КРЕЩЕНИЕ

С начала третьего столетия и вплоть до наших дней мы встречаем в христианских церквах множество разных определений сущности крещения.

Обратимся поэтому к первоисточнику. Посмотрим, что говорит о таинстве крещения Св. Писание, и откуда произошли связанные с этим вопросом заблуждения.

Слово “крестить” в греческом оригинале, означает “погружать” или “хоронить в воде”.

Крещение, по словам Св. Писания, является символом погребения греховной жизни уверовавшего. Со Христом крещаемый умер для греха и воскрес с Ним для “обновленной жизни”. Поэтому ап. Павел пишет: “Неужели не знаете, что все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились? Итак мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни. Ибо если мы соединены с Ним подобием смерти Его, — то должны быть соединены и подобием воскресения” (Рим. 6, 3—5).

Крещение — прообраз омытия наших грехов в жертвенной Крови непорочного и чистого Агнца и возрождения от Духа Святого: “И вас, которые были мертвы во грехах и в необрезании плоти вашей, оживил вместе с Ним, простив нам все грехи” (Кол. 2, 13).

Крещение — наше публичное свидетельство пред людьми и пред Богом о том, что в смерти Христа мы нашли спасение, ибо “подобное сему образу крещение, не плотской нечистоты омытие, но обещание Богу доброй совести, спасает воскресением Иисуса Христа” (1 Петр. 3, 21).

Актом крещения крестящийся исповедует, что он чрез веру вступил в тесное общение со Христом и получил от Него прощение грехов: “зная то, что ветхий наш человек распят с Ним... дабы нам не быть уже рабами греху” (Рим. 6, 6). Ибо “во Христа крестившиеся, во Христа облеклись”, и “уже не я живу, но живет во мне Христос”, ибо “сораспялся Христу” (Гал. 2, 19—20; 3, 27). Крестящийся как бы говорит: я не возлагаю никакой надежды на мою плоть, я ей не доверяю. Я даже не допускаю мысли о возможности исправления своей ветхой, греховной натуры, а потому я отдаю ее на смерть, перехожу на сторону Христа и выступаю против самого себя (Рим. 7, 18—19; 6, 11—14; 8, 1 и 8—9).

Крещение никого не спасает. Спасает Христос Своей пречистой Кровью (Откр. 1, 5; 1 Иоан. 1, 7). Крещение является как бы подтверждением того, что дар спасения нами уже прият, что Голгофская жертва и Дух Святый уже совершили дело спасения в нашем сердце: что мы уже приняли дарованную нам жизнь во Христе и наслаждаемся ею.

Запомним же, что не крещение приводит к спасению и новой жизни, а новая жизнь приводит к крещению. Там, где Дух Святой не произвел еще перемены в жизни, там крещение лишено всякого основания. Предварительным условием истинного крещения является сознательная вера во Христа, покаяние и обращение к Богу, ибо только тот, “кто будет веровать и креститься, спасен будет” (Мк. 16, 16). Заметьте, что не креститься сначала, а потом, веровать, но сначала уверовать, а затем уже креститься. Такой порядок установлен самим Богом, и как много вреда причинило христианству искажение этой Божественной последовательности.

Заметим также, что для совершения крещения требовалось “много воды”, настолько много, чтобы крещаемый мог “скрыться под водой” (Иоан. 3, 23).

Крещение есть личное повеление Господа, данное проповедникам Евангелия — крестить: “крестя их” (Мтф. 28, 19), а верующим в Евангелие — креститься, “и да крестится каждый из вас” (Деян. 2, 38; 9, 18).

Мы, русские, принявшие христианство спустя девять веков после его основания, унаследовали его от Греции уже тогда, когда христианство было сильно засорено, испытало на себе влияние различных государственных систем и пропиталось Византийским язычеством. Приняв христианство не из первоисточника, а как бы из вторых рук, мы приобщились ко всем его “готовым” вековым наслоениям и заблуждениям. Вместе с этими отступлениями от Св. Писания мы приняли и учение о крещении детей. Этот исторически проверенный факт лишает нас, русских, права пользоваться всеми излюбленной фразой: “православие ведет свое начало от апостолов...”

