Г. Винс. Евангелие в узах
31 марта заканчивался пятилетний срок моего лагерного заключения по приговору Киевского суда. Впереди еще пять лет ссылки по приговору того же суда. Где будет ссылка?
Я предполагал, что ссылка для меня будет тоже в Якутии, так как почти все заключенные якутских лагерей, которым предстояла ссылка, направлялись в различные отдаленные районы Якутии. Лагерное начальство также считало, что местом моей ссылки будет Якутия. Многие якуты-заключенные рассказывали мне, что в их таежных селениях находятся ссыльные, и не только из якутских лагерей, но и присланные даже с Кавказа, из центральных областей России, Украины и Молдавии.
Некоторые якуты давали мне адреса своих родных: "Возьми, Петрович, адрес моих родителей. Может быть, тебя отправят в нашу деревню. Ты только скажи, что был со мной в одном лагере и что я дал тебе адрес, они помогут тебе и с жильем, с дровами помогут зимой, и мясо будет, и рыба. Наши люди уважают таких людей, как ты!" В конце марта 1979 г. меня увезли из лагеря в тюрьму в Якутске. Перед этапом в лагере ко мне подошел якут-заключенный, каптерщик, заведовавший лагерным складом одежды и обуви. В руках у него была новая пара валенок. "Вот. возьми! - протянул он мне валенки. - Тебя повезут на Север, там зима еще два месяца. В сапогах ты не выдержишь, отморозишь ноги". Я взял валенки и поблагодарил якута. Он тоже протянул мне бумажку с адресом своих родных. "Возьми! Может пригодиться, если твоя ссылка будет в нашем поселке".
Когда я прощался со Степаном, он от всей души поблагодарил: "Спасибо за Евангелие!" А затем, задумавшись, сказал: "О, если бы мне достать Евангелие на нашем, якутском языке!
Наш народ так нуждается в Евангелии!" Я спросил его:
- А есть перевод Евангелия на якутский язык?
- Не знаю, - ответил Степан.
И я положил на сердце молиться за якутский народ, за его духовное пробуждение. Я и сегодня молюсь за якутский народ и за другие народы Севера: за эвенков, эвенов, юкагиров, чукчей. Некоторые из них были в нашем лагере.
Целую неделю я пробыл в тюрьме г. Якутска в ожидании, когда и куда меня повезут дальше. Однажды вечером заключенных вывели из камер. Нас было человек тридцать. Всех выстроили в коридоре тюрьмы, проверили по спискам. Там был один офицер, который меня знал. Он спросил:
- А вы что тут?
Я говорю; - Мой лагерный пятилетний срок закончился, и теперь меня направляют в ссылку. Только я не знаю, куда.
У него была папка с нашими этапными документами. Я его спросил:
- Не могли бы вы сказать мне, куда меня отправляют?
Он посмотрел мое дело и сказал:
- Вас отправляют в ссылку в Тюменскую область, в Западную Сибирь.
Поздно вечером нас посадили в "воронки" и повезли под охраной в аэропорт. Небольшой самолет, вместимостью на 50 пассажиров, ожидал нас вместе с охраной. В группе заключенных было и несколько женщин, тоже заключенных. В Якутии нет женских лагерей, и осужденных женщин направляют в женские лагеря других областей. Всем мужчинам-заключенным надели наручники. Женщинам не стали надевать наручников. Я смотрел на стальные наручники, плотно сковавшие мои руки.
Уже не в первый раз за время моего заключения мне их надевали, как опасному злодею. Каждый раз, когда холодная сталь наручников стягивает запястья моих рук, в душе вспыхивает радость: "Не за разбой и не за злато, а за Христа, моего любимого Учителя!" Включились двигатели самолета, и в салон проник гул работающего мотора. Самолет взлетел и легко понес нас в южном направлении. Прощай, лагерь! Прощай, якутский народ! Прощай, суровый якутский край! Может быть, здесь когда-нибудь будут церкви, много церквей. Не храмы из камня или дерева, но храм духовный из живых якутских душ, горячо любящих Бога, искренне верующих в Него. А Степан с Библией в руках на якутском языке будет проповедовать Евангелие своему родному народу. Помоги, Господи!
Часа через три-четыре мы были уже в аэропорту г. Иркутска. Снова "воронки", тюрьма, обыск. Но Господь сохранил Евангелие от Марка и 15 глав Евангелия от Иоанна. Несколько дней мы пробыли в камерах большой Иркутской тюрьмы, ожидая дальнейшего пути. Людей, с которыми меня этапировали из Якутска, уже не было в моей камере. Они были развезены в разных направлениях.
Через несколько дней, уже с другой партией заключенных, я был посажен в арестантский вагон железной дороги "Столыпин". Это вагон-тюрьма на колесах. В нем около восьми камер-клеток, кругом решетки и железо. Двери камер-купе выходят в коридор с круглосуточной вооруженной охраной. Камера-купе рассчитана на восемь заключенных. Но обычно, в купе двадцать и даже двадцать пять человек, очень тесно. Хотя обыск перед отправкой в тюрьме уже был, нас снова подвергают обыску, уже в арестантском вагоне. Евангелие от Марка при обыске в тюрьме у меня не нашли. Я хранил его в небольшой пластмассовой мыльнице. Как только поезд тронулся, нас стали вызывать в коридор с вещами по три-пять человек, и в одном из свободных купе производился обыск. Одного или сразу двух заключенных двое солдат обыскивают непосредственно в купе, остальные в коридоре стоят и ждут своей очереди. Двое солдат тщательно проверяли одежду, обувь и наши скромные вещи. Солдаты требовали, чтобы заключенные быстро снимали одежду и обувь. Передо мной был старик, худой, щупленький, маленького роста. Он начал по требованию солдат быстро снимать одежду: рубашку, брюки, нижнее белье, обувь.
Старик очень торопился, но у него тряслись руки, и быстро не получалось. Солдат закричал на него. Старик-заключенный окончательно растерялся и никак не мог стянуть с ног сапоги.
Тогда один солдат ударил старика кулаком по шее. Старик пронзительным голосом закричал и осел на пол. Широко открытые глаза его в страхе смотрели на солдат. Он уже слабо координировал свои движения. Сидя на полу, он стал двумя трясущимися руками судорожно тянуть сапог, пытаясь снять его. А двое молодых солдат стали безжалостно бить его ногами. Я стоял в коридоре в очереди на обыск и все это видел. Сердце сжалось от жалости к беспомощному старику. Что делать? Как помочь ему? По советскому закону я не имею права противодействовать солдатам конвоя, даже возражать им или заступаться за другого заключенного. Заключенный даже не имеет права жалобу написать в защиту другого заключенного.
