло совсем не так. По приходу в тюрьму их разлучили. Даниила препроводили в губернскую тюрьму, а каторжанина оставили на сборном пункте. Это очень огорчило их.

На прощанье они обнялись. Даниил благословлял его, а тот горько рыдал у него на груди. Надзиратели развели их в разные стороны: Пироговского повели к темной карете, ожидавшей около ворот. С ним посадили пять человек. Дверь захлопнулась, и они поехали неизвестно куда. Только шум на улице говорил им, что они едут по городу. Они никого не видели, и темная карета скрывала их от взора других.

"Вот я и в Варшаве,- вздохнул Даниил.- Пройден трудный путь. Освободят ли меня здесь или повезут дальше куда-либо?.. Какое распоряжение будет от губернатора?.. Придется еще, наверно, много просидеть, но за все слава Богу!.. Мой труд не напрасен - три души обратились к Нему. До сих пор Господь хранил меня и дальше не покинет. "Мой Бог - скала, сокрыт в Нем я, покров во время бури"", - вспомнил он одно из стихотворений и радостно улыбнулся.

Три недели просидел Пироговский в Варшавской тюрьме. Приближался праздник Рождества Христова, а ответа от губернатора все еще не было. В общей камере, где поместили его,

было много народу. Большая часть арестантов - поляки, народ горячий, самолюбивый, нервный. Но Даниил сошелся и с ними. Они уважали его за ровный характер и умные речи. Слушали его охотно, хотя не со всем соглашались. Тюремный начальник отобрал у него Евангелие, и он часто скучал без любимой книги, из которой черпал так много утешения.

Пироговский знал многие места на память и постоянно пересыпал свою речь стихами из Евангелия. И все-таки он чувствовал себя гораздо сильней, когда держал Евангелие в руках.

- Вы верите, что Бог есть? - спрашивал его один из арестантов.

- Да, - спокойно отвечал он.

- Откуда же вы это узнали?

- Мне говорит об этом мой внутренний голос, рассказывает Библия и повествует все мироздание.

- Почему же мне ничего такого не говорит внутренний голос?

- Потому что вы мудрствуете, хотите все разобрать своим умом, а это вам не удается; ибо, что же это за Бог, если я могу разобрать Его по частям? Он непременно должен стоять выше моего ума. Вот поэтому Бог вашу мудрость и превращает в безумие, так что вы в конце концов отчаиваетесь. Я слышал про одного человека, который хотел понять все мировые вопросы так, чтобы мог все разъяснить себе и людям. Вот он однажды шел по берегу моря, погруженный в свои размышления. На берегу же один мальчик выкопал небольшую ямку и переливал туда чашкой воду из моря. Этот человек остановился и спросил: "Что ты делаешь?" - "Хочу море перелить в ямку", - невозмутимо ответил тот и продолжал работу. "Вот глупый мальчик!" - подумал этот господин и пошел дальше. Вдруг он остановился и ударил себя рукой по лбу: "А я разве не глупец?! Ведь я тоже хочу всю глубину премудрости Божьей перелить в свою маленькую "коробку"". И с тех пор он преклонился перед премудростью Божьей и пил ее, как воду, досыта.

Арестанты рассмеялись и разошлись по разным углам. Другой раз к нему пристал еще один заключенный с вопросом:

- Скажите, пожалуйста, как это могло быть, что Бог один, и в то же время Он явился людям в трех лицах. Этого я никак не понимаю.

- А вы понимаете, как это вода превращается в пар и может сделаться твердым льдом?

- Гм! - выпустил тот и отошел...

Перед праздником в тюрьме топили баню для служащих, а потом и для арестантов. Для этого несколько человек носили дрова и воду. Среди работавших был и Пироговский; он усердно носил дрова.

Заведующий хозяйственным отделом, старший надзиратель, спросил Даниила:

- За что сидишь?

- За проповедование Слова Божьего.

- Значит, ты штундист?

- Нас называют так в народе, но я христианин, баптист.

- А, знаю вас! Когда я жил в Могилевской губернии, там тоже встретил таких, как ты, и указал начальству на три семейства, которых потом и выслали, - похвалился он.

Даниилу не понравилось его хвастовство.

- Горе вам, вас покарает за это Господь! - обличил он надзирателя.- Вы думаете, что причинили им зло? Нет, этим вы принесли им большую радость, потому что верующий только радуется, когда его гонят за Христа! Так и в Евангелии написано.

- Подожди-ка, я сейчас принесу Евангелие...

- Вот, - возвратившись через несколько минут, подал он Пироговскому большое Евангелие.

- Откройте пятую главу Матфея и прочтите с первого до шестнадцатого стиха.

Тот открыл и стал читать.

- Да, это верно,- сказал он, немного подумав.- Я сделал большое зло. "Блаженны вы..." Гм... да... да!..

- Если вы раскаетесь, то Господь простит вас. Вы помните, как жители Иерусалима, слушая проповедь Петра, обратились к нему с вопросом: "Что нам делать, чтобы спастись"? Он сказал им: "Покайтесь и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа, для прощения грехов, и получите дар Святого Духа".

- Простит ли меня Бог?

- Простит, конечно, простит! Когда один тюремный страж, подобный вам, заковал Апостола Павла и Силу в колоду, они пением хвалили Господа. Вдруг в полночь сделалось великое землетрясение, двери открылись, колоды упали, и все узники могли бы убежать. Но они этого не сделали. Когда страж вошел в тюрьму и, увидев двери открытыми, выхватил меч, чтобы убить себя, думая, что все разбежались, Павел сказал ему: "Не делай себе зла, все мы здесь". Страж удивился тому, что эти люди так дружелюбны к нему и, упав к их ногам, закричал: "Что мне делать, чтобы спастись?" Павел ответил: "Веруй в Господа Иисуса Христа, и спасешься ты и весь дом твой!" Эти слова касаются и вас. Если будете веровать, как поверил тюремный страж, то спасетесь и возрадуетесь. Когда страж уверовал, то принял Павла в свой дом... Уверуйте и вы, и когда сосланные услышат, будут радоваться еще больше.

Даниил воодушевился, глаза его горели, и, казалось, что этот, совершенно незаметный человек стал выше, и каждое его слово, как стрела, глубоко врезалось в сердце надзирателя.

Подошедший дежурный сообщил, что баня готова.

- Пойдем со мной, - позвал надзиратель Даниила.

После бани Даниил пил у него чай и много говорил о любви Иисуса Христа. Между ними установилось дружелюбное отношение. Исчезла разница между начальником и арестантом. Как равные, даже больше - Пироговский как учитель - они долго беседовали.

Удивительное происходит с людьми, когда они покоряются Евангелию! Забывается разница в положении, умственных способностях. Люди видят только свои сердца, которые одинаково порабощены греху, и между ними нет никакой разницы.

Даниил радовался, что он не без пользы проводит время.

Уже прошло два дня праздника. Настроение тюрьмы было таким же, как всегда. Разве только в пище чувствовалось небольшое улучшение.

Наступил вечер. Пироговский лежал на нарах вместе со всеми арестантами. Небольшая лампа бросала слабые лучи, так что можно было рассмотреть лица, находящиеся вблизи, остальное - и люди, и предметы - тонуло во тьме. В воздухе плавали облака табачного дыма; дышалось трудно. Слабые звуки голосов пропадали в пространстве, и только отдельные возгласы нарушали общую тишину. Постепенно и этот гул стих: тюрьма засыпала. Только страдавшие бессонницей лежали с широко открытыми глазами и думали свою тяжелую думу. Даниил тоже вспомнил про свою семью: как там живет жена и дети? Он верит, что Господь хранит их...

Незаметно Пироговский заснул. Ему приснилось, что он находится в пустой комнате. Совершенно чистые стены, потолок и пол. Даниил в недоумении смотрит по сторонам: зачем он попал сюда? Попробовал открыть дверь, но она оказалась запертой. Вдруг он услышал шум приближающихся шагов - кто-то медленно подходил. Он отошел в сторону и стал ждать. Дверь отворилась, и в проеме появилось странное существо, похожее на обезьяну. Лохматая шерсть казалась совершенно выцветшей, желтовато-серой. На трех лапах обезьяна двигалась к Даниилу и, оскалив зубы, казалось, что-то говорила, но слышен был только писк. Пироговский испугался и, беспомощно озираясь, прижался к стене. Вдруг в одном углу он заметил старый ржавый меч. С радостью он схватил его и бросился на обезьяну. Она жалобно завизжала и выбежала из комнаты. Дверь хлопнула, и... он проснулся. Холодный пот выступил на лбу.

"Что за странный сон? - подумал он.- К чему эта обезьяна?" Кругом было тихо, только некоторые из спящих изредка кашляли и бредили во сне. Вдруг ему показалось, что кто-то произнес:

- Даниил!

Он сел и тревожно осмотрелся кругом. Все спали. "Наверно, мне показалось", - подумал он и лег спать.

- Даниил! - снова прозвучало в ушах. Он затаил дыхание и прислушался. Тихо.

Вот один арестант повернулся на другой бок, а в дальнем углу другой сказал что-то во сне.

- Даниил! - в третий раз послышался тот же голос.

"Кто зовет меня? - встревожился Пироговский.- Все, кажется, спят? Откуда этот голос? Как он, однако, похож на тот, который звал меня в мастерской! Наверно, меня не оставят в Варшаве, а погонят дальше. Я готов, Господи, да будет во всем воля Твоя!"

Помолившись, он через несколько минут снова заснул.

Утром, после чая, его неожиданно потребовали в контору.

- Надо одеваться? - спросил он.

- Нет, не надо.

Его привели в небольшую комнату. Здесь не было никакой мебели, кроме письменного стола и этажерки с книгами. Не успел он еще как следует оглядеться и приготовиться к встрече, как открылась дверь и на пороге появился дряхленький, маленький, сморщенный старичок. Он старался придать своему лицу приветливое выражение и, слащаво улыбаясь, с низкими поклонами подходил к Пироговскому.

- Здравствуйте, дорогой мой, здравствуйте, милейший Даниил Мартынович! - заговорил он, протягивая к нему руки.- Я принес вам радостную весточку, так сказать, ангелом мира пришел к вам. Вы сегодня же отправитесь обратно к своей дорогой жене и милым деткам, с которыми вас уже никто и никогда не разлучит. Только, дорогой мой, покайтесь, оставьте ваши заблуждения, которые, по-моему, ничто другое, как только бредни. Мы вас поставим миссионером во всей России и ваших детей на казенный счет отдадим в школу. Вернись в лоно скорбящей церкви, заблудший сын!..

Он протянул руки, желая принять Пироговского в свои "пастырские" объятья. Но Даниил не двигался с места.

"Вот он, сон наяву, - работала его мысль. - Как это все противно! Но где же меч, которым я мог бы прогнать этого старика отсюда? Господи, помоги мне!"

Случайно взор его упал на этажерку, и среди книг он заметил старое, истрепанное Евангелие. Сердце его радостно забилось. Даниил быстро подошел к этажерке, взял книгу и открыл. Взгляд его упал на слова, которыми он и решил отразить врага.

- "Это - безводные источники, облака и мглы, гонимые бурею: им приготовлен мрак вечной тьмы. Ибо, произнося надутое пустословие, они уловляют в плотские похоти и разврат тех, которые едва отстали от находящихся в заблуждении; обещают им свободу, будучи сами рабы тления; ибо, кто кем побежден, тот тому и раб", - прочитал он громким голосом, устремляя на старика негодующий взор.

Всякая елейность вмиг спала с его лица - оно начало судорожно подергиваться, глаза засверкали бешенством.

- Надзиратель, сюда! - закричал он и выскочил из комнаты.

Прибежали несколько человек и, ничего не понимая, столпились у двери. Пироговский же спокойно стоял на прежнем месте и держал в руках Евангелие.

- Как вы смели дать ему эту книгу? - закричал старик, указывая на Евангелие.

- Никто ему не давал этой книги,- возразил надзиратель.

- Я буду жаловаться начальнику, доложу губернатору! - возмущался тот, шагая по коридору.

Узника отвели обратно в общую камеру. Через час пришел надзиратель и объявил:

- Пироговский! За оскорбление должностного лица вас велено посадить в холодный карцер на пять суток!

- Да будет воля Господа! - заметил Даниил, пожимая плечами, и, захватив шубу, отправился в карцер.

Этот карцер ничем не отличался от Брест-Литовского: такой же маленький, грязный, холодный и сырой.

Служитель Христа за чтение Евангелия попал в карцер! Не насмешка ли это? Как велика тьма! "Если Меня гнали, будут гнать и вас", - говорил Христос, и это верно. Истинные поклонники Божьи будут всегда гонимы.

Давно уже Даниил не имел такого места, где мог бы побыть наедине с Богом. И теперь пять суток он может молиться своему Господу! Какое славное место для молитвы! Глаз не может остановиться на каком-либо привлекательном предмете, ухо не потревожит посторонний звук. Все стремления души могут направиться только к Богу. И этот бедный узник, встретивший так много препятствий в своей жизни, оставался твердым, черпая силы в молитве.

