Г. Винс. Евангелие в узах

3. НОЧНОЕ ПОБОИЩЕ

Ноябрь 1978 года. Оставалось несколько месяцев до окончания моего пятилетнего срока заключения в лагере. Впереди еще пять лет ссылки. Но ссылка не лагерь, там легче.

Возможно, Надя приедет и будет со мной на ссылке, да и дети смогут посетить меня, а может быть, и друзья по вере. С какой-то радостью и большой надеждой я ожидал приближения 31 марта 1979 года, конца моего пятилетнего лагерного срока.

Я работал в лесопильном цеху электриком. Цех большой:

четыре огромные пилорамы, в каждую из которых вставляется вертикально около десяти больших пил, распиливающих в течение 2-3 минут самое большое бревно на отдельные доски или брусья. Каждая из пилорам приводится в движение при помощи специального электрического двигателя большой мощности. Электродвигатели стоят на первом этаже, а сами пилорамы с двухметровыми пилами - на втором. Это чрезвычайно огромный агрегат. Около каждой пилорамы расположен пульт управления с кнопками, а также несколько шкафов управления с электрическими аппаратами. На пульте управления работают специально обученные пилорамщики, а к шкафам управления доступ закрыт для всех, кроме электрика. В цеху много и других станков, на которых обрабатывают доски после пилорам. Транспортеры подают бревна в цех а готовую продукцию на склад. Цех двухэтажный. У меня в цеху отдельная комната электрика, довольно большая: вдоль стен деревянные стеллажи с проводами, электрическими приборами, инструментами. Комната электрика расположена на втором этаже. Большие окна выходят с одной стороны на невысокие сопки, покрытые лесом, а с другой стороны - на пойму реки Лены. До самой реки от лагеря далеко. Виден только узкий проток Лены и большой, летом покрытый высокой травой, а зимой снегом, остров. За островом вдали видна сама Лена, широкая и полноводная, видны также и пароходы, медленно плывущие по реке... Особенно красивый вид на Лену открывается весной. Здесь, в этой комнатке, я написал многие стихотворения из цикла "Радостные зори". Привожу одно из них:

Утром рано, расправивши плечи,
Превращаются реки в моря.
Голубые просторы заречья
Обнимает с улыбкой заря.

И зовут беспредельные дали:
Птица-волюшка манит крылом...
Исчезают туманы-печали
Перед новым сияющим днем!

Все пройдет: и скитанья, и горе,
Впереди много радостных лет!
Во Христе мои ясные зори:
И свободы, и веры рассвет!

Я работал, в основном, в дневную смену, но иногда по нескольку недель и в ночную. Дневная смена длилась с 8 часов утра до 6 часов вечера. Но для нас. электриков, рабочая смена начиналась в семь утра. Ночная смена начиналась в 6 вечера и длилась до 4 часов утра. Электрики и механики начинали работу раньше всех, чтобы подготовить оборудование в цехах к работе. На лесопильном заводе несколько цехов, и в каждом цеху свой электрик. Кроме того. была еще ремонтная бригада электриков, которая производила капитальный ремонт и устанавливала новое электрическое оборудование.

Электрическое оборудование в основном хорошо работало (даже то, что стояло вне цеха, на открытом воздухе и выдерживало зимой страшные сибирские морозы).

В дневную смену, и особенно в ночную, я имел время и возможность почитать Евангелие и спокойно, в тишине, помолиться Господу. В 1978 году у меня уже было полное Евангелие, и я хранил его на работе в электрическом шкафу, на котором был нарисован красной краской череп и пронзающая его электрическая стрела, и было написано: "Осторожно! Высокое напряжение!" Там, среди электрических проводов и приборов, я и хранил свое Евангелие. В жилой зоне и на заводе, в рабочей зоне, были частые обыски, но солдаты и офицеры боялись касаться электрического оборудования. Так и мое Евангелие сохранялось.