Молодые солдаты озверело продолжали бить старика. Может быть, просто промолчать, опустив голову, и не смотреть на эту безобразную сцену? После старика моя очередь на обыск. А у меня в вещах Евангелие. Промолчать ради сохранения Евангелия, оно ведь мне так нужно? А как бы поступил Иисус на моем месте? Он бы тоже молчал? И я с внутренним напряжением крикнул: "За что вы бьете старого человека?! Он вам отец по возрасту!" Мое неожиданное выступление в защиту старика вызвало вначале недоумение у солдат: "Кто смеет нам перечить?!" Они перестали избивать старика и повернулись ко мне.
- Ты что. не знаешь порядка?! - крикнул один из солдат.
- Тебя не трогают, молчи! - добавил другой.
В это время старик уже снял сапоги и встал. Солдаты не стали даже проверять сапоги старика, весь интерес к нему у них пропал. "Одевайся!" - закричали они на старика. Один из солдат сказал мне: "А ну, иди сюда, защитник! Сейчас будет твоя очередь! Посмотрим, какой ты резвый!" Старика с его тряпками и вещами отвели в камеру-купе. Я зашел в купе обыска и очень быстро начал снимать одежду и обувь: рубашку, брюки, сапоги, носки. Один из солдат прощупывал мою одежду и обувь, другой проверял мои вещи в мешке, и лагерные валенки, которые я захватил с собою, предполагая, что меня отправят в ссылку еще дальше на Север. где снег и морозы держатся до середины лета.
"Ты знаешь, что мы можем тебе сейчас надеть браслеты?!" - угрожающе сказал один из солдат. - Ты что, здесь бунтовать решил?!" Я молчал, я рад был, что они перестали МУЧИТЬ старика. Слава Богу. старик был уже в своем купе. Вдруг солдат увидел мыльницу. Он открыл ее и обнаружил маленькую книжечку.
- Это что такое? - вкрадчиво спросил он, вынимая Евангелие из мыльницы.
Я ответил:
- Это Евангелие от Марка.
Солдат стал рассматривать Евангелие, показал другому солдату, а затем властно так:
- Не положено! Запрещено!
И бросил Евангелие в ящик для мусора, где уже лежали разные грязные тряпки, носки, рваная обувь, куски грязной бумаги. Я быстро нагнулся и схватил Евангелие. Солдат, парень лет двадцати, сильно покраснел и крикнул:
- Брось! Назад! - и показал рукой на ящик с мусором.
- Это Евангелие, а не грязное белье! - возразил я, зажав Евангелие в руке.
Солдат схватил меня за руку и выхватил у меня Евангелие.
Он высоко поднял Евангелие и стал демонстративно рвать его.
нагло усмехаясь и глядя мне в лицо. Это было явное кощунство над Словом Божьим. "Промолчать? - мелькнула мысль. Нет! Я не могу дать в обиду Евангелие!" Я дотянулся до Евангелия и выхватил его у солдата. Потом сжал Евангелие в руках и громко крикнул: "Не отдам! Это Божья Книга!" Оба солдата пришли буквально в неистовство. Это было открытое сопротивление конвою! Заключенные, ожидавшие своей очереди на обыск в коридоре, притихли, сжались, ожидая, что же будет. Конечно, солдаты имели право при сопротивлении заключенного надеть наручники, даже смирительную рубашку, даже стрелять. Один из них яростно прохрипел: "Я тебя сейчас самого заставлю порвать твою святую книжку, заставлю тебя съесть ее!" Они оба набросились на меня, выкручивая мне руки, но я крепко двумя руками сжимал маленькое, такое дорогое и, казалось, такое беззащитное Евангелие. "Эта Книга - моя жизнь. Я верю в эту Книгу. Можешь стрелять в меня, я все равно не дам ее рвать!" - прокричал я в большом волнении. (Возможно, мне только показалось, что я громко прокричал, скорее всего, я это только взволнованно прошептал).
На крик и шум вышел из своего купе начальник конвоя, молодой офицер и, быстро приблизившись, спросил: "В чем дело?" Солдаты оставили меня и стали объяснять, что я проявляю неповиновение и чуть ли не поднял бунт против конвоя. Я видел, что нужно поскорее объяснить офицеру, в чем дело. Я раскрыл руки:
- Это Евангелие! Это моя жизнь! Моя вера! Солдаты хотят его порвать. Все это я проговорил громко, прерывающимся от волнения голосом. Офицер обратился ко мне:
- Дайте сюда!
Я спокойно отдал Евангелие офицеру. Офицер ушел с Евангелием в свое купе. Солдаты продолжали меня обыскивать. "Доигрался! - произнес один из них. - Сейчас командир покажет тебе, как права качать!" Кончив обыскивать меня, они приступили к обыску других заключенных, а мне велели стоять рядом и ждать своей участи.
Они, видно, считали, что меня ждет большое наказание за Евангелие и неповиновение конвою. Минут через десять офицер пришел. "Это ваше Евангелие! Возьмите, вы можете иметь его!" и он протянул мне Евангелие. Я очень обрадовался и стал благодарить офицера. Солдаты были в большом смущении. Один из них отвел меня в камеру-купе, где были заключенные, которые уже прошли обыск. Ко мне сразу же протянулись руки: "Покажи Евангелие!" Конечно, они в вагоне все слышали... Кто-то из заключенных попросил:
- Почитай нам Евангелие!
- Сейчас, ребята, немного передохну. Обыск был бурный, - сказал я.
"Как я должен благодарить тебя, Господи, за Твое удивительное заступничество! Слава Тебе!" - закрыв глаза и прислонившись спиной к прохладной металлической стенке вагона, духом моим взывал я к Богу. А затем стал читать Евангелие. Сначала чуть-чуть, вполголоса, затем громче, чтобы слышали о Боге и Его любви также и соседние камеры заключенных. Вскоре обыск закончился, и стало очень тихо в вагоне. и те солдаты, которые меня обыскивали, уже стояли в коридоре и тоже слушали. Солдат, бивший старика и пытавшийся порвать Евангелие, тоже стоял рядом с нашей камерой-купе и внимательно слушал стихи из святого Божьего Слова. А на моей ладони спокойно лежало крохотное Евангелие от Марка. "Истина беззащитна, но она непобедима!" - вспомнил я слова якута Степана.
Итак, Господь не только сохранил Евангелие от Марка, но и дал мне возможность открыто возвещать евангельскую истину.
Этап был очень и очень трудный. Поезд шел медленно, останавливался почти у каждого столба... Двое суток нас везли в арестантском вагоне от Иркутска до Новосибирска. Поздно вечером наш поезд прибыл в Новосибирск. Арестантский вагон отцепили от основного состава и куда-то повезли в пустынный тупик, подальше от ярко освещенного вокзала и толпы пассажиров. Там вагон окружили солдаты с автоматами и собаками. Кругом все оцеплено охраной. Солдаты направили автоматы в нашу сторону.