Загремел замок, открылась дверь, и надзиратель подал Даниилу назначенную порцию - фунт хлеба и кружку воды.

Через некоторое время опять открылась дверь и перед удивленным и обрадованным Пироговским появился заведующий хозяйственным отделом - тот самый, с которым он так дружески беседовал в бане. В руке он держал завернутый в бумагу пакет, в котором оказался большой кусок зажаренного гуся и белый хлеб.

Все пять дней этот добрый человек приносил ему хорошее кушанье, и если бы карцер не был так холоден, то Даниил лучшего и не желал бы. Он терпеливо дождался конца наказания и опять вернулся на прежнее место. Арестанты всячески высказывали перед ним свое уважение и наперебой старались услужить ему.

Наконец от губернатора пришло распоряжение отправить Пироговского в город Плоцк.

Опять Даниилу Пироговскому приходилось идти навстречу различным трудностям и неожиданностям, но он не унывал. Бодрость духа не покидала его, и только организм его немного ослаб, истощал от плохого питания и дурного воздуха...

Вот уже третий день идет он под конвоем стражников, в ручных кандалах. Восемьдесят верст прошли они от Ново-Георгиевской крепости, и еще осталось около пятидесяти верст.

Свежий, морозный воздух ободрительно действовал на Даниила, и он весело шел вперед. Дорогой он говорил то с одним, то с другим из стражников и простыми словами будил в их сердце сознание, что они, хотя и называются христианами, на самом-то деле очень далеки от Бога. Его открытое, доброе лицо и приятный голос привлекали к нему людей. Притом, редко кто знал так хорошо Евангелие, как он, и это было большим преимуществом в глазах окружающих. Хотя они и не знали хорошо содержания Библии, но всегда относились к ней с уважением. Многие из-за такого уважения боятся даже читать эту святую книгу, думая, что все равно не понять им написанного в ней, потому что Бог открывает Свое Слово только угодным Ему людям. По словам же Даниила, выходило, что каждый человек может и должен исследовать Писание. Некоторые стражники решили приобрести Евангелие и читать его.

Дорога то подымалась вверх, то спускалась вниз, заворачивала то вправо, то влево и, как речка, бежала вперед. Ослепительно-белый снег, сверкающий и переливающийся всеми цветами радуги блистал при солнечном свете подобно изумруду.

- Вы знаете, что может быть белее снега? - обратился Даниил к конвойным.

- Нет.

- Царь Давид говорит: "Омой меня, и буду белее снега". Если Иисус Христос омоет наше сердце Своей драгоценной Кровью, то оно станет белее снега...

Иногда они останавливались в селениях и отдыхали, а потом двигались дальше. Конвойные много курили. Пироговский указывал им на то, как порабощена воля человека, что даже такой пустяк, как табак, владеет им.

- Бог, наверно, не знал, как сотворить человека? - спросил он курящих.

- Как так? - удивились они.

- Да очень просто! Мы видим, что дома имеют трубы для дыма, паровозы тоже, а человеку Бог не устроил трубы в голове для табачного дыма, и он, как курная хата без трубы, пускает его через рот и нос.

- И то правда! - согласились они.

- Что правда? Вот из этого мы и видим, что Бог не хочет, чтобы мы курили.

Они молчали.

Поздно вечером пришли они в город и, усталые и измученные, легли спать в участке. Утром Пироговского повели к губернатору. Их встретил правитель канцелярии.

- Снимите с него наручники,- приказал он.- Точно каторжника привели вы сюда.

Даниилу освободили руки.

- Подождите здесь, - обратился правитель к нему, - скоро выйдет губернатор.

- Но мне очень кушать хочется, - заметил Даниил. - Со вчерашнего дня я еще ничего не ел.

- Тогда возьмите вот тридцать копеек и сходите на базар, купите себе что-нибудь, только поскорей,- подавая деньги, сказал он.

Даниил ушел и, хорошо поев, вернулся обратно.

- Идем к губернатору, - увидев его, позвал правитель. - Когда он поздоровается с вами, отвечайте: "Здравия желаю, Ваше Превосходительство!"

В кабинете их ожидал губернатор, уже пожилой человек, похоже, немец, с симпатичным, добрым лицом.

- Здорово, Пироговский! - громко сказал он.

- Здравия желаю, Ваше Превосходительство! - по-солдатски ответил Даниил.

Правитель повернулся и вышел.

- Скажите мне, какого вы звания? - спросил губернатор.

- Я крестьянин.

- Где вы получили образование?

- Учился я сам, в школу не ходил и только на военной службе немного подучился читать и писать.

- Ваше вероисповедание?

- Евангельский христианин-баптист.

- Но ведь баптисты - это немецкая вера!

- Не знаю я, немецкая это вера или нет. Первый раз от вас слышу. Когда я начал читать Евангелие и нашел там, что Иисус Христос любит всех и пострадал за всех людей, но жизнь вечную получают только верующие в Него, то и я принял Его как Своего Спасителя, нисколько не думая, что Он принадлежит только немцам. А если и так, то я охотно присоединяюсь к немцам, лишь бы не разлучаться со Христом. Когда я читаю слова Христа: "Исследуйте Писания, ибо вы думаете чрез них иметь жизнь вечную; а они свидетельствуют о Мне", то я делаю заключение, что Слово Божье для христианина, а христианин для славы Господа. Притом Апостол Павел говорит: "Ибо вы куплены дорогою ценою..."

- А вот я апостольским посланиям не верю, а Евангелию верю,- неожиданно сказал губернатор.

- Если вы не верите всему Слову Божьему, то попадете прямо в ад.

- Почему?

- Потому что мы должны верить "слову их".

- Откуда вы это взяли?

- Прочитайте вот это, - открыл Даниил большое Евангелие, которое еще при входе заметил на этажерке.

Губернатор громко прочитал:

- "Не о них же только молю, но и о верующих в Меня по слову их: да будут все едино; как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, - да уверует мир, что Ты послал Меня".

Начальник губернии и служитель Христа стояли друг против друга. Даниил смотрел на него, а он опустил голову и задумался.

- Вы убедили меня... я теперь верю и апостольским посланиям, - подымая голову, сказал он. - "Верующих в Меня по слову их..." - медленно произнес он. - Удивительно, сколько раз я читал это место и ни разу не пришло мне в голову, что послания Апостолов и есть именно их слово!

- Я очень рад и благодарен Господу, что Он открыл вам это. И все же мне хочется, чтобы вы верили всему пророческому слову. Прочтите еще вот это место,- указал Даниил.

- "О, несмысленные и медлительные сердцем, чтобы веровать всему, что предсказывали пророки!" - громко прочитал губернатор и остановился.

Сильное волнение охватило его грудь. Эти слова задели его за живое. Он отвернулся к окну, и Пироговскому показалось, что на его глазах заблестели слезы. Но это было только одно мгновение, и через минуту губернатор опять спокойно продолжал с ним разговаривать:

- Вы будете жить в посаде Вельске, в шестнадцати верстах отсюда.

- Позвольте мне остаться здесь, в городе, - просил Даниил. - Здесь я смогу заработать себе кусок хлеба.

- Нет, не могу,- решительно отказал губернатор.- Здесь стоят солдаты, и вы, наверно, начнете среди них работать; способность-то у вас есть. Лучше отправляйтесь в Вельск и проповедуйте там евреям и полякам сколько вашей душе угодно.

Пироговский поблагодарил и раскланялся с губернатором.

У правителя бумага была уже готова, и он направил Даниила в полицейское правление.

- Наш исправник - немец, - заметил по дороге проводник, - а начальник стражи - православный, но человек добрый.

Пироговский запомнил эти сведения. Он шел и рассматривал все по сторонам. Наконец-то он прибыл в Плоцк - еще немного формальностей, и он свободен!

Жители города спешили по своим делам, и никто не обращал внимания на одинокого ссыльного. Польская речь резала ему слух, хотя, находясь в Варшавской тюрьме, он успел уже немного привыкнуть к польскому языку. Снег приятно скрипел под ногами и, как бы ободряя его, наигрывал одно и то же: "Будь бодр! Будь бодр!.. Будь бодр!.."

В полицейском правлении они застали обоих начальников, которые сидели за столом и мирно беседовали.

- Ваше благородие, - прервал их разговор вошедший дежурный, подавая бумагу, - там привели Пироговского, чтобы отправить его на место жительства.

- Веди его сюда, - распорядился начальник стражи. Даниил вошел и вежливо поклонился. Одно мгновение они молча рассматривали его. Он не опускал глаз, а спокойно ожидал, что они скажут. После такого хорошего разговора с губернатором, он почувствовал, что тот заступится за него в трудную минуту. Исправник прищурил глаза и насмешливо смотрел на борца за веру. Ему вздумалось посмеяться над ним, и он заговорил первым.

- А скажи, любезный, почему ты оставил православную церковь и перешел в баптисты?

- Я никуда не переходил, а только поверил словам Евангелия, - тихо, но твердо ответил Даниил.

Он почувствовал, что этот человек хочет нанести ему неприятность, и насторожился.

- Ха-ха-ха, - захохотал тот вдруг. - Какая же тебе, любезный, из того польза, что ты поверил Евангелию, а?.. Только и всего, что тебя за это гонят.

- Евангелие говорит об Иисусе Христе, а Он предупреждал Своих последователей: "Если Меня гнали, будут гнать и вас",- спокойно, не спуская с него глаз, ответил Даниил.

При первых словах исправника начальник стражи опустил голову и все время молчал.

- Ха-ха-ха, вот так апостол, посмотрите на него! Ха-ха-ха... - продолжал он смеяться неизвестно чему.

Его лицо покраснело от натуги и тучный живот колыхался в разные стороны.

- Да, я апостол, но меня удивляет, что вы, будучи немцем, смеетесь над верой, которую губернатор назвал немецкой,- спокойно заметил Пироговский.

- Как! Кто тебе сказал, что я немец? Откуда ты это узнал? - закричал он, вскакивая со стула.

- Это уж так Господь устроил.

- Глупец тебе сказал это, а не Господь.

Он перестал смеяться и забегал по комнате из угла в угол. Даниил следил за ним глазами. Видно было, что от этого человека нельзя ожидать ничего хорошего.

- Ошибаетесь! - возразил Пироговский.- Кто имеет общение с Господом, тот не слушает глупцов, а кто не знает Бога, смеется над Ним, тот безумец, и Господь далек от таких гордецов. Апостол Петр говорит о таких людях: "Тот слеп, закрыл глаза, забыл об очищении своих грехов..."

- А вот и апостольский разговор, - прервал его тот. - Ну ладно, отправляйся в Вельск, да смотри мне, если вздумаешь там проповедовать, то я тебя загоню дальше,- погрозил он пальцем.

- Скажите, пожалуйста, кто из вас старше: вы или губернатор? - смело спросил Даниил.

Крик исправника и бессмысленный смех возмущал его.

- Конечно, губернатор.

- Тогда я вас не боюсь, потому что мне губернатор разрешил проповедовать там всем.

- Слышите? Слышите? - обратился он к начальнику стражи.- Посмотрите на него, он меня знать не хочет! А?

- Хе-хе-хе! - засмеялся тот.

Он был доволен поворотом дела и в душе хвалил Пироговского за то, что остановил смех обрусевшего немца.

- Ну иди, я с тобой еще разделаюсь, - пригрозил исправник. - Полицейский! Возьми его и веди в Вельск, только смотри в оба, чтобы он не сбежал!

- Напрасно вы даете такое приказание, - возразил Даниил. - Меня правитель отпускал одного на базар, а вы боитесь, чтобы я не сбежал.

- Ну ступай, ступай, нечего здесь разговаривать!

Пироговского повели. Мытарства утомили его, и он радовался, что скоро освободится и отдохнет душой. Чувствуя в каждом, допрашивающем его, своего врага, он всегда внимательно следил за ответами и старался наперед отгадать их замысел. На всех допросах он держал себя спокойно, вежливо, но потом нервы его не выдерживали и он болел душой.

"Удивительный этот немец, - думал Пироговский, шагая с сопровождавшим его городовым.- Почему он такой злой? Почему смеялся над верой в Господа? Странно, очень странно!.. Ну уж простительно русскому, который живет в неведении и совершенно погряз в наружном служении Богу и внутренней грязи греха. А то - немец, человек просвещенный, ученый! Удивительно! Тяжело на душе, точно он ушат помоев вылил на меня. Видно, все люди равны без Господа, и если Слово Божье не коснется сердца человека и не возродит его, то он останется груб и дерзок. Только разница в том, что один выражает свою грубость в более утонченной, облагороженной форме, а другой - в более откровенной...

К вечеру они подходили к небольшой деревушке Вельску. Грязным пятном казалась она издали, точно пролитые чернила на чистой бумаге. Небольшой ветерок доносил оттуда лай собак. Неприветливо выглядывали домишки, разбросанные без всякого порядка. Маленькие, низенькие, с крохотными окнами, они наполовину были засыпаны снегом. Очень редко попадались лучше устроенные дома, говорящие о зажиточности их владельцев. Одиноко возвышался заостренный купол костела, как бы тяготящегося своим сиротливым положением. По пути они встретили несколько лавочек с польскими вывесками и наконец подошли к полицейскому правлению.