О крещении детей в первоапостольской церкви нигде нет ни малейшего упоминания. Мы не встречаем случая детокрещения ни в одной книге Св. Писания. Исследуя церковную историю, мы находим, что первым, кто упоминает о крещении детей, был епископ Лионский Ириней (около 200 года по Р. X.). Но было бы ошибкой допустить, что к этому именно времени учение о крещении детей вылилось в форму церковного догмата. Напротив, еще в IV веке крещение взрослых было обычным церковным правилом. Лишь в VI веке, когда господствующее положение государственной церкви утвердилось, крещение младенцев стало явлением распространенным, общепринятым и даже обязательным.

Для тех, кто любит ссылаться в вопросе крещения детей на отцов церкви, не лишним будет напомнить, что Иоанн Златоуст, живший в IV веке и родившийся от родителей-христиан, был крещен двадцатилетним юношей. Григорий Богослов, живший в IV веке, сын христианина-проповедника, был крещен только в 24 года. Василий Великий, живший также в IV в. и родившийся в христианской семье, принял крещение, когда ему было уже 30 лет. Августин блаженный, мать которого Моника была христианкой и даже причислена к лику святых, крестился также 30-ти лет. Киприян крестился 45 лет от роду. Многие другие христианские подвижники и мученики приняли крещение также в зрелом возрасте.

Детокрещение оказалось выгодным для государства, на службу к которому церковь попала, лишившись своей самостоятельности. Детокрещение доставляло государству подходящий элемент в лице людей, в детстве крещенных, но бессознательных и пассивных, готовых на послушание не только добру, но и злу, если таковое облечено в “благородные” и “возвышенные” идеи. Поддержанию такого учения содействовали и соответствующие правительственные указы.

В кодексе Юстиниана сказано: “Родители, как скоро сами они крещены, обязуются под страхом тяжких наказаний крестить и своих детей”. (Алмазов, 592 стр.). Закреплению и узаконению этой ереси помогли знатные и влиятельные прихожане, так называемые “благотворители церкви”.

Император Лев Философ повелел крестить детей до истечения 10 дней после рождения. Были и другие государственные указы, направленные к закреплению этой ереси, перечислять которые считаем излишним.

Второй причиной к отступлению послужило то, что духовенство государственной церкви, переходя из рода в род, стало пополняться лицами неапостольского призвания. Появились люди “церковной профессии”. Таким пастырям-профессионалам выгодно было умножать количество крещенных, притом без всякой проповеди, Евангелия, даже без катехизации и оглашения.

Евангелие с течением времени все больше и больше заслонялось ложными человеческими учениями, как-то: учением гностиков о магической силе таинств, языческими суевериями, традициями, постановлениями отцов церкви, вселенских соборов, всегда действовавших под известным давлением светской власти.

Вековые заблуждения принимались сменившимися поколениями безоговорочно, ибо заблуждения эти выдавались за истину кристальнейшей чистоты, не требующую доказательств, и всякий, кто имел смелость усомниться в подлинности догматов и верности учения, объявлялся церковью еретиком и отступником. Обсуждать и проверять правильность православных догматов веры? Да нужно ли это?

В России такой вопрос никогда не поднимался ни в церковной, ни в светской литературе. Церковная цензура никогда бы ничего подобного в печать не пропустила. Ожидать решения этого вопроса в общецерковном масштабе не приходится. Те, кто прозрел духовно, решают его в личном порядке.

Дети не нуждаются в крещении. Христос говорит, что “таковых есть Царствие Божие” (Лук. 18, 16) и ограничивается благословением их. В другом месте Христос говорит, что “ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего небесного” (Мтф. 18, 3—4 и 10; Мк. 10, 14—15). Спаситель неоднократно подчеркивает, что если мы, взрослые, не обратимся и не станем как дети, “не сможем войти в царство Божие” (Лука 18, 16—17).

Ап. Павел говорит, что дети освящаются родителями-христианами (1 Кор. 7, 14), и как таковые не нуждаются в таинствах, пока дети. Крещение ни в коем случае не является “новозаветным обрезанием”, иначе младенцам и взрослым женского пола не надо было бы креститься вообще, как не надо им было обрезываться в Ветхом Завете. Галатам, признававшим ветхозаветное обрезание, ап. Павел не говорит, что оно заменено в Новом Завете крещением (Гал. 5, 6—11 и 6, 15) — но, напротив, решительно разграничивает эти два понятия, открывая истинный смысл того и другого.