Большие свирепые овчарки при виде заключенных поднимают неистовый лай, буквально рвутся из рук солдат, горя желанием разорвать людей в арестантской одежде. Один из солдат стоял ближе всех к вагону и на длинном поводке держал собаку. Правда, собака была в наморднике. Каждый заключенный должен был быстро бежать на пригорок, через несколько железнодорожных путей, где стоял "воронок", и буквально пулей влетать в открытую дверь "воронка", вокруг которого тоже стояли солдаты охраны. Так требовали офицеры охраны, солдаты громко кричали, торопя заключенных.
Заключенные бежали из вагона в "воронок" по очереди, по одному. Следующего пускали, как только предыдущий влетал в "воронок". Подходила и моя очередь. Господи, помоги мне!
Наконец, охрана крикнула: "Следующий, вперед!" Я побежал, держа в руках валенки и свой арестантский мешок с вещами...
Кругом кричала охрана: "Беги скорей!" И - ругань в мой адрес.
Я буквально задыхался, бежать было трудно. Я споткнулся о рельс и упал на мешок. Валенки полетели в сторону... Вслед мне неслись крики и проклятия. Солдат спустил на меня собаку, придерживая ее за поводок. Собака бросилась на меня, ее злобный лай и дыхание сопровождали меня. Она тыкалась мордой мне в спину. Я схватил мешок, подобрал валенки и должен был из последних сил ускорить свой бег. Когда я уже подбегал к "воронку", конвой с руганью окончательно отпустил поводок, и собака, рыча. вместе со мной влетела в открытую дверь "воронка". Кругом все хохотали: хохотала охрана, хохотали заключенные, наблюдавшие за этой сценой. Только мне было не до смеха.
Затем путешествие в "воронке" по ночному городу, и наконец, - Новосибирская тюрьма. "Тюрьма - дом родной! - говорят усталые заключенные. - Отдохнем, отоспимся до следующего этапа!" В тюрьме нас ожидал еще многочасовой обыск. Все мы были очень утомлены после двух суток почти без сна и пищи, в переполненном, душном арестантском вагоне, полном табачного дыма. Во время обыска молюсь о защите: "Господи! Сохрани Евангелие. Будь со мною! Нет уже у меня никаких сил для новой борьбы." Удивительная Божья защита была ответом на молитву: Евангелие не обнаружили, оно осталось со мною! Слава Тебе, Иисус! Мешок и валенки я сдал в каптерку, взяв с собой смену белья, полотенце, мыло, зубную щетку и, конечно, мыльницу с Евангелием от Марка. Все это я положил в небольшой запасной мешочек.
Потом нас всех завели в длинный тюремный коридор. По обе стороны камеры с массивными железными дверями, много, очень много камер... Толстые, крепкие каменные стены, выкрашенные в серый казенный цвет. За этими стенами несколько тысяч жизней, лишенных свободы, семьи, привычных условий. "Садись!" - раздается команда одного из охранников.
Сто человек заключенных послушно садятся на холодный цементный пол. Наверху, на потолке, тускло горит длинный ряд электрических лампочек. Как-то неуютно, тревожно. Офицер но списку называет фамилии заключенных. Тут же находятся человек пять охранников, которые разводят заключенных по камерам. Проходит, примерно час времени, а меня все не вызывают. "В чем дело?" - задаю себе вопрос. Наконец, со мной в коридоре остается не более трех-четырех заключенных. Но вот и их уже вызывают, и они, взяв свои пожитки, уходят с охранниками. Остаюсь я один в коридоре. Офицер уже ушел.
Со мной остались двое охранников. Вскоре 1азывают и мою фамилию, и охранник ведет меня одного по длинному коридору.
Предварительно мне, как и другим заключенным, выдают старый грязный матрац и что-то небольшое, отдаленно напоминающее подушку, тоже очень старую и грязную.
Я следую за охранником. В одной руке держу матрац с подушкой, в другой - небольшой мешок с личными вещами и бельем. Ноги, как ватные, еле передвигаются, голова почти ничего не воспринимает. Все действия почти автоматические.
Одна только мысль: скорее упасть бы, заснуть где угодно, хотя бы на грязном цементном полу тюремного коридора. Охранник остановился, посмотрел в глазок камеры, вставил ключ в замок и нажал. Раздался резкий, как выстрел, металлический щелчок. Затем он так же резко, с шумом открыл тяжелую дверь и сказал: "Проходи!" Затем за мной дверь камеры закрылась с таким же шумом.
Густой табачный дым синими волнами переливается по камере: так сильно накурено. На потолке тускло горит лампочка.
Камера небольшая, человек на двадцать. Вдоль стен двухъярусные металлические нары. Посередине деревянный стол и две деревянные скамьи для сидения. В углу кран для воды и туалет, отделенный от камеры невысокой каменной стенкой, примерно метровой высоты. Был уже час или два ночи, но никто из заключенных не спал почему-то. Кто эти люди? Почему не спят?
Заключенные были чем-то возбуждены и, очевидно, спорили между собой перед тем, как охранник внезапно, почти среди ночи, открыл дверь камеры и ввел меня. И вот я очутился под внимательными взглядами всех в камере: и тех, кто стоял посреди камеры или у двери, и тех, кто сидел за столом или лежал на нарах. Почти все очень недружелюбно смотрели на меня. Да и вообще в камере была какая-то тревожная, гнетущая атмосфера. Люди нервно курили. Несколько человек подошли ко мне.
- Добрый вечер, - сказал я. но затем поправился, - добрая ночь! И я положил свой матрац и мешок на пол. - Двое суток не спал, с этапа я! - говорю.
Я хотел подойти к одному из свободных мест на нарах, но путь мне преградили двое.
- Почему так поздно в нашу хату? - спросил один из них, человек высокого роста, в черном свитере.
- Только что с этапа, - ответил я.
- Ты что, один был на этапе? - спросил кто-то с нар.
~ Нет, нас было около ста человек из Иркутской тюрьмы.
- А где остальные?
- Почему только тебя одного в нашу камеру?! - сыпались вопросы. Кто-то закричал:
- Да это же "наседка"!
- Просись обратно, да поскорей. Мы таких уже видели! сказал мне человек в черном свитере, и он указал мне на дверь.
Я никак не ожидал такого приема, да и сил уже не было объясняться.
- В чем дело, ребята? Я хочу только лечь и уснуть. Двое суток без сна, - миролюбиво сказал я.
- И мы без сна, и нам надо уснуть! - кто-то глумливо выругался и рассмеялся. Раздалось еще несколько грубых ругательств в мой адрес.