В приемной было невыразимо грязно; табачный дым прокоптил всю комнату, и когда-то белые стены и потолок стали желтовато-серыми.

Шестидесятилетний писарь, из православных, внимательно прочитал поданную ему бумагу, причем долго протирал очки, прежде чем начал читать, а потом поверх очков начал рассматривать Пироговского.

- Кхе-кхе, - начал он, смеясь и кашляя. - Видно, понравилось вам всегда кушать мясо по-немецки? Кхе-кхе, вот подождите, здесь узнаете, как надо жить, когда и хлеба не хватит и негде будет достать.

- А вы разве здесь без хлеба живете? - весело спросил Даниил.

- Кхе-кхе, что вы со мной равняетесь, я получаю жалованье, а вы что?

- Только и всего? Чем же вы лучше меня? Вы получаете жалованье, и мне Господь дает средства; вы получаете от людей, а мне дает Царь царей, Который может сделать богатого нищим и наоборот.

- Кхе-кхе, ну ладно, посмотрим!

Писарь записал его имя в особую книгу и проговорил:

- Можете идти. Из поселка не имеете права выходить, здесь же живите, где вам угодно.

- Вы говорите, что я могу жить, где хочу?

- Да.

- Тогда я остаюсь здесь и никуда не пойду.

- Нет, здесь нельзя.

- Почему же? Исправник послал меня сюда, а вы, если имеете где-либо квартиру, то укажите.

- Отведи его к тем двум православным,- обратился писарь к мальчику.

Пироговский взял свои вещи и пошел за мальчиком.

На улице стало совсем темно. Ни одного человека не встретили они по дороге, и только собаки провожали их громким лаем из-под ворот.

Наконец они подошли к одному дому, вошли во двор и мальчик указал ему на сарай, в котором один конец был приспособлен для жилья.

Даниил направился в одинокую хатенку и остановился, оглядывая ее.

Около небольшой печки сидел худенький мужичок и старательно раздувал огонь. Но сырые дрова только дымили. Кроме печурки, около окна стоял стол, грубо сколоченный из досок, потом, ближе к печке,- кровать и недалеко от двери - плотничий верстак. На стене висели пилы, топоры и другие инструменты. Около стола стоял единственный табурет.

- Здравствуй, друг! - громко сказал Пироговский. Хозяин вскочил и, широко раскрыв глаза, смотрел на него.

Он очень удивился, услышав русскую речь.

- Можно мне будет у вас переночевать?

- Можно, отчего не так? Только у нас очень холодно, - быстро проговорил он.

- Ничего, я из России, а русскому холод служит для здоровья. Притом вместе мы как-нибудь согреемся.

Даниил разделся и положил шубу на верстак.

- У меня есть еще товарищ, но он теперь уехал в лес за досками. Мы, значится, бондари... Что-то его до сих пор еще нет! А, вот и он... - прервал мужичок свой рассказ, указывая на вошедшего.

Они вышли, чтобы сложить привезенный лес. Через несколько минут мужчины вернулись, и приезжий поздоровался с Даниилом.

- Егор, приготовь-ка чайку, а я сбегаю в лавочку за хлебом,- распорядился прибывший и ушел.

Когда чай был готов и они уселись вокруг стола, Пироговский обратился к ним:

- Позвольте мне помолиться Господу.

- Можно, можно, - согласились они.

Они преклонили колени, и Даниил поблагодарил Бога за охрану в пути, за встречу с этими людьми, за то, что они преклонили вместе с ним колени. Он просил благословения на предстоящую жизнь в этом местечке, на свою работу для славы Господа, а также просил духовных сил, чтобы привлечь многих грешников к Иисусу, чтобы Дух Святой коснулся их сердец и возродил их для новой жизни, в том числе и его новых друзей.

Ссыльные поднялись с колен и поцеловались с Даниилом. Оказывается, они были знакомы с верующими и очень обрадовались, когда узнали, что и он таков.

За чаем они рассказали Пироговскому о себе. Из их рассказа Даниил заключил, что они принадлежат к секте хлыстов, потому что отвергают брак и не едят мяса, считая это грехом. Потом Даниил объяснил им, кто он, и рассказал некоторые события из своего странствования по тюрьмам.

- Теперь мы поговорим на основании Слова Божьего о ваших взглядах,- сказал Даниил.- Вы говорите, что нельзя жениться и выходить замуж, но таким суждением вы противоречите Библии. Мы знаем, что Бог благословил мужа и жену. Иисус Христос в Кане Галилейской тоже благословил брак, и Апостолы много говорили об отношении мужа к жене и семейной жизни. Потом о мясе мы знаем, что когда три странника пришли к Аврааму в гости, то он зарезал теленка и подал им; также и пророку Илии ворон носил в пустыню хлеб и мясо; а когда блудный сын вернулся домой, то отец тоже заколол откормленного теленка.

Они задумались.

- Да, это так! Мы действительно заблуждались, и страдания наши вовсе не за Христа! Как жаль!.. - искренно сожалели они.

Время быстро летело, и в задушевной беседе они просидели за полночь. Чай давно уже остыл, а они продолжали вспоминать прошлую жизнь.

- Сегодня в России последний день старого года, завтра начнется новый,- заметил Пироговский. - Но как счастлив тот, в чьем сердце настала новая жизнь, и как радостно такому человеку, потому что она продолжается не только здесь, но и в вечности...

Уже петухи возвестили о том, что прошла полночь, и густая тьма превратилась в сероватый мрак, а они все еще разговаривали. Оторванные от своих семейств, загнанные в глухой уголок чужой земли, они радовались в своем уповании и скорбели о своих гонителях, которые гнали их, может быть, и по неведению!

Даниил вспомнил встречу Нового года, когда он был еще неверующим. В шумной компании, за целой батареей бутылок, полупьяный, с раскрасневшимся лицом, высоко подняв рюмку с вином, он кричал: "С Новым годом! С новым счастьем!.."

А теперь... он другой человек, преследуемый, в изгнании, но счастливый, бесконечно счастливый сознанием своей новой жизни и преданности Иисусу Христу. Не с рюмкой в руках, а с молитвой на устах встречает он Новый год и доверчиво отдается в руки своего Спасителя.

Утром пришел местный урядник и вызвал одного из мужичков.

- Ты смотри мне, не слушай этого ссыльного! - приказал он.

- Мы его не слушаем, а слушаем Евангелие, которое он нам читает.

- Ну, то-то! - пригрозил он.

- Зачем он вас звал? - спросил Даниил.

- Предупреждал против вас.

- Почему же так? - удивился он.

- Видите-ли, мы раскаялись в своем заблуждении и подали ему прошение об освобождении. Он это прошение послал министру внутренних дел, и нас уже призывали в церковь каяться, так что нас скоро отпустят. Вот он и боится, чтобы мы не совратились опять, - покраснев, говорили они.

Даниил промолчал.

Пироговский остался жить вместе с двумя сосланными. Он присматривался к их работе и помогал им, чем только мог. Действительно, жизнь в Вельске была очень тихая. Трудно было найти какую-либо работу. Жители, поляки и евреи, сами сидели без дела и кое-как сводили концы с концами. У Даниила было еще немного денег, и он тратил их понемногу на свои нужды; источника же для добывания средств он не находил. Притом ему трудно давался польский язык; местные же совсем не говорили по-русски.

Однажды он пошел в лавочку за покупкой. Обычно он предварительно спрашивал у своих соседей название той или другой вещи. В этот раз ему понадобился перец, название которого он не знал по-польски.

- Дайте мне на три копейки перцу! - попросил он. Ему подали кусок мыла.

- Нет, - покачал он головой, - перцу мне надо. Лавочник подал ему спички.

- Да нет, перцу мне, перцу!

Тот показал ему соль. Даниил пришел в отчаяние.

- Перец! - по складам говорил он и показывал, что будет очень горько, если его положить в рот, при этом он морщился и отплевывался.

Наконец лавочник понял, что ему надо, и подал перец.

Через месяц двух ссыльных товарищей Даниила освободили из-под надзора. Им разрешили уехать домой. Они оставили ему некоторые инструменты и уехали. При них Пироговскому жилось еще сносно, но когда они уехали, ему пришлось встретить много трудностей. Из дому он получал тоже не особенно радостные известия: семья его кое-как перебивалась, притом дети часто болели.

Из единоверцев же еще очень немногие знали о его ссылке, и едва ли кто вскоре мог прислать помощь. С каждым днем становилось все трудней и трудней. Даниил мог бы делать ведра, но у него не было денег, чтобы купить материал для этого. Приходилось выпрашивать работу у соседей.

Некоторые поляки звали его к себе и заставляли за 15 копеек в день молотить с утра до вечера, причем на эти же деньги он должен был и кормиться. Даниил радовался и этой работе, но вот зерно перемолотили, и он опять остался без дела.

Крещенские морозы давали о себе знать, и, чтобы согреться хотя немного, Даниил уничтожал небольшой запас дров. Еще на несколько дней дров хватит, а там, что Бог даст. Он часто в молитве просил у Господа помощи, и молитва укрепляла его...

Как-то Пироговский целый день проходил по Вельску, спрашивая работу, и к вечеру, усталый, голодный, замерзший, вернулся в холодный дом. Собрал последние дрова и затопил печку. Сегодня он еще ничего не ел, а в кармане - ни копейки. На полке он нашел маленький завалявшийся кусочек сахару и начал кипятить воду для чая. "Хотя бы кусочек хлеба остался где-нибудь",- подумал он, осматривая все углы. За топором он заметил сухую, заплеснелую корку хлеба, неизвестно как попавшую туда. Даниил очень обрадовался находке и, размочив в горячем чае, начал есть. Эта еда согрела и укрепила его. Поблагодарив Господа, он лег спать.

На другой день Пироговский поднялся рано: один еврей обещал ему дать работу на лесном складе. Еврей заставил его перенести под навес доски, пообещав за это 50 копеек.

Даниил принялся за работу, но через два часа усердного труда он почувствовал себя плохо,- силы изменяли ему, потому что он ничего еще не ел. Притом работа оказалась довольно трудной: доски тяжелые, примерзшие к земле; приходилось очищать снег. От сильного мороза руки застывали и деревенели. Он то и дело тер их и снова принимался за работу, но руки отказывались служить. Изнемогая, Даниил присел, чтобы немного отдохнуть. "Пойду-ка лучше попрошу у еврея копеек десять на хлеб, тогда дело пойдет веселей",- решил он.

Хозяин уехал куда-то, а его жена ничего не знала о работе Даниила и отказалась дать денег. Впрочем она дала ему кусок хлеба и два стакана чаю. Пироговский съел и пошел опять работать.

Мороз крепчал, ветер сильней трепал его одежду и забирался под самую рубаху. Ноги и руки закоченели, и к наружному холоду добавлялась еще и внутренняя слабость. С большим усилием кончил он работу и отправился за деньгами.

- Хозяин приедет только завтра, а без него я ничего не могу дать,- отказала жена еврея.

- Ну хотя бы 10 копеек! - попросил Даниил.

- Нет, не могу.

Пришлось без денег, голодному, идти домой. Печь топить было нечем, и Даниил решился пойти к хозяину.

- Дайте, пожалуйста, мне дровец протопить печь! - попросил он.

Тот не отказал.

В комнате стало тепло, и Пироговский почувствовал себя немного лучше, отогрелся, но слабость все-таки не покидала его. Ноги подкашивались, и он присел около горящей печи.

Долго смотрел он на пламя, улетев мыслями далеко отсюда. Огонь, превращая дрова в золу, вспыхивал в некоторых местах и как будто умирал, прощаясь с веселой жизнью и сожалея, что не может дальше согревать этого бледного, задумавшегося человека.

Голова Даниила отяжелела, мучительный голод терзал его. Придется ложиться спать не евши, однако, как это трудно! Голодная смерть!.. Да, может быть, сегодня ночью он больше не встанет с постели. Пироговский опустился на колени:

- Господи, если Ты желаешь, чтобы я умер голодной смертью, то да будет воля Твоя! Если же Ты хочешь, чтобы я еще жил, то пошли мне денег на хлеб. Аминь.

С трудом поднялся он с колен и, укрывшись шубой, лег в постель. Какое-то забытье нашло на него: он не мог дать себе отчета, спит он или нет.

Сильный мороз как бы пробовал, крепка ли избушка Даниила, и она потрескивала то здесь, то там. Полная луна заглядывала в верхнюю не замерзшую часть окна, любопытствуя, что делает там ослабевший узник.

А в это время к дому подошел высокий господин в длинной шубе. Хозяин указал ему квартиру Даниила. Он постучал. Услышав стук, Даниил очнулся и пошел отворять.

- Здесь живет Пироговский? - приветливым голосом спросил вошедший.

Даниил встрепенулся: в этом голосе ему послышалось что-то родное.

- Да, это я, - ответил он.