Было очень удобно доставать Евангелие из шкафа, а затем, если кто из начальства заходил в комнату электрика, прятать его в электрический шкаф. Все это я делал спокойно, без паники или испуга, не вызывая никакого подозрения у начальства.

Но как же это Евангелие попало ко мне? Однажды один из заключенных, по имени Костя, зашел ко мне в комнату электрика и сказал: "Тебя хочет видеть вольный, начальник цеха".

И он назвал фамилию начальника соседнего цеха, где делали двери, окна, мебель. Примерно, 10% работавших на лесопильном заводе были вольные, гражданские.

Это было в вечернюю смену, зимой, когда Костя зашел ко мне.

- А что ему нужно? - спросил я.

- Он узнал, что здесь есть верующий и хочет поговорить с тобой.

С Костей я был хорошо знаком с первых дней моего пребывания в лагере. Ему можно было доверять.

~ А где и когда? - уточнил я.

- В новом строящемся цеху. Он ждет тебя сейчас! - ответил Костя.

Я пошел с Костей. Цех не был еще закончен. Шли отделочные работы внутри: штукатурка помещений, покраска. Мы прошли внутрь цеха, и в одном небольшом помещении на скамейке сидел молодой человек лет 28, в вольной одежде. Я видел его уже раньше на заводе, но не был знаком с ним.

Горела лампочка-переноска, а в других помещениях было темно.. Кругом никого не было. Костя ушел. Вольный встал, подал мне руку и назвал себя:

- Владимир! Я здесь работаю начальником цеха. Очень хотел с вами познакомиться. Я прочитал московскую газету. - И он показал мне ее. - Здесь пишут о вас. А ребята мне сказали, что этот человек, о котором статья в газете, здесь, в лагере. Меня это заинтересовало.

- А вам не опасно со мной встречаться? - спросил я.

- Может быть и опасно, но у меня есть для этого причина, - сказал Владимир. - Я сам верующий, и жена моя верит в Бога. Только мы еще не члены Церкви, мы приближенные.

Мои родители-верующие, члены Церкви. Они живут в Средней Азии. А мы с женой собираемся принять крещение летом, когда поедем к родным в отпуск. Затем он спросил:

- Чем вам помочь? Я могу принести вам колбасы, масло, сахар.

- Спасибо! Это так неожиданно! Может быть, вы мне сможете достать Библию? - попросил я.

- Библию не смогу. У нас с женой только одна Библия Но Евангелие я вам принесу! - пообещал Владимир.

В это время в помещение, где мы беседовали, прибежал Костя:

- Уходите! Сюда идут "менты" (так называл он охранников).

- До свидания! - быстро проговорил Владимир и побежал вместе с Костей в неосвещенные помещения строящегося цеха.

А я пошел к выходу из цеха. Навстречу мне быстро шли офицер и двое солдат. В руках одного из солдат был электрический фонарь.

- Что вы здесь делаете, Винс?! - спросил меня офицер, останавливаясь.

- Отбываю заключение, гражданин начальник. - ответил я.

- Я не об этом вас спрашиваю! Почему вы не в своем цеху?!

- раздраженно спросил офицер.

- Я вам ответил, что я отбываю заключение в исправительно-трудовом учреждении, т.е. в лагере. И я сейчас в рабочей зоне лагеря, где мне и положено быть, - вновь спокойно ответил я.

- Обыскать! - приказал офицер солдатам.

Солдаты проверили карманы моей телогрейки, брюк, куртки.

- Сними обувь! - приказал солдат.

Я снял валенки. Они проверили валенки, прощупали мои носки.

- Одевайтесь! - бросили мне.

- Винс, вы доиграетесь, попадете в карцер! Кто был с вами здесь? - спросил офицер опять.

Я молчал.

- Я жду! - поторопил меня офицер.

- Гражданин начальник! Я предпочитаю молчать во время допросов, - сказал я, глядя в глаза офицеру.