"О, Иисус! Куда я попал?! Будь со мною!" - я мог только молиться в душе. Вдруг ко мне подскочил низенький, сухонький такой старичок, и пронзительным голосом спросил:
- А сколько ты человек замочил?
~ Я - верующий! Я - христианин, судим за веру в Бога дважды! Я никого не убивал и не грабил! Мой Бог. которому я служу, запретил убийства. - так обратился я к этим людям.
- А где ты сидел, в каком лагере? - кто-то спросил меня.
Я ответил:
- Первый срок - на Северном Урале, три года. Сейчас отбыл пять лет строгого режима в Якутии. Лагерь "Табага".
Человек в черном свитере:
- Так ты говоришь, не за убийство, ты - верующий? Первый раз встречаю такого в тюрьме... А почему тебя посадили к нам, в камеру, на особняк? Здесь все за убийство! - и он сделал рукой полукруг. - А вот этот дед. - он указал на щупленького старичка, - замочил пятерых! Мы все тут после суда. Нас везут на особо строгий режим по милости Господа Бога. - Он грязно выругался в адрес судей и Бога.
"Почему он так грязно ругает Бога? Разве Бог виновен в его преступлениях?" - проносится мысль.
- Ты Бога не тронь! Не Бог тебя сюда привел, - сказал я.
- Мы видели уже таких, как ты! - угрожающе вполголоса произнес человек в черном свитере, приближаясь ко мне.
- Пошел вон отсюда! Я не верю, что ты боговерующий! - вдруг закричал он и толкнул меня плечом.
Я с трудом сохранил равновесие. Что делать? Со всех сторон на меня смотрели враждебные лица. Такого со мной еще никогда не было за все восемь лет моей тюремной и лагерной жизни. Почти все двадцать человек, даже те, которые лежали на своих койках, приблизились во мне. Я был окружен со всех сторон. Вокруг крики, ругань, угрозы и непонятная для меня злоба. Кто-то крикнул:
- А чем ты докажешь, что ты верующий? Покажи Библию!
- Да, покажи Библию! Пусть покажет Библию! - раздались голоса.
"Что делать? Показать им Евангелие от Марка? А вдруг они порвут его? - пронеслись мысли в голове. - Да, нужно показать им Евангелие! Господь защитит Свое Слово и от убийц, как в вагоне от солдат!" С таким решением я сказал:
- Библии у меня нет. Разве в тюрьму пронесешь ее? Отнимут! А вот маленькое Евангелие от Марка есть. Это часть Библии, - пояснил я.
- Покажи, - приказал молодой заключенный.
Я раскрыл свой мешок и развернул полотенце, в котором была мыльница с маленьким Евангелием. Маленькое и такое беззащитное. Евангелие лежало у меня на ладони. "Что ждет тебя здесь? Скольким людям в лагерях и тюрьмах ты уже указало на путь спасения! И вот теперь новая тюрьма, новые люди", - подумал я.
К Евангелию со всех сторон тянулись руки. "Такое маленькое!" - раздавались удивленные голоса. Все стали рассматривать его, и как-то сразу стала замолкать ругань и угас огонь враждебности. Теперь все они окружили Евангелие.
- А можно почитать? - спросил человек в черном свитере.
- Да. конечно, можно!
Человек в черном свитере держал в руке Евангелие, но в это время щупленький старичок схватил его за руку и пронзительно закричал: "Нельзя, не трогай! Это Святая книга, а наши руки грешные, запачканы в человеческой крови! Пусть он сам почитает!" Заключенный в черном свитере испуганно вырвал свою руку из цепкой руки старика, недоуменно глядя то на меня, то на старика, то на Евангелие... "Бери. не бойся! - обратился я к нему. - Эта Книга написана и для меня, и для тебя. В ней пусть к спасению, к свету, к новой жизни!" Я все еще стоял с мешком и матрацем в руках, не смея пройти к нарам. А усталость была невыносимая. Уже не было сил стоять. Молодой заключенный сказал, обращаясь ко мне:
- Проходи, располагайся!
А к остальным:
- Ну что вы, как звери, пристали к человеку! Он восемь лет в лагере на Севере за веру, а вы пристаете. Садись здесь! - и он указал на свою койку. - Ты откуда родом?
Где жил до посадки? - быстро спросил он меня.
- В Киеве, - ответил я.
- И я из Киева. - сказал молодой. - Я там месяц промышлял. Там и арестовали в прошлую посадку. А в каком лагере сидел?
- В лагере строгого режима, в поселке Табага, в 30 км от Якутска, - ответил я.
Кто-то из заключенных подтвердил:
- Да, я знаю, есть там такой лагерь! А какие еще есть лагеря в Якутии?
Я назвал еще три лагеря в Якутии, в которых я тоже был.
Еще кто-то из заключенных подтвердил, что есть такие лагеря в тех местах, что я не выдумываю, говорю правду.
- А как тебя зовут? - спросил я молодого заключенного.
- Петро, - на украинский манер ответил парень.
- А меня Георгий, - сказал я.
Человек в черном свитере с Евангелием в руках сел к столу. Вокруг сразу же расположились остальные, и он громко прочел: От Марка Святое Благовествоваиие. Глава первая. Начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Божия". Но его перебили другие: "Дай посмотреть! Дай хотя бы в руках подержать! Никогда в жизни не видел Евангелия!" - раздались голоса. Их больше всего удивило, что Евангелие такое маленькое.
- А что, здесь вся Библия? - спросил кто-то.
- Нет, это только часть Библии, Евангелие от Марка, - я объяснил.
- А какая разница между Библией и Евангелием? - снова вопрос.
Я хотя и устал, но охотно объяснил, что Библия включает в себя много божественных книг и состоит из Ветхого и Нового Заветов, что само слово "Евангелие" означает благая, т.е. добрая весть, которую принес Господь Иисус Христос. Евангелие от Марка описывает земную жизнь Иисуса Христа и дело спасения, которое Он совершил на Голгофском кресте. Я старался говорить как можно проще, как можно понятнее: "Но это даже не все Евангелие. Только маленькая часть всего Евангелия. Есть четыре Евангелиста". И я перечислил их. "А это самое маленькое из Евангелий. Оно напечатано таким маленьким форматом специально для тех, которые находятся в тюрьмах и лагерях, чтобы удобно было пользоваться и незаметно от начальства читать и сохранить божественную книгу во время обыска".
В это время раздался скрип железной двери и в камеру вошел офицер и двое солдат. Но еще только дверь начала открываться, как человек в черном свитере быстро передал Евангелие Петру, который отскочил к нарам и спрятал Евангелие под матрац. И это было сделано так быстро, что никто ничего не заметил.