- Мы узнали, что вы сосланы, и Господь побудил братьев прислать вам сто рублей.

Радостное волнение охватило Даниила.

- Я сегодня просил Господа, чтобы Он прислал мне денег, слава Ему!.. Я по всему вижу, что вы брат во Христе, и поэтому поблагодарим Господа за Его любовь к нам!

Незнакомец и Даниил стали на колени. Пироговский с сияющими глазами поднял руки и заговорил с глубоким чувством благодарности. Гость тоже горячо славил Христа. Чудную картину представляли собой эти молящиеся: один - бледный, слабый, но воодушевленный, протягивает трясущиеся руки вверх, другой - сильный, хорошо одетый тоже склонил голову перед Богом.

Свет от зажженной лампы освещал их растроганные лица и мягко играл на убогой обстановке комнаты...

Они встали, и незнакомец, протянув Даниилу руку, поцеловался с ним.

- Я - проповедник, из немецких баптистов. Все братья сердечно вас приветствуют.

- Очень благодарен! - только и нашелся сказать Пироговский.

- Я не могу долго оставаться здесь, а то уйдет омнибус. К сожалению, должен спешить... Оставайтесь с Господом!..

Он еще раз поцеловал Даниила и ушел так же быстро, как и появился. А в сердце Даниила осталось такое впечатление, будто ангел слетел с неба, утешил страдальца и скрылся опять. Долго он стоял и смотрел на дверь, за которой скрылся дорогой гость. Сон это или действительность? Да, это правда! В руке он держал несколько бумажных кредиток. Господь услышал его молитву, и теперь денег хватит, чтобы начать работу. Как это все хорошо окончилось!..

Что-то стукнуло, и Даниил вздрогнул, оглядываясь, но все было тихо. Волнение постепенно улеглось, и он, совершенно ослабевший, заснул.

Рано утром Пироговский купил себе провизии, а также приобрел материал для работы.

Никогда еще он не делал деревянных ведер, и первое время только портил материал. За весь день он сделал всего одно ведро, но не унывал. Испорченные доски шли на топливо, а он продолжал стараться дальше. На другой день он сделал два ведра, на третий - пять. Через неделю Пироговский работал, как настоящий бондарь, и его произведения пошли в ход. Люди на базаре охотно покупали ведра.

Однажды утром почтальон принес Пироговскому письмо, которое немало ободрило его.

"Дорогой Даниил Мартынович! - прочитал он.- Ваши слова оправдались, и я очень-очень благодарен вам, что вы, встретившись со мной в Варшавской тюрьме, посоветовали мне отправиться к отцу. Действительно, он принял меня с распростертыми объятьями и простил мне все. Теперь я живу хорошо, мои родные рады, что я вернулся, и также благодарят вас. Сам Бог да благословит вас!"

Даниил несколько раз перечитал это маленькое письмо, и на лице его заиграла радостная улыбка. Это письмо напомнило ему дни, проведенные в Варшавской тюрьме.

Среди арестантов он познакомился с одним молодым человеком, которого арестовали за то, что он не имел паспорта. Он рассказал Пироговскому про свою жизнь. Ему очень хотелось побывать в других городах, но отец не пускал его и не давал денег. Сколько он ни просил, отец настаивал на своем. Тогда он украл у отца порядочную сумму и отправился путешествовать.

Скоро эти деньги разошлись, и ему грозило голодное бродяжничество. Он начал постепенно продавать одежду и нарядился в лохмотья. Однажды городовой схватил его и отправил в полицию. Паспорта у него не оказалось, и его посадили в тюрьму, чтобы потом отправить на родину. Но он боялся встретиться с отцом и потому называл ложные фамилии.

- Как твоя фамилия? - допрашивали его.

- Петров.

- А зовут как?

- Михаил Иванович.

- Где живут твои родные?

- В Киеве, - обманывал он.

Его отправили в Киев. Там не оказывалось его родных.

- Ты что же это врешь? - кричали на него.

- Я ошибся, - оправдывался он. - Меня зовут Ивановым Петром Михайловичем, и живу я в Ростове.

Везли в Ростов, и оказывалось, что он опять обманул. Таким образом он ездил с одного конца России в другой. В Варшавской тюрьме он уже сидел несколько месяцев. Его больше не возили, а наводили справки по указанным им адресам. Если бы он не боялся отца, то давно уже сказал бы настоящий адрес.

Даниил рассказал ему о блудном сыне, о его несчастном положении и об отце, который долго ожидал, не появится ли его сын. Он давно уже простил его. Сердце отца болело за сына... Может быть, он уже умер или лежит где-либо больной и всеми покинутый? Отец ведь хорошо знал, что денег ненадолго хватит ему. И он еще пристальнее вглядывался вдаль. А сын также страдал и боялся отца, думая, что он никогда не простит его. Наконец ему стало чересчур трудно. Голодная смерть грозила ему, и он решил идти к отцу, просить у него прощения. Когда он был еще далеко, отец увидел его и, несмотря на лохмотья, узнал и, совершенно забыв про свою старость, побежал навстречу. Сын, заметив бегущего отца, стал на колени, закрыл лицо руками и стал умолять его о милости... Каково же было его удивление, когда отец обнял его и поцеловал. Радость охватила его - он прощен! Отец все забыл и знал только одно, что сын был мертв и ожил, пропадал и нашелся!

- Так и тебя отец давно уже простил и с нетерпением ждет твоего возвращения,- закончил Даниил.

Молодой человек послушался совета Пироговского и в тот же день сказал свою настоящую фамилию и правильный адрес...

Теперь он пишет, что отец действительно простил его и обрадовался его возвращению.

Уже около трех месяцев прожил Даниил в Вельске, но сегодня он особенно радовался. На сердце его стало легко, и он весело принялся за работу.

К нему ходили заказчики-поляки, и он при удобном случае всегда говорил с ними о Христе и читал им Евангелие. Они внимательно слушали. Никто из них не знал содержания этой книги, потому что католическая церковь запрещает иметь таковые.

Местный ксендз, заметив влияние Даниила на прихожан, предупреждал их, чтобы они поменьше разговаривали с ним. Но они все-таки продолжали ходить к нему, какая-то непонятная сила влекла их к Пироговскому. Тогда ксендз в воскресенье, в костеле, во время службы, торжественно предал Даниила анафеме и запретил сообщаться с ним. Это проклятие подействовало на темных людей: они перестали говорить с ним, избегали встреч и не подавали ему руки. Даже хозяин дома, бывший всегда очень любезен с Даниилом, под влиянием проклятия хотел отказать ему в квартире. Пироговский обратился за советом к начальнику почтового отделения, с которым подружился. Тот переговорил с хозяином, и квартира осталась за Даниилом.

В последнее время многие поговаривали об отношении начальника почты к Пироговскому. Они замечали, что Даниил ходил к нему на квартиру, а также видели начальника у Пироговского. Эти два человека часто беседовали на различные темы из Слова Божьего, молились вместе и чувствовали себя после таких бесед укрепленными в вере. Ксендз восстал также и против начальника, говоря, что тот отвергает святую церковь, святого папу и многое другое. Жена начальника тоже стала преследовать его и устраивать скандалы, но он оставался твердым и продолжал встречаться с Даниилом. В своих проповедях ксендз называл их антихристами и возбуждал против них всех жителей. И все-таки на базаре люди покупали ведра у Даниила, хотя делали вид, что незнакомы с ним...

Но вот наступила весна. Солнце сильней пригревало землю. Снег сперва потемнел, а потом сразу растаял, и вода сотнями маленьких ручейков бежала к реке, пробираясь, где только могла. Всем надоела холодная зима, и люди, радуясь весне, оживленно толковали между собой, встречаясь на улице.

Большую радость доставило Даниилу посещение двух братьев, проживающих в В., куда их выслали из Киевской губернии. Они провели вместе весь день. Расставаясь, братья оставили Даниилу Библию.

Большое утешение принесла Пироговскому встреча с проповедником Балихиным, приехавшим к нему...

Губернатор разъезжал по уездам, осматривая их. Сегодня он прибыл в Вельск и остановился в доме полиции.

Даниил продолжал работать, спешил закончить ведро. Все время он думал о молодом человеке, который прислал ему письмо, и тихо напевал одну из известных ему песен.

Вдруг около его дома остановилась тройка вороных и из кареты вышел губернатор, сопровождаемый секретарем и местным старшиной. Они вошли во двор и направились к квартире Пироговского.

- Здравствуйте, Пироговский, - приветливо улыбаясь, сказал губернатор.- Наверно, не ожидал к себе таких гостей?

- Нет, - кланяясь, сказал удивленный Даниил.

- Ну вот, я пришел навестить вас и посмотреть, как вы тут живете, - продолжал он, осматривая комнату.

- Ничего, слава Богу! Пожалуйте, садитесь, - предложил ему Даниил единственный табурет.

Губернатор сел, секретарь поместился на кровати, старшина стал за губернатором, а Даниил уселся на верстаке.

- Так-так, - немного помолчав, сказал губернатор.- Мне хочется знать, где в Библии говорится о поклонении видимым божествам? Покажите-ка мне эти места!

"Слава Богу, что у меня есть Библия!" - подумал Даниил и громко сказал:

- Можно. Вот, возьмите Библию, я буду указывать вам места, а вы читайте вслух.

- Хорошо.

- Откройте книгу Второзаконие, четвертую главу, с пятнадцатого по восемнадцатый стих.

Губернатор открыл и прочитал:

- "Твердо держите в душах ваших, что вы не видели никакого образа в тот день, когда говорил к вам Господь на Хориве из среды огня, дабы вы не развратились и не сделали себе изваяний, изображения какого-либо кумира, представляющих мужчину или женщину, изображений какого-либо скота, который на земле, изображения какой-либо птицы крылатой, которая летает под небесами, изображения какого-либо гада, ползающего по земле, изображения какой-либо рыбы, которая в водах ниже земли". "Мужчину или женщину", - повторил он. - Гм, так-так, а еще?

- Прочтите сто тринадцатый Псалом с одиннадцатого по шестнадцатый стих.

- "Бог наш на небесах; творит все, что хочет. А их идолы - серебро и золото, дело рук человеческих. Есть у них уста, но не говорят; есть у них глаза, но не видят; есть у них уши, но не слышат; есть у них ноздри, но не обоняют; есть у них руки, но не осязают; есть у них ноги, но не ходят, и они не издают голоса гортанью своею. Подобны им да будут делающие их и все, надеющиеся на них". Это место не применимо к нам, - возразил он.

- Почему? - спросил Даниил.- Извините, но разве вам не бросилось это в глаза?

- Где? - воскликнул губернатор.

- Разве вы не встречали у католиков вылитых изображений распятого Христа?

- И то правда! - удивился он, переглядываясь с секретарем.- Ну а еще?

Даниил указал ему на книгу пророка Исайи 44, 9-20, где говорится о плотнике, который, сделав какую-либо вещь, из остатка дерева выделывал кумир, которому потом и поклонялись люди. В Ис. 46, 5-8 Господь указывал на людей, заставляющих из серебра выливать бога, которого потом носили на плечах, ставили на видном месте и поклонялись.

- Интересно, очень интересно! - повторял губернатор, перечитывая эти места.

- Прочтите еще из книги Откровение 9, 20.

- "Прочие же люди, которые не умерли от этих язв, не раскаялись в делах рук своих, так чтобы не поклоняться бесам и золотым, серебряным, медным, каменным и деревянным идолам, которые не могут ни видеть, ни слышать, ни ходить". Резко, очень резко! - добавил он.

- Я думаю, что этих мест для вас довольно, хотя в Библии еще во многих местах говорится об идолопоклонстве.

- Благодарю вас! До свидания! Я еще когда-нибудь побываю у вас, - поднялся губернатор.

Пироговский проводил их до ворот.

Народ, удивленный таким необыкновенным явлением, собрался на улице и смотрел на блестящую карету и важного гостя, посетившего ссыльного.

- Наверно, этот Пироговский - важная личность, - рассуждали в толпе.

Губернатор сел в карету, еще раз попрощался с Даниилом и велел кучеру трогать.

Долго еще рассуждали жители Бельска по поводу этого события и опять начали относиться к Пироговскому приветливо и даже заискивали перед ним.

- Если уж губернатор посетил его, то, видно, он не из простых, - говорили они.

14 мая 1896 года была назначена коронация государя Императора Николая II и ожидался манифест, дающий обыкновенно помилование многим преступникам. Даниил хотел напомнить о себе. По совету начальника почты, Даниил Пироговский написал прошение и послал в канцелярию Его Величества. Около двух месяцев пришлось ему ждать ответа. В последних числах июня его потребовали к губернатору.