Защитники крещения детей часто ссылаются на случай, где после проповеди ап. Петра крестился сотник Корнилий и “весь дом его”, а там могли оказаться и дети. Но “могли быть” не значит “были”, а если бы и были, то и тогда выражение “весь дом” относится лишь к тем, кто мог “внимать тому, что говорил” Петр, т. е. людям, способным веровать. Говоря “мобилизован весь дом” для работы в поле, мы подразумеваем, что принимают участие все способные к труду, а отнюдь, не младенцы.

Крещение должны принимать только уверовавшие, независимо от их пола и возраста. Но способны ли веровать “младенцы?”

Крещение — это единственная дверь к вступлению покаявшегося грешника в общение с видимой церковью Христовой: “Итак охотно принявшие слово его крестились, и присоединилось в тот день душ около трех тысяч” (Деян. 2, 41). Присоединиться к церкви иным способом невозможно.

“Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам; и се, Я с вами во все дни до скончания века. Аминь” (Мтф. 28, 19-20).

МИРОПОМАЗАНИЕ

Таинство миропомазания по учению православной церкви состоит в том, что крестившемуся младенцу после молитвы о ниспослании Духа Святого крестообразно помазуются елеем лоб, уши, ноздри, грудь и ноги, с произнесением слов: “печать дара Духа Святого”. В миропомазании верующие получают якобы силу свыше, помогающую им исполнять заповеди Евангельские и возрастать в духовной жизни. Однажды совершенное над верующими таинство это никогда не может быть повторено, ибо свое благодатное действие оно простирает на всю жизнь человека.

Вряд ли нужно догматически доказывать, что никакой силы свыше чрез миропомазание не сообщается. Жизнь миллионов людей, миропомазанных в прошлом и миропомазующихся ныне, противоречит тому, в чем стараются убедить нас теоретики-формалисты.

Дух Святой — самая реальная, самая свободная и могущественная сила в мире. Дух Святой не был еще и никогда не сможет быть монополизирован ни одной церковью: “Дух дышет, где хочет” (Иоан. 3, 8). Он “дается Богом повинующимся Ему” (Деян. 5, 32), к действиям Духа Святого неприменимы человеческие рамки или условности, но присутствие Духа Святого в сердце верующего может быть всегда проверено по плодам и дарам Духа Святого. Плоды Святого Духа являются признаком истинной жизни во Христе: “ибо по плодам их узнаете их” (Мтф. 7, 20). Если Дух Святой, действительно, “вселился в ны и очистил ны от всякой скверны” — перемена образа жизни станет для всех очевидной, и скрыть эту перемену будет делом невозможным, но там, где Дух Божий “не принят”, где Духу Святому “не повинуются”, Дух Святой — только абстрактное понятие, которое можно облечь в какую угодно бездушную форму.

Церковь ввела миропомазание в свою служебную практику почти одновременно с крещением младенцев. Заблуждение это было церковью допущено по следующим причинам:

Миропомазание явилось следствием проникновения в христианскую церковь некоторых ветхозаветных обрядов и установлений.

Хотя учение это потерпело поражение, тем не менее оно оставило свою окраску, от которой ортодоксальная церковь не смогла избавиться до настоящего времени.

Миропомазание основано на превратном понимании терминов Новозаветных Писаний.

Говоря о Новозаветном духовном опыте христианина, апостолы часто пользовались Ветхозаветными терминами и прообразами. Так, например, ап. Иоанн говорит о Духе Святом как о помазании свыше: “Вы имеете помазание от Святого, и знаете все”, “Помазание, которое вы получили от Него, в вас пребывает”, “Сие помазание учит вас всему” (1 Иоан. 2, 20, 27), “Когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину” (Иоан. 16, 13). Ап. Павел, устраняя в деле получения “помазания свыше” всякое человеческое посредничество, пишет, пользуясь все тем же термином: “Помазавший нас есть Бог, Который и запечатлел нас и дал залог Духа в сердца наши” (2 Кор. 1, 21—22). Читая все это, нововозрожденные люди не могут не понять, что в Ветхом Завете помазание совершали священники и пророки, в Новом же совершает его Сам Бог. В Ветхом Завете помазание совершалось елеем, как прообразом Духа Святого, в Новом же Завете — Сам Бог “запечатлевает обетованным Святым Духом” (Еф. 1, 13).