- Почему не спите? - спросил офицер.
Затем он испытывающе посмотрел на меня:
- Ну, как вам ваш новый компаньон? Тоже из ваших? спросил он, намекая на убийц. Но все промолчали. Чувствовалось, что офицер был крайне разочарован: он искал своим взглядом следы побоев на моем лице, явно ожидал, что убийцы изобьют меня, как чужого в их особой камере, и был явно разочарован. Для этой цели и направили меня одного в камеру убийц. Офицер сказал, уходя: "Вы не верьте ему!" И указал на меня.
Но Господь уже начал Свою работу в сердцах убийц. Евангелие было в центре их внимания. Человек в черном свитере сел спиной к двери. В руках у него снова было Евангелие.
Вокруг него сидели почти все заключенные. Он раскрыл Евангелие и стал читать.
- О, здесь что-то буквы не русские! - вдруг он воскликнул, обращаясь ко мне.
- Да нет, буквы русские. Здесь только некоторые буквы старые, которые были в употреблении до революции. Это Евангелие сделано, как копия с того экземпляра Евангелия, которое было напечатано в конце прошлого века, - пояснил я.
- А ты какой веры: христианской или баптист? - спросил он.
- Я - баптист, - спокойно ответил я, - и конечно, христианской веры. не мусульманской.
- А у вас, баптистов, другая Библия, другое Евангелие, чем у всех христиан?
- Нет, одна Библия, одно Евангелие для всех: и для православных, и для баптистов, для всех русских. Первая Библия в России на русском языке была выпущена в 1887 году. Сто лет тому назад. Это общепринятая Библия для всех христиан, говорящих по-русски.
Петро тоже был со всеми за столом. Он спросил: "Ты хочешь спать? Ложись на мою койку!" Я поблагодарил, а затем преклонил колени около койки и от всей души поблагодарил Бога. Когда я молился, то услышал, как кто-то из заключенных тихо сказал: "Видишь, молится, молится!". И другой голос: "Пусть молится, это его дело!" На сердце у меня был полный внутренний мир, хотя я и понимал, что начальство Новосибирской тюрьмы специально поместило меня глубокой ночью в камеру убийц. Как я потом узнал. среди этих людей некоторые были уже заранее предупреждены начальством тюрьмы обо мне и уже настроены меня избить. Я не думаю, что инициатива поместить меня в камеру убийц исходила от администрации Новосибирской тюрьмы. Это было указание сверху, из Москвы. Хотели меня хорошо "проучить" напоследок... Также я полагаю, что подговаривая заключенных-убийц избить меня, начальство тюрьмы скрыло от них. что я верующий. Но Господь удивительным путем, через Евангелие от Марка расстроил коварные замыслы врагов истины Божьей.
После молитвы я лег на жесткие металлические нары. Но какая же это была замечательная кровать для моего уставшего тела: такая удобная, просто великолепная... Но самое главное, что я был в полной безопасности, под охраной и защитой Господней. Перед сном я вспомнил слова Божий из Псалма 4-го: "Спокойно ложусь я и сплю, ибо Ты, Господи, един даешь мне жить в безопасности!" (Псалом 4:9). И это в тюрьме, в камере убийц!
Очень необычным было мое пробуждение на следующее утро. Еще сквозь сон слышу слова о воскресении Христа из 16 главы Евангелия от Марка: "И весьма рано, в первый день недели, приходят ко гробу при восходе солнца и говорят между собою: кто отвалит нам камень от двери гроба?" Солнце восходило и над Сибирью. Была весна, апрель месяц. Было утро.
Кто-то читал довольно громко последнюю, шестнадцатую главу Евангелия от Марка. Я не сразу сообразил, где я нахожусь.
Открыв глаза, я увидал, что человек пятнадцать сидели у стола и слушали, а один из заключенных читал. Человек пять спали на нарах. В камере было уже светло. Первые лучи солнца радостно пробивались сквозь двойную решетку окна. Свежий утренний ветерок проникал через открытую форточку и приятно освежал камеру. Тучи густого табачного дыма, еще ночью обволакивавшие всю камеру, рассеялись, исчезли. Стало так легко дышать. На сердце радостно, празднично. Новый день!
Новый Божий день! Господь даровал еще один день для спасения грешников! Убийцы читают и слушают Евангелие в тюрьме! Слава Тебе, Господи! А кто читает? Тоже убийца! Еще вчера это были такие дикие, враждебные, озверелые люди. готовые меня растерзать. А сегодня - как покорно собрались вокруг Слова Божия! Нет больше крика, ругани, споров - только внимание и даже благоговение перед словами Христа.
Они, наверное, всю ночь читали и, возможно, рассуждали о прочитанном. Я продолжал лежать тихо, не шевелясь, слушая Слово Божие. Большая разница в том, когда сам читаешь и когда слушаешь Евангелие и особенно в тюрьме, когда читают другие... Как будто раздвигаются каменные стены, исчезают стальные решетки на окнах, и в камере незримо присутствует Воскресший Христос! Слово Божие могущественно обращается ко всем людям, и в тюрьме, и на воле: и к добрым, и к злым. Людям нужен Бог! В лагере Табага я написал стихотворение "Иисус! Твое имя выше". И оно вспомнилось мне:
Иисус! Твое имя выше
Горных пиков и всех имен!
Лишь Тобою вселенная дышит,
Как цветок, что весной рожден.
Преклонить пред Тобою колени
За великое счастье чту!
Повергаю свои волненья,
Доверяю свою мечту:
Я хочу... я прошу, мой Боже,
Чтоб для тысяч и тысяч людей
Твое имя стало дороже
Всех сокровищ и жизни всей!
За Твое драгоценное
Слово Я одет в арестантский бушлат.
Но в краю отдаленном, суровом
О Тебе благовествовать рад!
Светит ласково солнце весеннее,
Озаряя темницу мою...
Скоро я воспою Воскресение
С миллионами душ в раю!
Да, я в камере убийц, и по милости Господней я еще жив и слышу, как убийцы читают Евангелие. Это воистину чудо Божье! "В тесноте Ты давал мне простор!" - так написано в Книге Псалмов 4:2. И я всегда этот стих помнил. Этот Божий простор я многократно ощущал в самые тяжелые периоды моей жизни.
Вскоре был прочитан последний стих шестнадцатой главы Евангелия от Марка. Человек в черном свитере подошел ко мне и отдал Евангелие. Все молчали... "Сильная Книга!" - сказал он. Я встал с нар и хотел пойти умыться, но ко мне неожиданно подбежал щупленький старичок:
- Может ли Бог простить меня?! Я убил пять человек.
- Да, Христос простил разбойника на кресте. Он простит и вас, если вы покаетесь и оставите свою преступную жизнь.