Рано утром он ушел из дому. Дорога шла среди лугов и засеянных полей. Не так давно вся окрестность, покрытая снегом, имела однообразный, скучный вид, а теперь она покрылась пышным, зеленым ковром. Глаза отдыхали на прелестных видах, расстилавшихся перед Даниилом. На листьях деревьев и кое-где на траве виднелись капли утренней росы, не успевшей еще испариться. Грудь свободно дышала свежим, чистым воздухом. Маленькие птички порхали вокруг, радуясь новому дню. Даниил тоже ликовал и славил Небесного Отца. В каждой травке он видел Божью руку и чувствовал себя бесконечно счастливым, сознавая, что эта же могучая рука держит и его. Когда он не знал любви Господа, то в его сердце свирепствовала зима. Холодом, смертью веяло от всей его жизни. Любовь Христа осветила его внутренний мир, расплавила весь снег, пробила толстую, мерзлую кору и наполнила его жизнью, силой и внутренним счастьем. В его сердце теперь такая же гармоничность, прелесть, как и в ликующей природе.

Пироговский быстро шел вперед, наблюдая то за птичкой, то за мотыльком, то за пчелкой, усердно собиравшей мед. Ему вспомнился рассказ из жизни брата по вере, которому пришлось однажды беседовать с духовным лицом. Встретившись в поле, они разговорились о Евангелии.

"Вот видишь пчелку, - говорил брат. - Она берет мед из цветка, а есть люди, которые топчут цветы ногами. Так и Евангелие: одни берут из него мед, а другие отвергают. Ты что - берешь мед или отвергаешь?" Собеседник рассердился и ушел...

Под ветвистым деревом Даниил присел немного отдохнуть и достал из кармана письмо, вчера полученное от одного брата из Б-ой фабрики, который писал ему про его старшего сына. Когда Даниил, простившись со своим семейством, шел в полицию, его нагнал старший сынишка Митя и передал несколько фунтов колбасы. Даниил поцеловал его на прощание и дал пятнадцать копеек на гостинцы. Митя давно уже собирался купить себе краски для рисования, но у него не было денег. Теперь он с радостью побежал в магазин и на все деньги приобрел краски. По дороге он зашел в дом этого брата и похвалился покупкой. Жена его начала стыдить Митю.

- Как тебе не стыдно! Твоего папу арестовали, а ты переводишь деньги на такие пустяки. У вас скоро хлеба не будет, а ты разбрасываешь деньги! Мама тебя накажет за это.

Покупая краски, Митя не подумал об этом, теперь они жгли ему руки, и он снова побежал в магазин.

- Возьмите краски обратно, - просил он.

- Нет, не можем.

- Ну, хотя половину денег отдайте мне!

- Нельзя, убирайся!

Митя заплакал и не знал, что делать. Бросить краски он не хотел и домой нести тоже боялся, чтобы не огорчить маму. На дороге он встретил двух мальчиков.

- Купите краски,- предложил Митя.

- Сколько тебе за них дать? - спросили они.

- Я заплатил 15 копеек.

- Хочешь, пять копеек дам? - предложил один мальчик. - Но денег у меня сейчас нет, зайдешь ко мне вечером.

- Ну ладно,- согласился Митя.

Вечером он зашел за деньгами, но мальчик отказался отдать пять копеек, говоря, что никаких красок он не брал. Так и остался Митя без денег и без красок.

Теперь этот брат почему-то описал Даниилу это событие и говорил, что за эту растрату надо сделать Мите выговор.

Даниил еще раз перечитал письмо и, подумав немного, решил не выговаривать сыну. Он встал и пошел дальше.

В приемной губернатора было много народа; там сидели чиновники, военные, купцы и крестьяне. Все пришли по своим делам и ожидали очереди, чтобы поговорить с губернатором. Некоторые держали в руках прошения и тихо переговаривались.

При появлении Пироговского они все до одного вдруг поднялись и низко поклонились ему.

В бедном костюме, невысокого роста, Даниил ничем особенным не выделялся, и его удивила такая встреча и уважение к его особе. Он тоже поклонился им. Оказывается, уже многие знали, что губернатор посетил ссыльного Пироговского, и думали, что он - важная личность.

Правитель канцелярии повел Даниила к губернатору без очереди.

- А, Пироговский, здравствуйте! - встретил его губернатор, подавая руку.

Даниил почтительно пожал ее. Правитель поразился, когда увидел это. "Почему он так любезен с этим ссыльным, простым человеком? Что за оказия?" - думал он.

Губернатор заметил удивление правителя.

- Вы можете идти,- сказал он и обратился к Даниилу: - Прошу в кабинет.

Губернатор повел Даниила к своему письменному столу.

- Садитесь, пожалуйста. Они сели.

- Меня очень удивляет,- начал он,- что для всяких преступников издан Высочайший манифест, а для вас ничего нет.

- Здесь нет ничего удивительного,- ответил Даниил.

- Как?! - воскликнул губернатор.

- Да очень просто! Разве вы не знаете, что синедрион кричал: "Варавву отпусти, а Иисуса распни!"

Губернатор даже подскочил от изумления.

В это время открылась дверь и в кабинет вошла жена губернатора.

- Ты помнишь, я тебе рассказывал когда-то о ссыльном, у которого был в гостях? - обратился он к ней.

- Да, помню.

- Ну вот, рекомендую его тебе. Это тот самый Пироговский.

Она ласково подала ему руку и села около них; за ней вошли две барышни.

- А это вот мои дочери,- указал на них губернатор. Даниил поздоровался и с ними. На столе он заметил большую Библию. Видно было, что губернатор часто читал ее.

Все молчали и смотрели на Пироговского.

- Позвольте мне открыть эту книгу,- сказал он, указывая на Библию.

- Пожалуйста.

- Эта книга дорогая по содержанию и уже многих спасла, но все-таки большая часть людей гибнет.

- Почему же так? - спросила жена губернатора.

- Потому что не веруют в нее. Апостол Павел говорит: "Ибо мы Христово благоухание Богу в спасаемых и в погибающих: для одних запах смертоносный на смерть, а для других запах живительный на жизнь. И кто способен к сему?"

- Мне хочется знать, с кем я имею теперь беседу, с верующими или с неверующими? - обратился он к дамам.

- Мы верим этой книге, потому что это слово Божье,- ответила старшая дочь.

- Очень хорошо! Теперь я знаю, что вы верующие. Но скажите мне, за кого страдал Христос, за верующих или за неверующих?

- За грешников, - ответила дочь.

- А позвольте узнать, вы грешницы или нет? - спросил он барышень.

- Да, мы грешницы.

- Зачем же Христос приходил в этот мир?

- Чтобы спасти грешников.

- Значит вы спасены?

- Нет.

- Как же так? Ведь вы сказали, что вы грешницы и Христос пришел для того, чтобы спасти грешников, а говорите, что не спасены?

- Мы не достойны.

- Вот как! Посмотрите, что говорит Христос: "Ходя же, проповедуйте, что приблизилось Царство Небесное; больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте; даром получили, даром давайте". И еще: "Ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее". Христос пришел за погибшими, а вы говорите, что не достойны. Еще за 600 лет до Христа пророк Исайя говорил о Нем. Мы читаем в 53 главе: "Он понес на Себе грех многих и за преступников сделался Ходатаем". Он стал нашим Ходатаем, а вы говорите Ему: "Нет, Господи, мы не достойны!" Он говорит, что пришел спасти погибшее, а вы отвечаете: "Нет, Господи, если мы сделаем для Тебя доброе дело, то спасемся!" Ни один человек не сделал и не может сделать сам что-либо для своего спасения. Если люди говорят так, то они заблуждаются. Апостол Павел пишет: "Ибо благодатию вы спасены чрез веру, и сие не от вас, Божий дар: не от дел, чтобы никто не хвалился". А вы все-таки возражаете: "Нет, Господи, мы сами своими делами заслужим себе спасение!" Иисус на это отвечал: "И если кто услышит Мои слова и не поверит, Я не сужу его: ибо Я пришел не судить мир, но спасти мир. Отвергающий Меня и не принимающий слов Моих имеет судью себе: слово, которое Я говорил, оно будет судить его в последний день".

Все семейство губернатора с напряженным вниманием слушало проповедника и удивлялось его знанию Писания. Девушки не подымали глаз, но по их лицу можно было прочитать, что его слова близко касались их сердца.

- Представьте себе, милые барышни, такой случай: я утопаю в реке, и вам удается спасти меня. Вы вытащили меня на берег и привели в чувство. Вы радовались бы тому, что спасли человека. А я в это время обвел бы всех глазами и вдруг сказал: "Спасите меня, погибаю!" "Нет, - сказали бы вы, - мы вас вытащили из воды, и вы теперь спасены". Я же посмотрел бы на вас да опять: "Спасите меня, погибаю!" И сколько бы вы не говорили мне, что я спасен, я все-таки повторял бы одно и то же: "Спасите меня, погибаю!" - "Бедный, бедный! - пожалели бы вы. - Наверно, вода зашла ему в голову или он так сильно испугался, что даже не сознает, что говорит".

Разве вы не в таком положении находитесь теперь? Уже 1896 лет прошло с тех пор, как Иисус Христос спас нас на горе Голгофе, а мы все говорим: "Спаси и помилуй!"

Слово Божье утверждает, что спасение совершено и мы помилованы, а мы повторяем: "Спаси и помилуй!" Апостол Петр говорит нам: "Некогда не народ, а ныне народ Божий, некогда не помилованные, а ныне помилованы". Мы же все твердим: "Спаси и помилуй!"

Да каких же пор будет продолжаться так? Почему мы должны сомневаться? Скажите же и вы вместе с детьми Божьими: "Благодарим Тебя, Господи, за спасение, дарованное нам!"

Несколько крупных слезинок скатилось на руки жены губернатора.

- Желаете, мы помолимся вместе Господу? - предложил Даниил.

- Мы не можем молиться так, как надо,- возразил губернатор.

- Тогда я помолюсь, преклоним колени!

Верующий человек может молиться везде - в вагоне, в тюрьме, в карцере, на поле и здесь, в кабинете,- он одинаково может славить Господа.

Из уст Даниила полилась горячая молитва. Он просил Бога о семействе губернатора, чтобы Он обратил их к Себе и открыл им Свою истину.

После молитвы барышни и жена губернатора ушли из кабинета. Губернатор продолжал беседовать с Пироговским.

- Напишите нам, пожалуйста, эту молитву! - попросил он.

- У нас нет заученных молитв. Мы говорим Господу то, что есть на сердце, и если бы даже я пожелал, все равно не смог бы написать вам то, что говорил в молитве.

- Однако, как далеко отстали мы! Нет у нас живой, сердечной молитвы, а все заучено и придумано.

Вошедший слуга позвал к столу. Перед обедом Даниил опять пригласил к молитве.

- В христианских семьях всегда просят благословения на пищу,- сказал он.

Все поднялись, и он произнес короткую молитву.

Во время обеда Даниил познакомил их с положением своего семейства. Рассказал им, что сперва они ощущали острую нужду, но потом баптисты из города X. прислали немного денег, а потом и другие верующие помогли, так что его семья за все благодарит Господа.

- Чудного гостя послал нам Бог! - заметил губернатор.- Никогда еще в нашем доме не говорились такие слова.

После обеда Пироговский поблагодарил все семейство за любезное гостеприимство и отправился домой.

- С 1 июля я уезжаю на отдых, и вице-губернатор займет мое место до 1 октября, - прощаясь, сказал губернатор.

В очень хорошем настроении вернулся Даниил в свою квартиру, заваленную стружками и материалом для работы.

Тихая, теплая ночь сменила жаркий день. В поселке все уже спали, и только в окне Пироговского светился огонь.

Даниил благодарил Бога за прошедший день, который принес ему так много радости. Перед тем, как лечь спать, Даниил подошел к столу, открыл Библию и прочел:

- "Славлю Тебя всем сердцем моим, пред богами пою Тебе. Поклоняюсь пред святым храмом Твоим, и славлю имя Твое за милость Твою и за истину Твою; ибо Ты возвеличил слово Твое превыше всякого имени Твоего".

По вечерам жители Вельска сходились небольшими группами и, сидя на завалинках, рассуждали обо всем. Часто вспоминали старое доброе время, и молодежь с интересом прислушивалась к рассказам стариков. Почти всегда под конец заговаривали о том, что хорошо было бы опять устроить самостоятельное польское царство. Иногда фантазия их разыгрывалась до громадных размеров и они, с горящими глазами, с одушевленными лицами, уносились своими мыслями далеко вперед и как бы жили уже самостоятельно.

Изредка Пироговский выходил из своей квартиры и тоже присоединялся к ним. Он или слушал их, или сам рассказывал что-нибудь. Когда речь заходила о свободе, он смеялся:

- Хорошо вы мечтаете, но мечты и останутся мечтами.

- Почему? Мы добьемся своего,- горячо возражали ему.

- Трудно вам это сделать. Притом, по-моему, нужно начать совсем не оттуда.

- А откуда?