- Идите в свой цех! - приказал офицер и вместе с солдатами пошел в неосвещенные помещения цеха. освещая дорогу фонарем.

Я пошел в свой цех, радуясь, что Владимир и Костя уже успели уйти, пока офицер и солдаты занимались мной.

Через неделю Костя принес мне полное Евангелие. "Владимир передал!" - сказал Костя. Как я обрадовался и с каким наслаждением читал Псалтирь и Послания Апостолов.

В ночь с 21 по 22 ноября в рабочей зоне была большая драка между заключенными. В этой драке участвовал и мой сменщик, электрик Иван. Он работал в ночную смену. Когда 22 ноября утром, в 7 часов, я пришел в свой цех, то увидел, что на всех четырех пилорамах пульты перерублены, как потом выяснилось, топорами. То же было и на многих других станках. В комнате электрика на полу кровь и одежда в крови как потом выяснилось, моего сменщика Ивана. Здесь же на полу валялся и топор со следами крови, неизвестно как попавший в нашу комнату. Инструменты, провода и многие приборы в беспорядке валялись на полу. Даже металлический бачок для питьевой воды был весь помят несколькими ударами топора. "Что же здесь происходило?! Настоящее Мамаево побоище!" - подумал я. Я быстро осмотрел все четыре пульта управления пилорамы, ища менее пострадавший пульт.

Вскоре пришел бригадир электриков, тоже заключенный. Я ему указал на один пульт:

- Этот пульт можно восстановить до обеда. У меня есть запасные кнопки управления для пульта и гибкие медные провода, специально приберег для ремонта пульта. Еще один пульт тоже можно восстановить, если собрать уцелевшие кнопки и провода с других пультов. А два остальных пульта не восстановить, даже панели на них изрублены топором. Нужны новые пульты!

Я спросил у бригадира:

- Что же здесь произошло ночью?

- Кто-то доставил вчера в рабочую зону не меньше ящика водки, и вот перепилась наша братва, зэки! Человек десять в изоляторе, а пятеро - в больнице. Твой сменщик Иван в больнице с прорубленной головой. Передрались между собой, выясняли отношения. Но причем здесь пульты, зачем их рубить?! Вот дурни! Теперь под новый суд пойдут!

Бригадир ушел. Я взял инструмент и провода и стал ремонтировать один из пультов. Вскоре на работу пришла дневная смена. Один из электриков стал мне помогать. Было шумно: заключенные оживленно обсуждали ночные события. Цех не работал. Некоторые заключенные подходили ко мне:

- Электрик! Будем сегодня работать?!

- Одна пилорама будет, а остальные - не знаю! - отвечал я.

На втором пульте работал сам бригадир. Остальные из бригады электриков восстанавливали поврежденную электрическую часть на других станках, и на втором этаже, и на первом. Повреждений было очень много. Появилось начальство:

сначала наше, лагерное, а потом из управления - майоры, полковники и даже один генерал - всего человек двадцать.

Было слышно, как генерал требовал от начальника лагеря немедленно пустить цех в работу. Кто-то из полковников подошел к моему пульту:

- Когда почините?

- Постараемся к обеду, - ответил я.

- Нужно побыстрее! Цех не должен стоять! Наш завод общегосударственного значения, - проговорил полковник.

К нему присоединились другие офицеры:

- Побыстрей! Через час эта пилорама должна работать!

- Бригадир, иди сюда! - вдруг закричал генерал. - Почему цех не работает?

К генералу и группе офицеров подбежал бригадир.

- Два пульта восстановим, а для других пилорам доставайте новые пульты! Эти не годятся! Заказывайте в Москве! - наш бригадир был не из робких.

Офицеры обступили оба пульта, которые мы восстанавливали, и буквально следили за каждым нашим движением. Они громко между собой переговаривались. Это очень мешало работать. Генерал хотел нагнать страху:

- Вот отправлю тебя в ШИЗО за твой язык!