Но с тех пор сменились десятки поколений. В церковь проникли люди заведомо не возрожденные, люди, которым были чужды проявления Духа Святого в личной жизни искупленных. Возникла вполне естественная потребность чего-то видимого, что могло бы напоминать о духовных реальностях. Эти невозрожденные люди, не имея Духа Святого как реальной сущности, возвратились снова к ветхозаветному прообразу Духа Святого, к елею, к миропомазанию...

Но здесь их, заблудившихся, ожидала другая ступень заблуждения. Оказалось, что не было такого случая во всем Новом Завете, когда бы Дух Святой ниспосылался уверовавшему в результате помазания его елеем. Это обстоятельство привело “отцов церкви” к компромиссному решению ввести помазание вместо новозаветного возложения рук. Но на каком основании принято было такое решение, и кто дал право “отцам церкви” изменять и отменять установления Божии? Этого никто не знает, даже люди, искушенные богословскими науками. Протоиерей Петр Смирнов, автор “Изложения христианской православной веры”, объясняет это таким образом: “Почему возложение рук заменено миропомазанием в Писаниях апостольских на это ответа нет!..” Но если ответа нет (хотелось бы ответить Петру Смирнову), тогда зачем искать какое-то “основание” вне Св. Писания — будь то в предании, или у Киприана, Тертуллиана и других христианских деятелей, писателей и историков, лишь удачно зарегистрировавших наличие многих заблуждений тогдашней церкви.

В западной церкви миропомазание совершается над крещаемым не тотчас после крещения, как это принято совершать в церкви православной, а по достижении крещенным отроческого возраста.

Позднейший обычай Западной церкви ударять помазанного по щеке не имеет основания не только в Ветхом Завете, но вряд ли нечто подобное допускается в каком-либо языческом культе. Сбывается Писание: “И стало у них словом Господа: заповедь на заповедь, правило на правило, тут немного, там немного...” (Ис. 28, 13).

Там, где к Слову Божию наблюдается такое кощунственное отношение, Господь повелевает: “Выйдите из среды их, и отделитесь... и не прикасайтесь к нечистому, и Я приму вас. И буду вам Отцем, и вы будете Моими сынами и дщерями, говорит Господь Вседержитель” (2 Кор. 6, 17—18).

ЕЛЕОСВЯЩЕНИЕ

Православная церковь учит, что “елеосвящение есть таинство, в котором при помазании больного освященным елеем призывается благодать, врачующая от болезней души и тела. Лица, приеемлющие сие таинство, суть одержимые сильною болезнью. При совершении елеосвящения должно не только присутствовать, но и участвовать в таинстве семь священников. Только по нужде церковь разрешает совершать это таинство одному священнику, обязывая его мазать больного елеем семь раз, как бы от лица семи пресвитеров...”

В связи с вопросом помазания больного елем, Св. Писание дает ясное указание, говоря: “Болен ли кто из вас? пусть призовет пресвитеров Церкви, и пусть помолятся над ним, помазав его елеем во имя Господне, — и молитва веры исцелит болящего, и восставит его Господь; и если он соделал грехи, простятся ему” (Иак. 5, 14-15).

Сопоставляя православное учение с вышеприведенным указанием Божиим, мы видим, что участие в помазании семи священников, а также семикратное помазание елеем ни на чем не основано. Священное Писание оставляет полную свободу выбора числа лиц, участвующих в помазании. Что же касается того, сколько именно раз больной должен быть помазан, то здравый смысл подсказывает, что только один раз и притом одним из присутствующих при помазании пресвитеров.

Православное вероучение переносит центр тяжести елеосвящения на “освященный елей”, приписывая ему какое-то магическое действие, в то время как Слово Божие в основу таинства елепомазания полагает “молитву веры”, от которой зависит восстановление здоровья больного христианина, ибо сказано: “И молитва веры исцеляет болящего”.

Православное вероучение в этом вопросе как бы подчеркивает роль помазующих священников, тогда как Слово Божие, напротив, повелевает пресвитерам помазать больного елеем во имя Господне, и этим как бы подчеркивает, что исцеление произошло совсем не благодаря их участию, что главная роль в исцелении отведена Имени Христову.

Это значит, что не “чудотворцы” исцеляют больного, а Господь, и слава принадлежит только Имени Иисуса Христа. О такой именно “непричастности” к исцелению апостолы постоянно заявляли. Были случаи, когда народ готов был приписать славу исцеления служителям Христовым, и даже поклоняться им. Как поступили апостолы, исцелив хромого? “Увидев это, Петр сказал народу: мужи Израильские! что дивитесь сему, или что смотрите на нас, как будто бы мы своею силою или благочестием сделали то, что он (парализованный) ходит?.. Ради веры во имя Его, имя Его укрепило сего, которого вы видите и знаете, и вера, которая от Него, даровала ему исцеление сие пред всеми вами” (Деян. 3, 12 и 16).