Человек в черном свитере, внимательно глядя на меня, спросил:
- Георгий, как мне заслужить спасение? Мы всю ночь читали Евангелие и рассуждали, только не было нам у кого спросить, а ты крепко спал с этапа, и мы не хотели тебя тревожить. Скажи нам, как заслужить спасение? Я тоже убийца и разбойник, как называет нас Евангелие. - И это говорил человек, который еще ночью угрожал мне!
- Кто из вас раньше читал Евангелие или слышал проповедь о Христе? - поинтересовался я.
Оказалось, что никто. Я очень удивился, что эти люди, которые раньше не слышали проповеди о Христе и не читали Евангелия, теперь, прочитав Евангелие, сразу же поняли его главный смысл - спасение. Слово Божие обличило их сердца.
Они осознали, что убийство - грех. Раньше они гордились своими подвигами. Они даже не говорили "убил", а "замочил", "прикончил", "придавил". И всегда, по их словам, они были герои, а виновной всегда была их жертва. И вот теперь они задают вопрос: "Можно ли им спастись? Может ли Бог простить нас?" А сегодня эти люди поняли, что они, и только они, преступники и не только перед человеческим законом, но самое главное - перед Богом!
- Если ты покаешься перед Богом и оставишь преступную жизнь, то получишь спасение! - сказал я человеку в черном свитере. - Бог дает спасение даром, без наших заслуг. Наше спасение - это заслуга Христа на Голгофском кресте.
Щупленький старичок опять прокричал:
- Я пятерых ведь убил! Разве может Бог меня простить?! А потом он добавил, - Это у меня не первая ходка. Сейчас на мне пять убийств, а до этого еще были... Мне хотели дать вышку, но заменили пятнадцатью годам особо строгого! - И он еще раз повторил свой вопрос. - так может Бог простить меня?!
Я смотрел на этого щупленького старичка с тоненьким голоском и думал: "Как этот худенький, такой тщедушный человечек мог убить пятерых?! Просто не понятно, где у него и сила взялась для такого группового убийства? И откуда такая злоба и жестокость?!" Но сейчас предо мной был просто грешник, нуждающийся в Боге, я сказал: "Бог может простить! Иисус Христос простил разбойника на кресте. Только веруйте в Него как в Сына Божьего, вашего личного Спасителя, Который все наши даже самые ужасные грехи взял на Себя и умер за нас на кресте. Бог любит вас! Хотя я никого не убивал, не грабил, но и я был грешником, которого Иисус Христос простил и спас. Он дарует всем верующим в Него спасение и жизнь вечную!" И я процитировал из Евангелия от Иоанна 3:16.
Другие тоже задавали вопросы, подобные этим. С этими людьми я пробыл вместе в одной камере семь дней. Это были удивительно светлые, радостные дни. С утра до вечера каждый день беседы о Боге, о спасении. Каждый из заключенных брал Евангелие и читал сам. Много вопросов о Христе, о жизни вечной, о моем личном уверовании во Христа, о жизни наших верующих. Враждебного отношения как и не бывало, а только доброе расположение. Просто не верилось, что совсем недавно эти люди были так злобны и жестоки. Я радовался тому. что Господь совершил в их сердцах. Но я знал.
что это было только начало. Я не хочу сказать, что они стали уже новыми людьми, христианами. Нет! Но я видел у них рождение большого интереса к Слову Божьему, буквально жажду слышания Слова Господнего. Я видел, как эти люди начали понимать и сознавать, что они грешники, преступники. И не потому, что их поймала милиция на месте преступления. а суд признал их виновными. Нет, не поэтому. Слово Божие обличало их. Маленькое Евангелие от Марка осветило божественным светом Христа их темные преступные сердца, и у них появился вопрос: "Как жить дальше? Как спастись?
Может ли Бог нас простить?!" А затем возникла жажда к жизни новой, чистой, духовной.
Мой названный земляк из Киева. Петро, часами не отходил от меня. Вся его жизнь прошла в различных преступных делах, а руки были неоднократно запачканы в человеческой крови. Его интересовало многое, и он все расспрашивал о жизни верующих, о жизни христианской молодежи. Расспрашивал он также и о моей семье: верят ли в Бога моя жена и мои дети. Удивлялся, почему власть так жестоко преследует верующих. "Вы - боговерующие. Так зачем вас сажать в тюрьмы? Наоборот, вы могли бы помочь обществу в воспитании людей!" К сожалению, кроме Петра я не запомнил имен остальных заключенных той камеры. Один из них спросил:
- Куда тебя везут конкретно, ты знаешь?
- Нет, - я ответил. - Мне еще предстоят пять лет ссылки в Тюменской области. Но где, я пока не знаю.
- Вспоминай и нас в своих молитвах! - попросил человек в черном свитере.
Однажды открылась дверь камеры, и охранник назвал мою фамилию:
- С вещами! Готовься на этап!
- Прощай, Георгий! - раздались голоса моих новых знакомых.
Охранник вышел из камеры, предоставив мне 5-10 минут на сборы. Я посмотрел на окруживших меня заключенных, и мне так захотелось помолиться сейчас за них. "Я хочу помолиться о вас!" - сказал я. В это время ко мне поспешно подошел один из заключенных и протянул мне мое маленькое Евангелие:
"Спасибо! Это просто удивительно, что мы могли в тюрьме читать Евангелие!" - сказал он.
А Петро, глядя, как я прячу Евангелие в своей мешок с бельем, с волнением произнес: "Георгий, подари нам Евангелие! Ты его и так знаешь, много раз читал, а мы только познакомились с ним... Мы идем на особо строгий режим.
Впереди у каждого 15 лет лагеря. Многие из нас, - он указал на старика, - вряд ли вернутся на свободу. Там и умрут, в лагере. Нам очень нужна эта Святая Книга. Оставь нам ее, подари ее нам1" Что делать? Мне это Евангелие так дорого! Сколько лет оно со мною в сибирских тюрьмах и лагерях. Во время этапа его отнимали у меня, грозили порвать, уничтожить конвойные солдаты в арестантском вагоне. Это Евангелие прошло со мной вместе много обысков, но Господь сохранил его. Оно мне нужно, очень нужно! Впереди меня ожидают еще пять лет ссылки... А в этой камере Евангелие даже спасло мне жизнь и так удивительно подействовало на сердца убийц. О, как мне не хотелось расставаться с ним!
А Петро стоит рядом со мной и умоляющим взглядом просит:
"Оставь нам Евангелие!" Человек в черном свитере говорит почти пророческие слова: "Твой Бог пошлет тебе много Евангелий и Библий, а нам негде достать Евангелие. Подари нам его!