- Человечество представляет из себя запущенный, заброшенный сад. Все люди одичали. Находясь под фальшивым давлением и с детства наученные неправильно, они и не думают о своем внутреннем состоянии. Вот и вы здесь; кто позаботился о вашем духовном воспитании? - Никто! Вы хотите получить свободу, между тем внутренне скованы цепями греха. Даже Слова Божьего вы не знаете, а если слушаете в костеле, то на латинском языке, которого совсем не понимаете. По-моему, надо сперва сделать чистку в своем сердце, устроить мир в семьях, а потом уже думать о государстве. Если чувствуется недостаток в средствах, то за это нельзя тиранить ни в чем неповинное семейство, а нужно соединиться с ним в одно, чтобы общими силами помогать друг другу. А у нас часто последние крохи, как говорят, с горя несут в кабак, а потом пьяные издеваются над женой и детьми, которые остались совершенно без хлеба. Иисус Христос свидетельствует о Себе, что Он есть Истина, и дальше говорит: "И познаете истину, и истина сделает вас свободными".

- Это - одни слова! - возразил кто-то.

- Нет, не слова, а действительность! Я раньше был пьяница, развратник, вор, обманщик, а теперь Иисус Христос освободил меня от этих пороков, потому что я поверил Его слову.

Часто за полночь сидели они так и говорили о свободе, о грехе, о вере и многом другом, что волновало их. Расходясь по домам, они уносили с собой посеянное в сердцах доброе семя. Даниил возвращался к себе и долго молился, чтобы Бог возрастил это семя...

Лето подходило к концу. Дни становились короче. Крестьяне спешили убрать с полей хлеб. Все понемногу готовились к зиме. В жизни Даниила тоже не было особенных перемен. Он привык к этой жизни, и разве только письма от жены нарушали его покой. Она скучала без него и тяготилась разлукой, притом дети побаливали. Даниил утешал их в письмах, как только мог.

В первых числах августа ему принесли повестку явиться в канцелярию губернатора. Он отправился.

- Откровенно говоря, вам пришла бумага, которую вы должны подписать,- встретил его правитель канцелярии.

- Что же там написано?

- В этой бумаге вы даете обещание, что никогда и нигде не будете проповедовать Евангелие. Если вы ее подпишете - вас отпустят домой.

Даниил засмеялся.

- Мне говорили попы, что в последнее время появится антихрист, который будет предлагать подписаться и за это даст много денег. Мне же только предлагают свободу, вернуться домой. Нет, благодарю вас. Я ожидаю ответа от министра, и если меня не освободят, то я выпишу сюда мою семью. Подписываться я не стану, мне и здесь хорошо живется.

- Ну, это не мое дело, как хотите.

Пироговский вернулся в Бельск. На сердце у него было тяжело. Ему предлагают отказаться от Христа, чтобы он никому не говорил о том, что сделал с ним Бог. Нет, он этого не может сделать, и только одна могила заставит его молчать.

- Господи! - молился он.- Отстрани от меня врага. Если же Ты допустишь его ко мне, то дай мне сил твердо стоять на Твоем пути.

Через два дня стражник повел Пироговского в канцелярию исправника. Оттуда его отправили к священнику.

- А, вот он, всесветный возмутитель! - встретил его батюшка.- Пожалуйте, пожалуйте! Ты можешь идти, потом позову тебя,- сказал он стражнику и снова обратился к Даниилу: - Садитесь, пожалуйста, гостем будете! Я слышал, что вы даже на семейство губернатора повлияли. Расскажите мне, как вы у него погостили?

- На что я вам нужен? - вместо ответа спросил Даниил.

- А-а... вы не хотите отвечать?.. Мне хотелось с вами побеседовать. Правитель канцелярии сказал, что вы хорошо объясняете Слово Божье.

- Кто любит Бога, тому дается знание от Него.

- Да! Да! Но вы простите, что я потребовал вас через полицию. Я думал, что так ни за что не поймаешь вас.

- Напрасно вы беспокоили полицию. Если бы вы передали мне, что хотите видеть меня, я пришел бы сам. Но что вам угодно от меня?

- Я хочу, чтобы вы написали мне вашу проповедь.

- Очень рад! К вашим услугам, но только, как это устроить?

- Напишите, да и только.

- Нет, писать я не стану, а мы вот что сделаем: у вас есть писцы, и в воскресенье, после обедни, с Божьего и вашего благословения, я выйду на амвон и скажу проповедь к народу, а писцы запишут. Я буду говорить громко, медленно, не спеша, так что успеют записать. Вот вы и будете иметь мою проповедь.

- Ах, к сожалению, я не имею такого права, чтобы позволить говорить кому-либо в храме. Прежде всего я напишу об этом владыке, и если он разрешит, то вам тогда придется все-таки одеть стихарь псаломщика.

- Ничего. Для Господа я могу одеть даже вашу ризу. Ради Господа я могу быть среди иудеев как иудей, у язычников - как язычник, и у еллинов - как еллин, дабы приобрести для Него хотя одну душу.

- Очень интересно слышать от вас это. Вы заботитесь о спасении всего народа, когда это может сделать только один Христос.

- Вы верите, что это может сделать Христос? - спросил Даниил.

- Да, верю.

- Хорошо, я тоже верю. Но скажите мне, батюшка, вы спасены?

- Нет. Если я буду делать добрые дела, то спасусь.

- Значит, Христос не в состоянии спасти вас, а вы думаете сами достичь совершенства? Вам Христос не нужен. Зачем же вы Ему молитесь?

- Он Владыка всего на земле, и мы просим, чтобы Он подавал все потребное для жизни.

- Значит, Христос для вас служитель только на земле? Как же тогда Апостол Павел говорит: "Если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков"? Вы не верите в воскресение мертвых?

- Как не верю? - подскочил он.- Как вы смеете на меня так нагло клеветать?

- Батюшка, батюшка, успокойтесь! Вы забыли, кто вы? Вы - служитель Христа, а Он нигде не учил поступать так!

Священнику стало стыдно за свою вспышку. Он сел и замолчал. Послышался звон церковных колоколов. Он заторопился к вечерне.

- Пойдемте со мной в церковь! - позвал он Даниила.

- Если позволите мне там говорить к народу, то пойду, а если нет, то мне нечего там делать.

- Тогда вам придется ночевать в полиции, а завтра я еще раз поговорю с вами.

Стражник повел Пироговского в полицию. Дорогой они разговорились. Стражник расспрашивал его, за что он выслан и почему находится под стражей. Даниил объяснил ему, кто он и за что страдает. Когда они пришли в полицию, стражник попросил, чтобы Пироговского не запирали в арестантское отделение. После долгой беседы с городовыми он заснул в общей комнате.

На следующий день его опять привели к священнику. Он пригласил Даниила в кабинет и потребовал кофе. Батюшка взял свой стакан и начал пить.

- Кому это сказал Христос: "Вы свет миру"? - спросил Даниил.

- Своим ученикам.

- А вы Его ученик?

- Конечно!

- Почему же вы не поступаете так, как Он повелел Своим ученикам?

- Что я не так сделал? - удивился батюшка.

- Христос говорит, чтобы мы за все благодарили Его. Нам подали кофе, и вы, не поблагодарив Господа, начали пить. Я ждал вас и думал, что вы это сделаете. Позвольте же мне теперь поблагодарить Бога!

Священник покраснел и растерялся. Даниил встал и сложил руки, батюшка тоже поднялся.

- Господи, - начал Даниил, - благодарю Тебя за Твои чудные дела и за эти минуты, в которые Ты позволил мне видеться с этим пастырем заблудших овец. Благослови нас и благослови эту пищу, удостой нас принять ее и за все Тебя прославить. Аминь.

Они опять сели. Даниил взял стакан и начал пить.

- Почему вы оставили церковь? - спросил батюшка, немного оправившись.

- Церковь я не оставлял, а только устранил то, чего нет в Евангелии.

- Как так?

- Очень просто! Иисус Христос говорил: "Я есмь дверь", и только через эту дверь мы можем войти в Царство Небесное. Раньше я знал очень много других дверей, через которые хотел достигнуть его.

- Какие же это двери? Мы тоже признаем Христа нашей дверью.

- Да? Все-таки это не мешает вам обращаться к другим дверям.

- Каким?

- Да вот вы обращаетесь к святым, например, к Николаю, Антонию, Феодосию, Михаилу, Гавриилу и многим другим, а у нас только одна дверь - Христос. Чтобы не заблудиться в этих дверях, я и обратился к единственной двери.

- Но мы только просим угодников Божьих, чтобы они помолились за нас. И притом эта истина установлена не нами, а святыми отцами.

- Христос не требует, чтобы мы обращались к посредникам. Угодников я тоже почитаю святыми, но Господь настолько любящ, что Сам принимает всех. Он говорит: "Никто не приходит к Отцу, как только чрез Меня". Апостол Петр подтверждает: "Ибо нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись". Далее, вы говорите, что истину установили отцы? -Да.

- Вы очень ошибаетесь. В Евангелии мы читаем: "И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа истины, которого мир не может принять, потому что не видит Его и не знает Его". А вы утверждаете, что истину установили отцы! В другом месте Иисус говорит: "Когда же придет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину".

Священник начал бегать по кабинету. Его раздражало то, что "заблудший сын" отвечает ему текстами Евангелия, а он, при всем своем желании, не может ему противоречить.

- Как вы там ни говорите, а все-таки святость у нас! - громко выкрикнул он.

- Вся святость во Христе.

- Нет, у нас, у нас!

Чем больше раздражался батюшка, тем спокойнее становился Пироговский. "И это пастырь народный?.." - думал он.

За многие годы своего верования Даниил встретил всего двух-трех священников, которые понравились ему своей искренностью и которые скорбели о печальном положении народа. Другие же сперва уговаривали сектантов, а потом прибегали к содействию полиции и грубо подавляли духовное пробуждение в своих районах...

- Теперь можете идти, - наконец сказал батюшка. - В другой раз я еще побеседую с вами.

Даниил поклонился и вышел.

Вечерело. Заходящее солнце, бросая последние лучи, ласково прощалось с землей. Длинные тени ложились от деревьев и домов. Дети весело играли на улице, оглашая воздух громкими криками. Взрослые тоже вышли подышать вечерним воздухом. Сумерки незаметно окутывали землю невидимой пеленой и постепенно скрывали от взора отдаленные дома и деревья.

Поздно вечером пришел Даниил к себе на квартиру. Около дома его ожидал человек.

- Здравствуйте, брат Даниил Мартынович! - приветствовал он Пироговского.

- Здравствуйте, - удивленно ответил он.

Даниил никак не ожидал, чтобы его встретил брат по вере. Он внимательно всмотрелся в него, и лицо показалось ему знакомым. Наконец он вспомнил, где видел его.

- Брат Ляшенко! Каким образом ты попал сюда?

- Тоже выслан из России.

- Идем ко мне!

Ляшенко жил прежде в Черниговской губернии, и за убеждение его тоже выслали в Польшу. Он очень обрадовался, когда узнал, что, кроме него, здесь живет другой ссыльный. С Пироговским он был раньше знаком.

Всю ночь просидели они вместе, передавая друг другу новости, читали Евангелие, пели, молились. Даниил радовался, что теперь он не один, а рядом брат во Христе, с которым можно делиться всеми радостями и горем.

Несколько дней Пироговский спокойно занимался своим делом. Никто не мешал ему. Ляшенко помогал ему делать деревянную посуду. В свободное время они читали Библию или пели духовные псалмы.

Даниила еще раз призывали к батюшке на беседу. Батюшка приготовился говорить о православных святынях и для этого сделал выписки на листке бумаги. Но Пироговский со своей стороны говорил так убежденно, что совершенно сбил его с толку, так что им не пришлось говорить о том, что записал батюшка.

- Вы оставайтесь при своем, а я при своем,- сказал батюшка на прощанье.

Он больше не тревожил Даниила, сознавая свое бессилие и неспособность обратить этого "погибшего сектанта" на путь правый. Даниил со своей стороны посоветовал ему покаяться и примириться с Господом.

Наконец опять пришла повестка, чтобы Даниил явился к исправнику. Он собрался и рано утром отправился в путь. Дорога уже не была так живописна и красива, как летом. Пожелтевшие листья падали на землю. Трава завяла. Маленькие птички, так весело прыгавшие с ветки на ветку и щебетавшие целый день, теперь куда-то улетели. Черные вороны, предвестники зимы, свободно разгуливали по полю и оглашали воздух своим резким, неприятным карканьем. Красавица природа медленно умирала, чтобы в следующую весну возродиться снова. Безотчетная грусть заполняла сердце Даниила, когда он осматривал траурный вид окрестности.

Четыре времени года: весна, лето, осень и зима напоминали ему о четырех периодах жизни человека. Детство и юность он прожил очень быстро и всегда вспоминал об этом времени с сожалением. Ничего хорошего он не видел вокруг себя и сам тоже не сделал ничего хорошего. Но вот он родился снова, когда уверовал в слово Христа, и посвятил себя всецело на служение Ему. В жизни верующего тоже бывает четыре времени: обращение, возрастание в вере, жизнь во Христе и вечная жизнь с Ним. Даниил прожил две ступени и теперь живет для славы своего Господа. Потом он получит награду. При кончине он скажет: "Течение совершил, веру сохранил, а теперь мне готовится венец славы". Хотя противные ветры и обдувают его со всех сторон, Господь поддержит его.