Согласно православному вероучению право верующего на призвание пресвитеров и на молитву помазания ограничено случаем только весьма “тяжелого недуга”. Слово Божие, напротив, дает нам полную свободу в этом вопросе.

Слово Божие ставит все в полную зависимость не от степени болезни, а от свободного желания болящего.

ЕВХАРИСТИЯ

В IV веке некий монах Радберг Пасхазий пытался целым рядом софизмов доказать своим современникам, что хлеб и вино, принимавшиеся христианской церковью в течение столетий в “воспоминание” о смерти Спасителя, “пресуществляются”, т. е. меняют свою сущность по молитве священника, совершающего это таинство. Пасхазий утверждал, что хлеб и вино, которыми пользуются верующие, становятся действительной Кровью и действительным Телом Христа, тем Телом, которое было рождено от Девы Марии, и той кровью, которая струилась из ран Христа на Голгофском кресте.

Эта болезненная фантазия монаха-фанатика встретила немало протестов не только у духовенства, но и среди влиятельных мирян. Папа Иннокентий III был первым, официально упомянувшим об этой доктрине и одобрившим ее своим декретным письмом. В числе сочувствовавших этому новому учению, оказался также и папа Григорий Великий (Гильдебранд).

Собор (в 1059 году) в Риме под председательством папы Николая П-го после многих бурных протестов и споров признал фантазию монаха Радберта Пасхазия новым догматом западной церкви. Одновременно догмат этот проник и в восточную церковь несмотря на то, что окончательное отделение Западной церкви от Восточной произошло за пять лет до спора (в 1054 году). И все же, несмотря на всю строгость церковных узаконении, “догмат о пресуществлении” оставался долгое время одним из самых спорных вопросов западной церкви. Чтобы положить конец спорам, папа Григорий VIII установил своеобразный пост для кардиналов, которым было поручено добиться по этому спорному вопросу непосредственных указаний от Бога. “Указания” были якобы получены, но и таких указаний оказалось недостаточно. В 1160 году вопрос о догмате пресуществления был предложен на разрешение Парижского богословского факультета. К величайшему смущению кардиналов и папы, собравшаяся ученая коллегия отвергла догмат Пасхазия как лишенный всякого основания в учении Христа, и противоречащий здравому смыслу. Но и эти заключения ученой коллегии ни к чему не привели. Волнения и споры не прекращались. Чтобы положить конец спорам и не допустить опасных разделений в церкви, Латеранский собор (носящий в церковной истории название четвертого), торжественно объявил догмат пресуществления обязательным для всех христиан. С этого момента началась всем известная расправа с инакомыслящими. Папа Григорий IX учредил инквизиционный суд, представив его в заведование доминиканскому монашескому ордену. Упорствующих противников, как опасных еретиков, предавали светской власти для сожжения на кострах. Этой кровавой эпохе посвящены многие тома исторических изысканий.

В наши дни человеку, знакомому со Св. Писанием и свободному от угроз инквизиции, приходится удивляться не тому, что запуганные рабы средневековья подчинились страшному учению Пасхазия, и не тому, что священнослужители под угрозой неизбежной смерти заставляли этих рабов признать человеческое измышление за откровение свыше, но тому, как это заблуждение могло сохраняться в церкви, и как миллионы наших культурных современников-христиан продолжают верить лжи Пасхазия и заблуждению средневековья. Как современные богословы и деятели ортодоксального христианства никогда еще не потрудились задать себе вопроса, во что они верят и почему? Не странно ли? И странно и непонятно! Неужели так трудно определить что разумнее: принять ли на веру жалкое наследие вековых заблуждений, носящее печать долголетия, или же обратиться к доступному всем первоисточнику, к Слову Божию, и лично прийти к Истине.

Говоря об историческом развитии этого догмата, не следует заключать, что данное заблуждение было церковью допущено благодаря неясности Св. Писания. Напротив, ни один христианский догмат не освещен Св. Писанием так ясно, как именно этот.