Бригадир не сробел и тут. Он решительно протянул генералу отвертку:

- Сажайте, и вот их сажайте! - он указал на нас. - А сами, граждане начальники, работайте! Посмотрите - вы обступили пульты и не даете работать. А в ШИЗО я уже сидел много раз. Вот запустим цех в работу, а тогда сажайте!

Генерал приказал всем офицерам оставить нас в покое и отойти в сторону. Около пульта остался только один майор, наш новый замполит. Он вежливо спросил меня; - Когда закончите пульт?

- Уже закончили? Сейчас позову бригадира, еще раз проверим и включим пилораму, - ответил я майору.

Подошел бригадир.

- Проверили схему: все в порядке, "Ставь пилы!" - закричал бригадир пилорамщику. Через полчаса первая пилорама заработала, а через час и вторая. Генерал и офицеры были довольны. Они считали, что благодаря их оперативному руководству две пилорамы заработали. А после обеда привезли два новеньких пульта. Их доставили самолетом из Иркутска. К концу смены весь цех зашумел, заработал. Я зашел в свою комнату электрика и стал наводить порядок после ночного побоища. Зашел бригадир и сказал:

- Генерал доволен нашей работой. Всей бригаде нашей премия: по две банки сгущенного молока на каждого.

- А как же изолятор? - спросил я.

~ Генерал уже забыл об этом. Но вот что, Петрович, тебе придется выйти на вторую смену, на ночь! У Ивана пробита голова, а больше некому!

После съема первой смены я пошел в столовую на ужин, а затем снова в цех, на работу. Все пилорамы работали. В цеху стоял обычный рабочий шум и ритм. Я закончил уборку помещения. достал Евангелие и стал читать. Потом положил Евангелие на место и пошел в цех посмотреть, как все работает.

Работали пилорамы, работали станки, медленно ползли транспортеры. Я вернулся в свою комнату и снова стал читать Евангелие. Вдруг открывается дверь в комнату электрика и заходит майор-замполит и с ним еще двое офицеров, лейтенантов, тоже из нашего лагеря. Я даже не успел спрятать Евангелие.

- Как дела? Все исправно работает?! - спросил майор.

- Вы будете вторую смену работать без отдыха?

- Придется, некому! Моему сменщику голову прорубили прошлой ночью. Сейчас он в больнице, - пояснил я.

- Вот и мы будем здесь дежурить всю ночь, чтобы не повторилось вчерашнее, - пояснил майор и сел на скамейку.

- Мы пойдем, пройдем по цехам, товарищ майор! - сказали офицеры и вышли.

Почти всю ночь замполит просидел в этой комнате. Несколько раз заходили лейтенанты, и он с ними ненадолго отлучался, а потом снова возвращался в мою комнату. Я тоже часто выходил в цех по вызову, если возникали какие-либо неполадки в работе электрического оборудования, исправлял их и возвращался в комнату электрика. В течение ночи замполит несколько раз касался вопроса веры.

- Я знаю, что вы не пьете водку. А как другие верующие, тоже не пьют? - спросил меня замполит.

- Тоже не пьют! - я ответил.

- А пиво, шампанское вам тоже нельзя пить? - уточнял он.

- Наши верующие не пьют ни водки, ни пива. ни шампанского.

- Сильная у вас воля! - восхищался замполит.

- Вопрос не в нашей воле, а в силе Христа. Только Он может полностью изменить порочную натуру человека, освободив его от власти греха, - пояснил я.

- А как с хроническими алкоголиками, когда они принимают вашу веру? Их что, больше не тянет к рюмке?

- Христос освобождает от этого порока раз и навсегда и всякой медицинской помощи.

Вот в этом я вас приветствую! - воскликнул замполит.

Я решил продолжить разговор:

- Гражданин начальник! Посмотрите, сколько в лагере молодежи развращенной, преступной, сколько убийц, насильников.