Это единственная Правда, которую я встретил в моей жизни!" И внутри меня голос: "Отдай им Евангелие! Оно так нужно им!" Я достал Евангелие и протянул Петру. Но несколько рук уже тянулись к Евангелию. А времени уже так мало. скоро откроется дверь камеры и меня уведут... Нужно успеть еще помолиться в этой камере. "Помолись, Георгий, обо мне!" - попросил Петро. "И обо мне, и обо мне!" - раздались голоса заключенных. И я молюсь. Вокруг меня стоят заключенные.
"Господи! Благодарю Тебя за Твое вечное Слово Жизни, за Святое Евангелие и за эти души. которым Ты открываешь путь спасения!" После моей молитвы с шумом открылась дверь камеры, и охранник в коридоре громко назвал мою фамилию. Я еще раз кратко произнес в молитве, стоя спиной к двери:
"Господи! В руки Твои предаю души этих людей!" "Быстрей! Шевелись! Пошли!" - кричал в нетерпении охранник, обращаясь ко мне. Я схватил матрац, подушку, свой мешок.
Кто-то торопливо пожимал мне руку. Раздались голоса: "Прощай, Георгий! Молись о нас!".
Когда конвоир вел меня по многочисленным коридорам тюрьмы в этапную камеру, я продолжал молиться духом моим об этих людях: "Господи! Пошли им новые встречи с Твоими служителями. Господи, продолжи твой труд над их душами!" Хотя впереди меня ждали еще пять лет ссылки в Тюменской области, я об этом не думал, Я все еще был под впечатлением пребывания в камере с убийцами. Каким дорогим стало для них Слово Божие. Это просто чудо, Божье чудо! Их лица все еще были передо мной: Петра, человека в черном свитере, старика с тоненьким голоском и других заключенных... Какими дорогими они стали для меня! Я с ними оставил не только мое маленькое Евангелие, но и часть моей души, моей веры, моего упования. Но впереди меня ждало еще одно трудное испытание. Это все еще Новосибирская тюрьма, трудная для меня тюрьма. В этом городе я был арестован в марте 1974 года, и здесь же через пять лет такие испытания.
Конвой привел меня в каптерку. Я сдал матрац и подушку, получил свой мешок с вещами и валенки. Но дальше я решил валенки с собой не везти. Была уже середина апреля, снега не было, а везут меня на ссылку в Тюмень. Пока я попаду на место ссылки, будет уже лето. Зачем мне мучиться с валенками по этапам? "Возьми валенки себе! - сказал я каптерщику-заключенному. - Мне они не нужны!" И я подал валенки в окошко каптерки.
- Это же твои валенки! - возразил каптерщик.
- Я с ними уже намучился, везу из Якутска по этапам!
А иду я этапом на ссылку в Тюмень. Пока доеду, лето будет, - пояснил я каптерщику.
- Спасибо! Найдем им применение, - улыбнулся калтерщик и забрал валенки.
Затем конвой привел меня в этапную камеру. В руках у меня был небольшой мешок с чистой лагерной одеждой, книгами, с письмами и фотографиями родных. В этапной камере не было нар. Более ста заключенных сидели тесно на полу в ожидании дальнейшего пути, и только у окна стояла небольшая деревянная скамейка, на которой сидели человек пять-шесть. Когда я зашел в камеру и конвой закрыл за мной дверь, то я, как и все, сел прямо на цементный пол, прислонившись спиной к каменной стене. Оглянулся вокруг: ни одного знакомого лица. Некоторые посмотрели на меня только мельком, равнодушно. Но те, которые сидели на скамейке и возвышались над всеми, очень внимательно изучали меня. Новосибирская тюрьма - это большая пересылка.
Отсюда идут этапы в пять-шесть направлений: на восток в Восточную Сибирь, на запад - на Урал, на Север - в Томск, на юг - в Казахстан, в Алтайский край и другие места.
В этапной камере постоянное движение: одних заключенных запускают в камеру, других увозят, как на вокзале. Да в тюрьме не одна этапная камера, их несколько. Всего в тюрьме несколько тысяч заключенных. Не успел я присесть на пол, как один заключенный у окна привстал и крикнул мне:
"А что ты прячешься у дверей?!" И он громко выругался. Я промолчал. Другой, сосед первого, тоже крикнул в мой адрес: "Я знаю этого типа, у него есть деньги! А ну, иди сюда!" Я снова промолчал. А в душе молитва: "Господи! Что же это, неужели снова испытание? О, Иисус, пребудь со мной! Неужели это продолжение того, что началось в камере убийц, но сорвалось?!".
До этого в этапной камере был общий шум, гул, все говорили. А сейчас вдруг все притихли, а те пятеро встали со скамьи и, глядя в мою сторону, закричали: "Деньги есть?!
Лучше отдай по-хорошему!". Они хотели подойти ко мне, но на полу очень тесно сидели заключенные. Я тоже встал и ответил:
- Нет! Денег у меня нет!
- Иди сюда! Чего жмешься к двери? Боишься?! Не успеешь постучать в дверь, придушим! - крикнул один из них.
Сейчас там, у окна, поднялись со скамьи и с пола уже человек десять и стали кричать что-то оскорбительное. Один из них, громко и скверно ругаясь, расталкивая сидящих на полу заключенных, наступая на их ноги и руки, стал пробираться ко мне. Тогда я, попросив рядом сидящих разрешения пройти, стал продвигаться к нему. Я тоже громко сказал:
- Что ты ругаешься и оскорбляешь меня?! Кто дал тебе это право? Я - верующий, христианин! Я уже восемь лет в заключении за веру. Сейчас меня везут на ссылку в Тюменскую область, но власти здесь, в тюрьме, не оставляют меня в покое! Что ты от меня хочешь?
- Деньги у тебя есть? - спросили у меня несколько заключенных.
- Я - христианин. В тюрьме и в лагере деньги - источник драк и убийств. У меня нет денег, и я не хочу иметь их в тюрьме, - уже спокойно объяснил я.
Тогда один из заключенных, раньше кричавший на меня, миролюбиво произнес: "Проходи к нам! Садись на мое место!". А сам сел на полу. Я присел на скамейку. Буря миновала, снова Господь успокоил человеческую стихию. "Слава Тебе, Господи! Ты снова спас меня и разрушил злые помыслы человеческие!" - так душа моя безмолвно обращалась к Богу. Вскоре меня забросали вопросами: "Расскажи подробнее, за что ты в тюрьме! В чем твоя вера? Расскажи о Библии, что это за Книга!".
Минут двадцать в камере стоит тишина: все внимательно слушают мои объяснения. А потом открывается дверь камеры, меня и еще нескольких заключенных вызывают по фамилии и уводят на этап. Один из заключенных тихо сказал мне: "Вам очень повезло! Ведь они хотели избить вас, а в рот заткнуть кляп, чтобы не кричали. Человек десять еще до того, как вас завели в камеру, уже говорили о вас.