Вспомните незабвенную сцену тайной вечери и всего того, что произошло в горнице, где была установлена Евхаристия. “В ту ночь, в которую предан был, (Он) взял хлеб и возблагодарив преломил и сказал: “Примите, ядите, сие есть Тело Мое, за вас ломимое; сие творите в Мое воспоминание”. Также и чашу после вечери, и сказал: “Сия чаша есть новый завет в Моей Крови; сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание. Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет” (1 Кор. 11, 23—26).

За время своего земного служения, Христос сотворил много чудес: Он исцелял больных, воскрешал мертвых, насыщал живых... Не может быть сомнения, что и там, в горнице, Христос мог совершить еще одно чудо.

Чудеса, которые совершались Христом и апостолами, были очевидны для всех. Даже неверующие люди могли убедиться в чудесно происшедшей, необычной перемене. В таких случаях все присутствовавшие “исполнялись ужаса изумления от случившегося”... В таких случаях даже враги Христовы бессильны были что-либо сделать. Они должны были признать наличие чуда, как написано: “Ибо всем, живущим в Иерусалиме, известно, что ими (апостолами) сделано явное чудо, и мы (старейшины), не можем отвергнуть сего” (Деян. 3, 10; 4, 16). Господь пресуществил на брачном пире в Кане Галлилейской воду в вино, и чудо оказалось для всех очевидным. Если бы Господь творил чудо, пресуществляя вино в кровь и хлеб, этого чуда скрыть не было бы никакой возможности. Но Бог, как мы неоднократно убедились уже, не творит чудес для узаконения человеческих заблуждений.

Аналогия между “ложкой” и “клещами” свидетельствует о желании иметь хотя бы какое-нибудь основание для своего странного нововведения. Лучше что-нибудь, чем ничего. То же самое можно сказать и о других предметах церковной утвари.

Восточная церковь учит, что “копие”, употребляемое на “проскомидии” для пронзения хлеба и извлечения “частиц”, напоминает собою то копье, каким воин-язычник пронзил грудь Христа на кресте. Невольно напрашивается и такая аналогия: если хлеб — Христос, а копье — оружие, которым Христос был пронзен, то кого же напоминает священник, “пронзающий” хлеб?

Под угрозой отлучения от церкви 4-й Латеранский собор, собравшись в 1215 году, предписал всем христианам, по крайней мере однажды в год, перед Пасхой, исповедоваться пред священником и причащаться.

Западная церковь, невзирая на слова Самого Господа: “Пейте из нея все”, лишала своих членов чаши Господней. Миряне не имеют права прикасаться к вину и чаше, они принимают только хлеб (в форме облатки), вино же выпивает священник, совершающий богослужение.

В вопросе Евхаристии история церкви знает еще один вид ереси, встречающейся среди некоторых протестантских течений, где люди, отрицая пресуществление хлеба и вина вечери Господней, рассматривают их только как хлеб и как вино, подходят к этим дивным символам и принимают их без должного благоговения, “не рассуждая о Теле Господнем” (1 Кор. 11, 29).

Следует помнить, что “Сокрытое принадлежит Господу, Богу нашему, а открытое нам и сынам нашим до века, чтобы мы исполняли все слова закона сего” (Втор. 29, 29).

Ведь они еще ничего об этом не знают. Кроме того, мы не встречаем в Св. Писании никаких решительно указаний об исполнении детьми заповедей Господних. Слово Божие, однако же, уделяет много места христианскому воспитанию детей. Задача такого воспитания сводится к тому, чтобы подготовить отдаче себя Христу, непринужденному следованию и сознательному участию в Вечери Господней. Бессознательное принятие таинств бесполезно.

О таком принятии таинств Иоанн Златоуст говорит следующее:

Причащение детей нашло ревностного защитника в лице блаженного Августина. Он и другие отцы церкви утверждали (не имея, однако, в Св. Писании ни одного основания для своих утверждений), что крещаемому дается обещанная благодать без меры, а потому и не ограничивается никаким возрастом. Отсюда некоторые пришли к выводу, что Вечеря Господня должна быть доступна всем крещенным, даже детям.

НЕПОРОЧНОЕ РОЖДЕНИЕ САМОЙ ДЕВЫ МАРИИ

Мало кто знаком с новейшим догматом западной церкви, установленным папой Пием IX только в начале второй половины прошлого столетия. Догмат этот, называющийся “догматом о непорочности зачатия самой Девы Марии”, утверждает следующее: хотя Пресвятая Дева Мария и родилась естественным образом от своих родителей, но по особому преизбытку дарованной ей благодати, в самом зачатии своем была сохранена свободною от всякой причастности греху. Таким образом, “Приснодева” Мария сливается со святой Троицей и является как бы ее четвертой ипостасью.