Даниилу вспомнилось, как однажды он шел с сыном к своим знакомым и дорогой задумался о том, что надо сделать, чтобы всегда быть в общении с Господом. Он держал сынишку за руку. Вдруг тот споткнулся и чуть не упал, но рука отца крепко держала его, и он повис на ней.

"Если я буду держаться за Господа, то обязательно брошу Его руку, когда буду падать, а если Он будет держать меня, то хотя и споткнусь, Он удержит", - сделал Даниил вывод.

Исправник позвал его в свой кабинет.

Почти год они не виделись. Взглянув на него, Даниил вспомнил первую встречу с ним. Как и раньше, исправник насмешливо смотрел на Даниила. Пироговского немного покоробило от этого взгляда.

- Вам пришла бумага от министра Внутренних Дел. Слушайте, я прочту ее: "Объявить находящемуся под вашим ведением административно ссыльному Даниилу Пироговскому, что его прошение в канцелярии Его Величества последовало в мою канцелярию. Резолюция будет от меня". Распишитесь!

- Позвольте мне прочитать?

- Что же, ты считаешь меня обманщиком? - закричал исправник.

Даниил взял перо и расписался.

- Теперь слушай опять, - спокойно продолжал он и начал читать: - "Я, нижеподписавшийся, Даниил Пироговский, даю сию расписку в том, что я впредь нигде и никогда не буду проповедовать Евангелие".

Сердце Даниила больно сжалось, и он заплакал. "Обманули, обманули, и как нагло! - подумал он.- Они, видно, все сговорились против меня".

- Где же ваша справедливость? - сквозь слезы сказал Даниил. - А еще кричите, что вы не обманщик! Я буду жаловаться губернатору.

- Можете идти и жаловаться кому угодно. Ха-ха-ха! Москва слезам не верит!

Вошел полицейский и вывел Даниила на крыльцо.

- Ступай!

Пироговский вышел, не сознавая, что делает. Вдруг он остановился и содрогнулся. "Обманут, осмеян!.. Ах, Боже мой! Не допусти, не допусти до такого несчастья!.. Поддержи меня! Господи! Господи!.." С тоской в сердце он поднял руки к небу.

Свежий воздух немного успокоил его и охладил горячую голову. Даниил с печальным сердцем направился домой. Он решил ждать возвращения губернатора.

В первых числах октября Пироговский, узнав, что губернатор вернулся в Плоцк, пошел к нему.

В приемной его опять почтительно встретили посетители. Швейцар доложил о нем губернатору и повел в кабинет.

- Здравствуйте, Пироговский. Как же это вы дали такую расписку? - сказал губернатор, роясь в своих бумагах.

Даниил подробно рассказал ему все: как он беседовал с батюшкой и каким образом исправник обманул его.

Губернатор внимательно выслушал его и наконец вынул бумагу из портфеля.

- Это ваша подпись?

- Да, моя.

- Ну, смотрите, другой раз будьте осторожнее! - Он взял бумагу и изорвал ее на куски.- "Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня, радуйтесь и... и..." - вспоминал он слова Христа.

- Веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах,- закончил Даниил.

- Вот-вот! - сказал губернатор и ласково потрепал его по плечу.

- Благодарю вас!

- Бога благодарите. У вас больше нет вопросов? - Нет.

- До свидания,- простился он.

Даниил пошел домой, радостно напевая. Теперь он свободен и никакая подписка не связывает его! Ляшенко с нетерпением ожидал возвращения Даниила. Когда тот рассказал ему все, они вместе поблагодарили Бога.

- А вам письмо, - сказал Ляшенко и подал Даниилу конверт.

Писали из дому. Там все обстояло благополучно. Между прочим писали о Мите немного. Жена иногда вечерами плакала. Митя старался утешить ее и часто читал ей что-нибудь из Библии или рассказывал что-нибудь новое, просил, чтобы она не плакала. Однажды, не в силах успокоить ее, он сказал: "Не плачь, мама! Вот я вырасту, тогда покажу им, как забирать моего папу!"

Жена сквозь слезы объяснила, что он не должен никому мстить за себя. Потом она заметила, что Митя перестал ужинать и вообще стал мало есть. "Почему ты не ужинаешь?" - спросила она его. "Ты говорила, что мы скоро поедем к папе, а у него там очень мало хлеба. Вот я и хочу теперь привыкнуть не ужинать, чтобы там не голодать". И сколько она ни уговаривала, он ложился спать без ужина.

"Господи, возьми эти детские сердца в Твои руки и сохрани их от всякого зла!" - внутренне молился Даниил.

Письмо возобновило в его памяти жизнь в семье, и он стал рассказывать заинтересованному Ляшенко одно событие за другим. Они не заметили, как просидели за полночь.

"Прости им, Господи, ибо не знают, что делают..." - думал Даниил о своих гонителях, ложась спать.

В Польше наступило Рождество Христово. Поляки празднуют по заграничному стилю, на тринадцать дней раньше русских.

Пироговский предполагал провести праздничные дни в Вельске, вместе с братом Ляшенко, но на деле вышло совсем иначе. Его пригласили к себе в гости немцы, живущие в тридцати верстах от Вельска.

Вечером под Рождество к квартире Даниила подъехали крепкие сани.

- Здесь живет Пироговский?

- Здесь. На что он вам нужен?

- Мы приехали за ним, звать его к себе.

Даниил очень обрадовался этому приглашению и согласился ехать. Он завернулся в свою знаменитую шубу и поудобней уселся в сани.

- Но-о, милые! - крикнул возница на лошадей.

Кони дружно рванулись вперед и быстро помчались по дороге.

- Год тому назад я шел в это местечко в сопровождении стражника, - вспомнил Пироговский.- Я не знал, что меня ожидает. Только вера в Бога поддерживала меня. А теперь, вспоминая время, проведенное здесь, могу только благодарить моего Господа.

Легкий мороз приятно пощипывал лицо, румянил щеки. Белая, снежная скатерть покрывала землю, и только поселок черным пятном выделялся на горизонте.

Даниил оглянулся на Вельск.

- Какая тьма царствует там!.. - с сожалением сказал он, указывая на поселок. - Сколько лет прошло с тех пор, как родился Христос, и до сего времени эти люди не дали места Ему в своем сердце!

- Да, тьма ист грос, - вздохнул немец.

Они разговорились, что в сущности трудно переубедить человека и повлиять на него так, чтобы он решился оставить греховную жизнь.

- У меня есть сестра,- сказал Даниил.- Я ей часто и много говорил о Христе. Доказывал ей, что Бог любит всех грешников и не отталкивает от Себя никого. Она склонит голову на руку и тихо сидит, слушает. Думаю, что она меня понимает, и, чтобы больше убедить ее, читаю места из Евангелия. Уже мне кажется, что она тронута Словом Божьим, и еще больше стараюсь разъяснить ей, и вдруг на самом интересном месте, она перебивает меня и обращается к жене: "А за сколько ты, Катя, продала телушку?.." Так во мне все и обрывается. Старался-старался, и все напрасно! Она меня не понимает. Начинаю срамить ее: "Да что ты, бесчувственный камень, что ли?" - "Да уж нам-то что, - зевает она и крестит рот. - В какой вере родились, так и умрем, значит!" Так и перестал с ней говорить.

А то напьется, - продолжал Даниил, - придет ко мне, да и начинает: "Ты что, такой сякой, обасурманел, перестал ходить в церковь и не крестишь детей! Они у тебя погибнут, как щенки!" Сама еле на ногах стоит, а толкует о моей несправедливости. Больно станет на сердце. "Пойди проспись", - скажу ей. Куда там, накричит, нашумит, а потом и уйдет.

Когда мое семейство уезжало из К., она говорила жене: "Ты, Катя, когда будешь одна на пароходе, то возьми и выбрось маленькую Дуню в реку. Все равно некрещенная, представляет из себя кусок мяса, как животное". Сколько ей ни говори, все напрасно. Она не верит мне. А кому она могла бы поверить, тот молчит и ничего ей не разъясняет. Эх, тьма, тьма! - вздохнул Пироговский.

- Мы можем радоваться, что Иисус Христос нас просветил! - заметил немец.

- За это я всегда благодарю Его, - смотря на звездное небо, любовно ответил Даниил.

Дорога спускалась в глубокую долину, а потом опять подымалась на гору. В сторону от дороги виднелась разбросанная деревня. При лунном свете отдаленные друг от друга дома и деревья принимали таинственный, живописный вид.

- Этот ров напоминает мне одно событие, - начал опять Даниил. - Однажды полиция особенно сильно преследовала нас, так что мы не могли собираться в домах. Приходилось сходиться в лесу секретно. Как-то после собрания я направился домой. С самого утра я ничего не ел и очень проголодался. Домой идти было еще далеко. По дороге мне попался монастырь. Дай, думаю, зайду туда. Вхожу во двор. Встречается мне монах. Спрашиваю у него: "Дайте мне, пожалуйста, кусок хлеба!" - "Теперь поздно,- отвечает он. - Мы уже пообедали. Если бы ты раньше пришел, то дал бы". - "Эх,- говорю ему, - если бы ты попросил у меня хлеба, то я тебе указал бы такой источник, что ты никогда не алкал бы".- "Что же это за хлеб?" - поинтересовался монах, и я говорю: "Этот хлеб, братец ты мой, есть Христос!"

Вокруг нас собрались другие монахи. Всех заинтересовал мой разговор. В это время подошел еще маленький монах, подошел, послушал и ушел куда-то. Через несколько минут возвращается с игуменом монастыря.

"Это что здесь за сборище? - закричал толстый игумен, направляясь ко мне и, увидев у меня Евангелие, как закричит: - А, это штунда! Ну-ка держите его, сейчас мы дадим ему хле-ба-а-а!.."

Все бросились на меня. Я вижу, что дело плохо, изобьют меня, и пустился бежать. "Ату его! Ату его!" - натравлял на меня своих подчиненных игумен. Но я летел как на крыльях и толстым монахам трудно было угнаться за мной. Притом страх придавал мне еще больше сил. "Ату его! Ату его!" - ревели все.

Вижу, передо мной широкий и глубокий ров, наполненный водой. Я разогнался и прыгнул. Не помню, как перелетел через него, но с радостью заметил, что я спасен. Ни один из монахов не решился прыгнуть за мной. Я тоже запыхался сильно, свалился на землю и не мог встать. Потом оправился немного и пошел домой. А монахи ни с чем вернулись обратно,- засмеялся Пироговский.

Поздно ночью приехали они в колонию немцев. Все были радывидеть русского брата во Христе, и каждый звал его к себе.

Каждый день бывали собрания, и очень многие приходили послушать русского ссыльного, говорящего на польском языке. Его простая, задушевная речь нравилась всем. На Новый год Пироговский говорил на тему: "Бог творит все новое". Он указал на то, что Господь освобождает человека от старой жизни и творит в нем новую. Он хочет слиться с человеком в одно целое и желает, чтобы Дух Христов царствовал в сердцах людей. Сам человек не может спастись, а только один Христос искупляет человека от вечной гибели. Своей Кровью Он омывает приходящего грешника. И если человек поверит Его слову и отдастся Ему, то в общении с другими верующими он устроит из себя дом духовный, священство святое, храм для Иисуса Христа.

Слушатели сидели без движения и внимали каждому слову. Иногда слышались тяжелые вздохи. Некоторые женщины плакали.

Вдруг одна женщина прервала Даниила, стала на колени и со слезами на глазах возблагодарила Бога за то, что Он и ей открыл теперь Свой путь и даровал новое сердце. После нее молились и другие. Потом запели духовный псалом, и собрание кончилось. Многие ушли, а некоторые подошли к Даниилу. Их очень интересовало его обращение к Богу. Пироговский рассказал о своем уверовании. Неожиданно поднялся один молодой учитель.

- Больше я не буду бояться откровенно исповедовать Иисуса Христа, и вы будьте свидетелями моих слов. Если вы можете, то примите меня в ваше число,- обратился он к членам общины.

- И нас также, - громко сказали муж с женой, вставая.

Среди слушателей произошло движение. Все почему-то заволновались и с напряжением ожидали, что будет дальше. Заявление учителя удивило всех своей неожиданностью. Никто не думал, что этот скромный молодой человек так смело выступит вперед.

Местного пресвитера не было на собрании; он проповедовал в другом месте. Все взоры обратились к Даниилу, и все ожидали, что он скажет.

- Иисус говорит: "Кто постыдится Меня и Моих слов, того Сын Человеческий постыдится, когда придет во славе Своей".

А поэтому, кто еще желает отдаться Господу, встаньте,- предложил он.

Еще четыре человека изъявили свое согласие. Даниил попросил их остаться, а остальным посоветовал идти домой, чтобы потом не опоздать на вечернее собрание.

- Искренно ли вы раскаиваетесь перед Господом? - спросил он оставшихся.

- Да,- в один голос ответили они.

Сознание виновности перед Богом тяжелым камнем лежало на их совести. Никогда еще желание примириться с Ним не захватывало их так, как теперь. Женщина громко рыдала.