Они знали, что вас приведут: кто-то их предупредил и подговорил. Между собой они говорили, что у вас много денег с собой и они зашиты в телогрейке. Как удивительно умело вы справились с ними!". Он восхищенно смотрел на меня. Но я-то знал, что это не моя заслуга. Мой Господь вступился за меня. Это Его сила. Его премудрость] - Скажите, а у вас действительно были зашиты деньги в пальто или нет? - спросил он, - Конечно, нет! Деньги в тюрьме - это бесконечные проблемы.
После обычного обыска в тюрьме нас посадили в арестантский вагон и повезли на Запад, в сторону Урала. Прощай, Новосибирская тюрьма! Что ждет меня впереди? Только Ты, Господи, Один знаешь это! Это было 19 апреля 1979 года.
21 апреля я уже был в Тюмени. Поместили меня в небольшую камеру, где было человек десять заключенных. Молодые ребята, лет по восемнадцать-двадцать. Первый срок.
Мелкие воришки, хулиганы, осужденные: кто на химию (стройки народного хозяйства), кто в лагерь на общий режим. Срок заключения у каждого - один или два года. Очень шумно:
крики, драки, воровство. Друг у друга воруют пищу, одежду. Опустившиеся, грязные, завшивленные. Насекомые полчищами бегают по постели, по одежде. Давно я такого не видел. У нас в лагере строгого режима я годами не видел живой вши. Каждый следил за собой, стирал свое белье, мылся в лагерной бане. А здесь, в Тюмени, сплошной ужас!
Но и это нужно пройти. Скоро ссылка, помоюсь, сменю белье,, одежду. Приведу себя в порядок и буду ждать родных...
Только было неясно: как долго ждать этапа на ссылку в Тюменской тюрьме?
24 апреля вечером меня и еще двоих заключенных вызвали по фамилиям с вещами и повели по многочисленным коридорам тюрьмы, но не на выход, не на этап. Куда? Нас троих привели в следственный корпус и закрыли в небольшой камере. Ребята разволновались: "Почему следственный корпус? Мы же осужденные! Неужели на переследствие и на новый срок?!" Я тоже недоумевал: "Я же ссыльный, причем здесь следственный корпус?" Но я привык во всем полностью доверяться Господу, и, воззвав к Нему в молитве, я спокойно заснул. Утром нам выдали, как обычно, по пайке черного хлеба, немного сахара (граммов 15) и черпачок каши. Ребята набросились на хлеб и кашу. Голодные: молодые, сильные, а пищи мало.
Примерно в полдень меня вызвали без вещей и повели куда-то. По дороге я спросил конвоира:
- Куда ведешь, начальник?
- На свидание. Жена твоя приехала, - ответил он.
Радость! Большая радость! Скоро я увидел Надю. Свидание происходило в двух отдельных застекленных кабинах. Между нами - стеклянная перегородка. Я уже сидел в своей кабинке, когда вошла Надя. Увидев меня, она бросилась ко мне, но увидела, что между нами стекло. А за кабиной сидел у стола с телефоном человек в форме офицера. Он сказал: "Гражданка, садитесь, возьмите трубку и можете разговаривать с вашим мужем!" В моей кабинке на столике тоже стоял телефон. Разговор по телефону... Но мы и этому рады. Надя плачет от радости:
- Жив?! А мы долго не имели никакого известия от тебя и не знали, где ты и что с тобой!
- Надя, давай помолимся Господу и возблагодарим Его за эту встречу и за все милости Его и заботу.
Мы помолились.
- Но как же ты узнала, где я? Просто удивительно!
- На наш запрос, что с тобой и где ты находишься, начальник лагеря в Табаге ответил, что ты направлен на ссылку в Тюменскую область. Вот я и поехала прямо в Тюмень. Сегодня была на приеме у начальника областного управления местами заключений, и он сказал, что тебе ссылка назначена на севере Тюменской области, в районе города Березово. Там, на самом севере, есть еще три деревни. Ты будешь на ссылке в одной из них. Я расспрашивала местных жителей об этих местах. Говорят, что это комариный край: летом ничего не помогает от гнуса.
- А когда меня повезут на ссылку?
- Он сказал, что только в конце мая, когда пройдет ледоход на сибирских реках. Повезут вас, ссыльных, на специальной барже, сначала по реке Тюмень, затем по Иртышу и по Оби. Недели две-три займет дорога, а другого пути нет... Летом там сплошные болота. Я расспросил у Нади о детях, о маме, о Церкви.
- Дети здоровы, мама тоже. Передают тебе большой привет. Ждут, когда уже ты будешь на ссылке, чтобы к тебе приехать. Начали собирать кое-какие вещи, необходимые для первого времени жизни на ссылке.
- Но как добираться до Березова? Тоже на барже? спросил я у Нади.
- Наверное, летают какие-нибудь небольшие самолеты до Березова. Нужно узнать.
Вопрос Киевской церкви - очень больной вопрос для моей души. Я уже знал, что наша гонимая Киевская церковь, столько претерпевшая преследований, зарегистрировалась на основании антиевангельского законодательства о культах от 1929 года, имеет большой молитвенный дом.
А остальное наше братство жестоко гонимо за верность Господу... Помню, когда в 1974-75 гг. я после ареста находился около года в Киевской Лукьяновской тюрьме, работники КГБ четыре раза посещали меня в тюрьме, проводили многочасовые беседы, пытаясь склонить меня к регистрации.
Они обещали мне свободу, если я помогу им убедить верующих нашей Киевской церкви согласиться на регистрацию. Я категорически отказался, и вот итог: пять лет лагерей строгого режима плюс пять лет ссылки и как "довесок" конфискация всего личного имущества (мебели и пр.).
- Как церковь? - повторил я свой вопрос.
- Есть большие трудности, - ответила Надя, не вдаваясь в подробности.
А офицер на пульте аж весь изогнулся вместе с наушниками, так ему хотелось услышать эти подробности... Время свидания истекало. Нам дали всего 30 минут. В заключение Надя сказала:
- Я приеду в Тюмень через месяц, ко времени твоего этапа на ссылку.
- Не нужно! Лучше приезжай прямо на место ссылки, после моей телеграммы. Передай всем привет! Обними и поцелуй за меня детей и маму. Я успел еще в заключение свидания помолиться, и меня вывели из комнаты свидания. "Прощай, родная, до скорой встречи на ссылке!" - сказал я жене.
Главная
страница | Начала веры
| Вероучение | История | Богословие
Образ жизни | Публицистика | Апологетика | Архив | Творчество | Церкви | Ссылки