грабителей! Если бы они знали Христа, верили в Него, то они не стали бы преступниками! Не было бы того, что произошло в прошлую ночь.

- Может быть вы и правы, но вопрос веры - это вопрос идеологии. Мы - атеисты, материалисты. Мы не верим в какого-то Бога. Он нам не нужен! Мы и без Бога построим светлое будущее для всего человечества! - стал ораторствовать замполит.

- Без Бога нет морали! Знаете закон уголовного мира:

"Умри ты сегодня, а я - завтра!" Это закон джунглей, право сильного. Чему атеизм научил современную молодежь: жестокости. ненависти, беспощадности. А где такие понятия, как сострадание, милосердие, кротость и смирение? Знает ли их общество, воспитанное на идеях атеизма и материализма?!

Вот вы сейчас дежурите здесь, в рабочей зоне вместе с другими офицерами, чтобы не случилась новая пьянка и новое побоище. Это хорошее дело - не допустить нового кровопролития. Но вы бессильны против греха. Грех алкоголя сильнее вас. Это гигантский удав, обвивший души людей, он душит их. Но Христос победил грех и дает силу верующему противостать греху.

В это время в комнату электрика вбежал офицер и позвал замполита. А потом рабочая зона наполнилась солдатами и офицерами. Они бегали по нашему цеху и по другим цехам: кого-то искали, хватали и уводили в ШИЗО. Около 4 часов утра в мою комнату снова зашел замполит.

- Не устерегли! Снова пьянка и драка. Один заключенный убит! А как у вас в цеху, все спокойно? - спросил майор.

- Все тихо! Все работают, - ответил я.

- Двадцать человек пьяных! Отправили в ШИЗО! - сказал майор.

- Да, людям нужен Бог, нужна вера! - подытожил я нашу ночную беседу и кровавые события лагерной жизни.

Замполит промолчал и вышел.

В 4 часа утра во время съема ночной смены, перед тем как нас запустить в жилую зону, была проведена тщательная проверка каждого заключенного на предмет алкоголя. Офицеры заставляли каждого заключенного дышать в стакан, а потом проверяли, нюхая стакан, нет ли в нем запаха алкоголя, Когда подошла моя очередь дышать в стакан, офицер, проводивший проверку, отклонил стакан и сказал:

- Проходите, Винс! Вы к этому не причастны!

- И слава Богу! - сказал я.

- Конечно, слава! - повторил и офицер, протягивая стакан следующему заключенному. После проверки еще несколько человек забрали в ШИЗО. Когда нас запустили в жилую зону, то я был настолько уставший, что не пошел даже в столовую на завтрак. Я пошел в свой барак и лег отдыхать. Вторая смена имела право отдыхать до 12 часов дня. Но спать мне долго не дали. Примерно в 8 часов утра меня кто-то сильно тряс за плечо:

- Винс! Подъем, вставайте! - рядом с моей койкой стоял замполит и будил меня.

- В чем дело, гражданин майор? Еще рано вставать, я с ночной смены, - возразил я.

- С вещами на вахту, на этап! - пояснил майор.

Я быстро вскочил, ничего не понимая, и стал собирать свои вещи. Майор не отходил от меня.

- Куда этап? - спросил я майора.

- Не знаю, пока в Якутскую тюрьму! - ответил майор.

- Но ведь я отработал две смены подряд, мне нужен отдых! - говорил я майору, продолжая собирать свои вещи.

- Все правильно! Я понимаю вас и сочувствую вам, но распоряжение исходит не от меня, - развел руками майор.

- Постель оставляйте здесь. - майор указал на матрац, подушку и одеяло, - сдадут без вас в каптерку. Пошли!

Майор сопровождал меня до самой вахты. Там было уже много других заключенных, человек двадцать. Их тоже готовили на этап. Все они были как-то связаны с пьянкой, дракой и порчей оборудования в последние две ночные смены в рабочей зоне, а также с убийством или подозревались в этом.