- Ах, Господи, Господи! - отрывисто говорила она.- Как я виновна перед Тобой!.. Прости меня, прости...

Дверь быстро распахнулась, и в комнату вбежал бледный, расстроенный мужчина. От быстрой ходьбы он тяжело дышал и от волнения не мог сказать ни слова.

- О, милые братья! - наконец выговорил он. - Молитесь, молитесь за мою жену... Она только что пришла домой после собрания и... заболела. Слегла в постель и стонет...

После молитвы Пироговскому предложили посетить больную. Он согласился. Беседу с новообращенными пришлось отложить на другой раз. В квартире больной собралось много народу: некоторые суетились около нее, другие разговаривали между собой.

Даниил подошел к постели. Больная громко стонала и беспокойно ворочалась. Лицо ее исказилось от внутренних страданий. Она говорила только по-немецки, так что Пироговский не мог понять ее.

- Спросите ее, желает ли она, чтобы мы за нее помолились? - обратился он к мужу больной.

Тот передал ей вопрос по-немецки.

- Пусть русский брат помолится за меня, - сказала она. Даниил опустился около ее постели на колени и попросил, чтобы Господь коснулся ее Своей исцеляющей рукой. Он верил в силу молитвы и твердо надеялся, что Господь услышит его. Через несколько минут после молитвы больная успокоилась, затихла и уснула. Мнение присутствовавших при этом разделилось: одни говорили, что она выздоровела и спит, а другие с тревогой утверждали, что она умерла.

Пироговский посмотрел на больную, заметил ее спокойное дыхание и попросил всех оставить комнату.

- Ей надо дать покой. Господь исцелил ее, и она уснула. На вечернем собрании Пироговский встретился с пресвитером общины.

- Это вы? - с удивлением воскликнул он.

- Ссыльный брат! - приветливо протянул ему руку Даниил.

Они обнялись и несколько раз поцеловались. В памяти Даниила воскресла картина, когда ему грозила голодная смерть и в ответ на его молитву неожиданно явился этот немец. Пироговский радостно пожимал его руку и от охватившего волнения ничего не мог сказать. Пресвитер тоже был растроган этой встречей.

- Как я рад вас видеть! - наконец вымолвил Даниил.

- О да, я тоже очень рад!

- Как велика любовь Господа! Она соединила нас в одно и сделала близкими друг другу!

К пресвитеру подошла женщина, которая несколько часов назад лежала больная, и по-немецки рассказала ему, что с ней случилось.

Он с радостным удивлением посмотрел на Пироговского.

- Слава Богу! - проговорил он.- Иисус так дивно проявляет Свою любовь к нам, что мы можем только благодарить Его за это.

Слушателей собралось много. Даниилу предложили прочитать что-нибудь из Слова Божьего. Пироговский взошел на кафедру и начал говорить:

- Любезные друзья! Вам всем известно, что сделал любящий Господь среди нас: Он сегодня исцелил внезапно заболевшую сестру и этим показал, как внимательно относится к нам и не отталкивает от Себя никого. Вы помните то событие, когда Иисус Христос воскресил Лазаря? Лазарь уже четыре дня лежал в гробу, и сестры оплакивали его. Не было никакой надежды увидеть его живым. Но вот пришел Иисус и сказал Марфе: "Если будешь веровать, то увидишь славу Божию". И потом, мы знаем, Он воскресил Лазаря. Многие из фарисеев уверовали во Христа, а некоторые искали случая убить Его. Так и теперь Иисус Христос желает, чтобы мы веровали в Него. Он и сегодня хочет воскресить от мертвых дел к живой вере. Кто из нас отвергнет Его любовь?..

Даниил воодушевился. Просто и убедительно призывал он нераскаявшихся грешников примириться с Господом. Его слова падали на добрую почву. Волнение передалось всем. Каждое его слово громко отзывалось в сердцах слушателей, и искренний тон разгонял всякие сомнения. Дух Божий действовал в них и открывал им всю порочность их жизни.

Некоторые горячо, от всего сердца просили, чтобы Иисус воскресил и их к новой жизни.

Потом о воскресении Лазаря говорил немец. Он указал на то, что желающий получить прощение грехов, должен верить всему, что говорил Христос. Мария и Марфа верили Ему. Далее, человек должен всецело положиться на Него, надеяться на Иисуса, а не искать помощи где-либо на стороне для того, чтобы приблизиться к Богу. Притом нужно ждать. Сестры Лазаря ждали Иисуса все время, до самой смерти брата и после его смерти еще ожидали четыре дня. И, наконец, надо во всем слушаться Его повелений. Что Христос говорит, то надо исполнять, не спрашивая: почему это так?

- Обратись от мертвых дел к упованию живому! - призывал он, заканчивая свою проповедь.

По окончании собрания Даниил Пироговский вместе с другими провел вечер в дружеской беседе. Они радовались, что в этот день Господь так много сделал в их общине.

На следующее утро многие пришли проститься с Даниилом, и он уехал обратно в Вельск. Он чувствовал себя счастливым и в пути радостно пел хвалебные гимны.

Ляшенко сказал Даниилу, что его уже третий день спрашивает местная полиция, и он немедленно отправился туда.

- Вам пришло разрешение вернуться обратно в Б. под тот же надзор полиции, - любезно обратился к нему секретарь.

"Домой, домой!" - усиленно застучало в голове у Даниила. И все-таки он недоверчиво посмотрел на секретаря. Грубый обман исправника еще не изгладился из его памяти.

- Правда ли это?

- Вот бумаги, - показал секретарь.

Даниилу дали проходное свидетельство и пожелали всего хорошего.

"Домой, домой!" - казалось, пело Даниилу все, что только встречалось на пути.

Только теперь он почувствовал, как сильно соскучился по домашним. Он не хотел терять ни минуты и поспешил собрать вещи. Свое дело Даниил передал Ляшенко, оставил ему все инструменты и дал пятьдесят рублей.

Беляне успели привыкнуть к Пироговскому и очень сожалели, что лишаются такого хорошего собеседника. Они сердечно проводили его. Даниил не ожидал от них такого внимания и был растроган их участием.

От Плоцка до Ново-Георгиевской крепости он ехал дилижансом. Когда-то этот путь он прошел под конвоем и с цепями на руках, тучи неизвестности скрывали от него будущность. Он шел, словно слепой, не видя перед собой ничего, и вся его надежда была только на Иисуса, на верность Которого он и опирался, как слепец на плечо вожатого.

Дилижанс быстро отдалял Пироговского от города. Дома, деревья, церкви делались все меньше и меньше, как будто таяли под лучами солнца. Сначала он еще мог отличать отдельные постройки, но потом все слилось в одно огромное строение, похожее на большие, разноцветные ящики, без всякого порядка сложенные в одно место. Даниил смотрел на этот город и мысленно подводил итог своего пребывания там. Свет Христа сиял через него на месте ссылки, и он старался делать все, что только от него зависело, чтобы привлечь людей ко Христу. Будет ли какой плод от этой работы?

Он вспомнил слова великого работника на ниве Божьей Апостола Павла: "Насаждающий и поливающий есть ничто, а все Бог возращающий" и успокоился. Господь послал его сеять, другого пошлет поливать, а Сам будет возращать. Мысленно Даниил просил Бога, чтобы Он там вырастил много плода.

Дорога спустилась вниз, и город скрылся от его взора. Сколько там было пережито, перечувствовано, и все это отошло назад, кануло в вечность, как прошедшие дни и ночи! Впереди предстоит все новое, если даже и будет похоже на прошедшее, но все-таки это будет новое!

В Ново-Георгиевской крепости Пироговский пересел на поезд и помчался к своему дому. Все виды и местности, попадавшиеся на пути, напоминали ему скорбный и в то же время победный путь этапом. Где теперь три каторжника? Твердо ли они стоят в вере?

В вагоне он не упускал удобного случая поговорить с кем-нибудь о вере в Бога. Один из пассажиров, молодой человек, не соглашался с ним.

- Все это неправда,- говорил он.- Все это выдумано для темного народа. Никакого Бога нет, все - природа!

- Недавно я читал про вас, - заметил Даниил. - Это ваше выражение напечатали.

- Где вы могли читать про меня? Никто и никогда не печатал моих слов, - удивился молодой человек.

- Вот, прочтите, - Даниил подал ему Евангелие.

- "Сказал безумец в сердце своем: "нет Бога"",- начал читать он и остановился. - Где же здесь про меня говорится?

- Разве это не ваше имя - "безумец"? - пристально смотря на него, спросил Пироговский.

- Вот еще глупости, - краснея, возразил он и отошел. Пассажиры с удивлением переглянулись и засыпали Даниила вопросами...

Особое чувство охватило его, когда он подъезжал к Б-ской фабрике. Все здесь ему было знакомо, и он радовался, когда видел, что все стоит на старом месте. Вот мост через реку, по левую сторону - фабрика, из которой, несмотря на праздники Рождества Христова, доносился шум и грохот. Вот главная контора фабрики, а по другую сторону - церковь. Даниил смотрел по сторонам и с нетерпением ожидал остановки поезда.

- Папа приехал! Папа приехал! - кричали вокруг него обрадованные дети.

Он брал на руки то одного, то другого, целовал их, и слезы умиления и радости текли по его щекам. Все радовались и ликовали.

Каждому ребенку Пироговский привез подарок. Дети шумно выражали свою радость.

- Ты, папа, больше не уедешь от нас?

- Нет, милые детки, теперь я останусь с вами.

- Не уедет, не уедет! - шумели они.

- А у нас гости, - сообщила жена. - Они теперь у одного брата, а вечером придут к нам... Вот обрадуются, когда узнают, что ты вернулся!

Скоро все друзья и единоверцы узнали, что приехал Даниил Мартынович, и собрались у него. Пришли и приезжие.

- Очень рад вас видеть! - встретил гостей Даниил. - Помните то время, когда я уезжал отсюда? Как тяжело нам было расставаться! Сколько различных затруднений встретил я на пути! Трудно было, очень трудно! Но все-таки я за все благодарю Бога.

- Да, - заметил приезжий брат. - За все слава Богу! Я вот предлагал вашему семейству переехать за границу, чтобы избавиться от всех преследований, но Господь устраивает все иначе. Теперь вы можете оставаться здесь и продолжать работу для Иисуса.

Пироговский рассказал о своем странствовании, вспомнил свои беседы с кандальниками, священниками и с губернатором.

- Очень многие не понимают нас,- закончил он.- Иные считают за фанатиков, некоторые думают, что мы погибшие. Неверующие говорят, что мы грубые невежды, и большая часть человечества относится к нам враждебно. Но пусть люди говорят что им угодно, а мы знаем только одно...

- Что жив Христос Спаситель! - быстро вставил приезжий.

- Да, да, что жив Христос Спаситель. И я верю, что настанет и для нашей родины то славное время, когда Слово Божье проникнет во все дома и Евангелие соберет вокруг себя много-много людей с востока и запада, с юга и севера. Мрак невеже-

ства и неверия растает под яркими и горячими лучами любви Христа. Преследователи евангельской истины должны будут стушеваться и гонимые за Христа возвысят свой голос, призывая к покаянию и живой вере. Хотя нас и немного и мы гонимы, но никакая туча не скроет того Солнца, Которое взошло над нашей головой.

- Я был во многих местах, - заметил приезжий, - и сердце мое радостно билось, когда я видел мужчин и женщин, молодых и старых, грамотных и безграмотных, собиравшихся в домах почитать Евангелие и помолиться. Ах, как хорошо мы чувствовали себя! Те голоса, которые раньше пели и кричали всякие сквернословия, в этих собраниях славили Господа. Ехал я в другое место и встречал такую же радость и горячее желание служить Господу, любить Его и друг друга не словом и языком, а делом и истиной. Приехал я сюда и здесь встречаю таких же братьев и сестер, полных любви к Господу... Эта цепь любви Христа соединяет нас в одно целое, и придет то время, когда мы увидим Его и будем сиять в Его чудном свете.

- И будем петь перед престолом Агнца: "Свят, свят, свят!" - восторженно добавил Пироговский. - Здесь на земле нам часто мешают петь, но там уже будет полная свобода!

- Хорошо будет там, - заметил другой брат.

- Споем что-нибудь, - предложил приезжий.

Все согласились и открыли сборники. Даниил начал петь, а остальные дружно подхватили. Красивые, нежные звуки песни наполнили комнату и слышны были далеко на улицу.

- Да, мы встретим там очень многих, которые были замучены здесь,- тихо произнес приезжий.- И будем отдыхать вместе с ними. Не забывайте, дорогие друзья, что здесь, на земле, мы встретим только труд и гонение, а отдых - там, в общении с Господом! Вы, Даниил Мартынович, только что вернулись из изгнания и твердо стояли в своем убеждении. Вы радуетесь теперь, когда опять увидели родных, но знайте, что впереди вас ожидают еще большие гонения, на этом не окончились ваши страдания. Будьте тверды, "потому что вам дано ради Христа не только веровать в Него, но и страдать за Него".

- Да будет во всем воля Господа, - задумчиво, но твердо произнес Пироговский.

На Главную страницу