Учение это возведено папой Пием IX в 1854 году на степень догмата, ставшего общеобязательным для всех членов западной церкви.

Эта же тенденция причислять Деву Марию к Божественной Троице наблюдается и среди зарубежных русских православных богословов. Деву Марию они называют “неопалимой купиной”, “Премудростью” и “четвертой ипостасью Божией” и т. д.

Догмат о непорочном зачатии и рождении Девы Марии не имеет в Священном Писании никакого основания. Даже безответственное “предание”, называемое “священным”, пройдя сквозь тьму многовековых человеческих измышлений, не могло создать столь легкомысленного утверждения.

Догмат этот полностью опровергается учением Библии о всеобщей греховности людей. Порочность человеческой натуры связана всеми корнями с грехопадением наших прародителей. Слово Божие говорит нам, что “рожденное от плоти есть плоть”, что “все согрешили и лишены славы Божией...”, “так что заграждаются всякие уста и весь мир становится виновен пред Богом” (Рим. 3, 19, 23; Иоан. 3, 6).

Св. Писание говорит еще, что Дева Мария родилась от родителей, так же подверженных греху, как подвержены и все другие люди.

Дева Мария, являясь только человеком, сама лично нуждалась в искупительной жертве Христа, и эту жажду спасения исповедовала неоднократно. Если бы Дева Мария родилась от Духа Святого, как был зачат и рожден Господь наш Иисус Христос, она не знала бы чувства греховности, как не знал его Христос. Но если бы это так было, тогда для чего бы ей называть Иисуса Христа — ее Спасителем и Господом, говоря: “Величит душа моя Господа и возрадовался дух мой о Боге, Спасителе моем, что призрел Он на смирение рабы Своей” (Лук. 1, 46—48).

Трудно себе представить, чтобы Дева Мария могла бы в каком-либо смысле стать заместительницей Сына Божия Иисуса Христа после воскресения и вознесения. Имя Девы Марии упоминается в Св. Писании, но всегда после имени апостолов, рядом с именами других благочестивых последовательниц Божественного Учителя:

“Тогда они (ученики) возвратились в Иерусалим с горы, называемой Елеон... и пришедши взошли в горницу, где и пребывали, Петр и Иаков, Иоанн и Андрей, Филипп и Фома, Варфоломей и Матфей, Иаков Алфеев и Симон Зилот, и Иуда, брат Иакова. Все они единодушно пребывали в молитве и молении, с некоторыми женами и Мариею, Материю Иисуса и с братьями Его... было же собрание человек около ста двадцати...” (Деян. 1, 12-14, 16).

О жизни Девы Марии после вознесения Иисуса Христа на небо Св. Писание ничего не говорит, и было бы неправильно строить какие бы то ни было догадки. Ни в день Пятидесятницы, когда Дух Святой сошел на апостолов, ни позже Дева Мария ничем особенным себя не проявила. Ее следование за Господом, как видите, протекало в совершенной скромности и неприметности.

Слово Божие также ничего не говорит нам о том, что по смерти своей Дева Мария была вознесена телесно на небо.

Св. Писание упоминает о всех случаях, когда живые люди были силою Божией восхищены на небо, как например, Енох и пророк Илия, но о том, чтобы безжизненные трупы возносились на небо, о таких случаях Св. Писание не говорит. Св. Писание запрещает нам “мудрствовать сверх того, что написано” (1 Кор. 4, 6).

НЕПОГРЕШИМОСТЬ ПАПЫ

В 1870 году папа Пий IX созвал в Риме вселенский собор католического духовенства. Несмотря на возражения 110 епископов (всех участвовавших на соборе было 750), собор провозгласил новый и ни с чем не сравнимый по своей циничности догмат о папской непогрешимости. Большинство епископов решило, что всякое папское учение, изложенное папою по догматическим и нравственным вопросам, является “непреложной истиной”, что папа, как учитель церкви, “непогрешим” и не нуждается в содействии даже самой церкви. Постановление это заканчивалось следующими словами: “Если кто из людей, не дай Бог, посмеет противоречить сему нашему решению, да будет человек этот проклят!”.