Несколько человек спросили меня:

- А тебя тоже в тюрьму по делу пьянки?!

- Не знаю, но на этап! - ответил я.

В руках у меня был мешок с вещами. Снова подошел майор:

- У вас есть часы или какие-либо ценности, сданные в бухгалтерию?

- Есть Евангелие, хранится оно в сейфе заместителя начальника лагеря. Это Евангелие привезла мне моя мать. Обещали вернуть при этапировании из лагеря. Прошу вас, гражданин майор, узнайте, пожалуйста! - попросил я.

Минут через двадцать майор принес мне Евангелие. Я поблагодарил его. А затем прибыл конвой с "воронком", и всех нас сначала подвергли обыску, а затем посадили в "воронок".

Причем, меня поместили отдельно от всех, в отдельную кабинку - "стакан". Прощай, Табага! Что ждет меня впереди?! Не знаю...

Но знает Господь!

Есть такой гимн:

Ты знаешь путь. хоть я его не знаю.

Сознанье это мне дает покой; К чему тревожиться мне и страшиться И день, и ночь, томясь, скорбеть душой?

Ты знаешь все: откуда ветры дуют, И бурю в жизни укрощаешь Ты!

Пусть неизвестно мне, куда иду я, Но я спокоен, путь мой знаешь Ты!

Ты знаешь путь. Ты также знаешь время, Твой план давно уж для меня готов, И славлю я тебя. Господь, сердечно За милости, заботу и любовь!

Какое счастье - верить в Бога, доверять Ему, любить Христа, перенесшего страдания и вкусившего смерть за наши грехи и преступления и воскресшего ради нашего оправдания.' Он знает все: и наш труд, и время осуществления своих святых и вечных планов для каждого из нас и для всех искупленных Его святой и драгоценной кровью. "Притом знаем, что любящим Бога, призванным по Его изволению, все содействует ко благу!" (Римлянам 8:28).

В якутской тюрьме меня посадили в небольшую камеру, даже не обыскивали, и вещи остались со мной. Я был один в камере. Было время обеда. Принесли большую миску тюремных щей. Я изрядно проголодался. Поел и лег спать. Слишком много впечатлений было за последние сутки, и я очень устал. Часов в пять вечера загремели тюремные двери: "На выход! С вещами!" Меня привели в этапную камеру. Там меня уже ждали:

офицер в чине лейтенанта, двое солдат и какой-то человек в гражданской одежде, явно нездешний, в осеннем пальто, летних туфлях и в шляпе. Одет не по сезону, т.к. в Якутии уже зима, мороз градусов 30. Офицеры и солдаты в шинелях зимних шапках, валенках. Я тоже в зэковской старой телогрейке, зэковской шапке и валенках. Человек в гражданской одежде, внимательно осмотрев мой зэковский наряд, сказал:

- Так не пойдет! Ему нужно какое-то пальто найти и приличную шапку.

Лейтенант, с большим почтением:

- Сейчас поищем, товарищ полковник!

И он куда-то выбежал. Я с интересом посмотрел на полковника в шляпе и пальто... "Наверное, из Москвы, из Комитета!" - подумал я. Полковник обратился ко мне:

- Мы летим в Москву в сопровождении конвоя на рейсовом самолете. В самолете будут обычные пассажиры. Ведите себя тихо. В разговоры ни с кем не вступать! Наручники надевать не будем. Надеюсь на вас, что не подведете!

- А в чем дело, гражданин начальник? Почему в Москву?! - я попытался выяснить.

- Откровенно говоря, я и сам не знаю. У меня распоряжение высшего начальства доставить вас в Москву. Я сам только что прибыл из Москвы! - охотно пояснил полковник.

Вернулся лейтенант с новенькой телогрейкой темно-синего цвета и офицерской шапкой:

- Вот все, что достал! - обратился он к полковнику.

- Одевайте! - сказал мне полковник, Я сбросил старую лагерную телогрейку и одел новую, надел также и офицерскую шапку.

- Отлично! Так пойдет! - воскликнул полковник, оценив мой новый наряд.

Затем меня посадили в "воронок", и мы поехали в Якутский аэропорт. В аэропорту простояли часа два, все чего-то ожидая. Полковник и офицер пошли в здание аэропорта.

Было холодно, хотя я и был в валенках, телогрейке и теплой офицерской шапке. Да и солдаты тоже дрожали. Затем полковник и лейтенант вернулись. Полковник сел в кабину, а лейтенант присоединился к солдатам.

- Сегодня не летим! Отменен рейс! - сказал лейтенант солдатам. - Полетим завтра!

Снова якутская тюрьма, та же камера. Коридорный охранник вопросительно смотрит на мою офицерскую шапку.

- Снова к нам?! - спрашивает дружелюбно.

- Да, вероятно, только на ночь. Рейс на Москву отменен.

- отвечаю.

Дверь в камеру закрывается. Я проголодался, а время ужина уже прошло. Открывается "кормушка", и тот же охранник спрашивает:

- Вы не ужинали?

- Нет! А что, есть что покушать?! - спрашиваю.

- Есть миска холодной каши и хлеб, - говорит охранник.

- Если можно, дайте!

Охранник приносит алюминиевую миску с остывшей кашей и полпайки хлеба. Я его благодарю. Ложка у меня есть, всегда с собой, и кружка алюминиевая есть. Набираю под краном холодной воды, молюсь, благодарю Отца Небесного за пищу и приступаю к трапезе. После ужина достаю Евангелие и читаю.

Затем сон.

Следующий день до самого вечера меня никто не тревожил.

Отдыхаю. Молюсь. Читаю Слово Божие. Вечером снова "воронок", полковник в шляпе, конвой и аэропорт. Мы садимся в рейсовый самолет. Солдаты забирают у меня мой мешок и где-то приспосабливают его. Самолет большой, пассажиров более 100 человек. Я между двумя солдатами. Впереди нас - полковник, лейтенант - сзади. Когда мы вылетали из Якутска, был вечер, часов 9-10. По самолетной радиосвязи мужской голос объявляет: "Граждане пассажиры! Наш самолет совершает рейс по маршруту: Якутск - Новосибирск - Москва".

Через несколько часов прибываем в Новосибирск. Всех пассажиров просят пройти в аэровокзал. Полковник уходит. Остаемся только мы четверо: я, лейтенант и двое солдат. К лейтенанту подходит один из пилотов:

- А вы почему не прошли в аэровокзал? - спрашивает пилот у него. - Сейчас уборка!

- Мы не можем уйти без нашего начальства! - поясняет лейтенант. Мы - конвой, сопровождаем заключенного!

Пилот удаляется. Появляются несколько женщин с вениками.

ведрами с водой и тряпками. Начинается уборка салонов. Возвращается полковник. Лейтенант рассказывает ему о требовании пилота пройти в аэровокзал. "Правильно сделали, что остались!" одобряет полковник. Время - около двух часов ночи. Я уже СИЖУ часов пять без движения. Не сплю. Начинает давить сердце, трудно дышать.

- Гражданин начальник! - обращаюсь я к полковнику. - Мне нехорошо, трудно дышать! Можно выйти хотя бы на трап, на свежий воздух?

Полковник лейтенанту:

- Проводите его, пусть подышит!

Я встаю, одеваю телогрейку. Конвой ведет меня к выходу из самолета. Дверь открыта, я стою на площадке трапа. Рядом со мной два солдата. Лейтенант уходит в самолет. Как хорошо: свежий морозный воздух, звездное небо, вдали огни большого города. Там - братья, друзья по вере... Здесь, в Новосибирске, 31 марта 1974 года я был арестован. А сейчас ноябрь 1978 года.