Из постановления епископов мы узнаем, что папа непогрешим в известных обстоятельствах и при решении различных церковных вопросов. Папа остается грешником в его ежедневной жизни и беседах. Он может допустить грех и может ошибаться во всем и в любой мере, но когда папа сидит на троне и обращается с речью к кардиналам, он является уже человеком свободным от каких бы то ни было заблуждений. Другими словами, папа может оказаться мирским, себялюбивым человеком, он может быть неверующим, клятвопреступником, кощунником и даже убийцей, он может допускать в частной жизни самые грубые грехи, на какие только способна падшая человеческая натура, но в суждениях о догматах церкви — он, папа, является человеком “совершенным”.

Папа может не иметь любви, веры, морали, но если папа говорит о них — его суждения должны рассматриваться как суждения непогрешимые, исходящие от непогрешимого руководителя стада Христова.

Поверит ли кто, чтобы Христос способен был установить этот страшный догмат?

Имел ли Христос в виду, чтобы Церковь Его принимала за “непогрешимых” пап таких людей, как папа Бенедикт IX, Иоанн XXIII, Александр Борджа, Лев Х и им подобные?

Вряд ли надо приводить какие-либо тексты Св. Писания для подтверждения абсурдности и всей кощунственности подобного догмата.

Сам ап. Петр не был облечен такого рода “полномочиями”. Даже Христос не брал на себя функций, принадлежащих Духу Святому, сказав: “Когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину” (Иоан. 16, 13).

Один Бог беспорочен, свят, всезнающ и непогрешим. Один Христос—непогрешим, и поэтому имел право сказать людям: “Кто из вас обличит Меня в неправде?” (Иоан. 8, 46). “Я ничего не делаю от Себя, но как научил Меня Отец Мой, так и говорю” (Иоан. 8, 28). “Пославший Меня есть со Мною; Отец не оставил Меня, одного, ибо Я всегда делаю то, что Ему угодно” (Иоан. 8, 29).

“Один Дух Святой — непогрешимый Наставник верующего и Руководитель, его духовной жизни”, “ибо все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божий” (Рим. 8, 14).

НЕПОГРЕШИМОСТЬ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ

Не признавая и даже порицая догмат о непогрешимости папы, православная церковь учредила другого рода авторитет: “единство, святость и непогрешимость православной церкви”.

В основу этого заблуждения положен текст Св. Писания: “Церковь Бога живого, — столп и утверждение истины” (1 Тим. 3, 15), причем церковь понимается только “православная”. Вероучение этой церкви так и гласит: “Другие церкви не могут ни в коем случае именовать себя церковью, ибо это означало бы, что у Христа много несродных друг другу тел. Апостолы же учат об одном теле (1 Кор. 12, 12—14), которое Он духовно “возглавляет”, все остальные — еретики”. “Из слов апостола, — толкует дальше православная церковь, — следует, что вечная истина опирается на церковь, как на свой столп и поэтому несомненно, что церковь православная непогрешима. Пред ее волей и учением все верующие обязаны преклоняться с благоговением...”

Доказательством непогрешимости православной церкви является “православный символ веры”. Этот символ служит образцом веры для христиан на все времена, а он содержит в себе чистую Евангельскую истину. Следовательно, на все века церковь православная пребудет в вере непогрешимой.

Отдельные люди и целые христианские общества могут ошибаться и погрешать в своих мнениях. Но не может быть такого времени, когда бы вся церковь уклонилась от чистоты богооткровенного учения. Так как непогрешимость принадлежит Церкви вселенской, то преимущественным органом непогрешимости ее служат вселенские соборы...

Догмат о непогрешимости церкви ничем не отличается от догмата непогрешимости папы, в одном случае непогрешимость приписана личности, в другом коллективу.

Обе церкви в поисках авторитета предоставили право последнего слова не Священному Писанию, а людям, заблуждения которых как бы заранее санкционированы догматом непогрешимости.

Церковь действительно является хранительницей истины Божией, сокрытой в Слове Его, как сказано: “Освяти их (учеников, т. е. Церковь) истиною Твоею: слово Твое есть истина” (Иоан. 17, 17). Церковь является “столпом” и “утверждением истины” постольку, поскольку она на этой истине “утверждается” и эту истину, как столп, “утверждает” в мире. Посему не тот еретик, кто порывает с церковью и противоречит ее суждениям, а тот, кто уходит от истины Св. Писания и противоречит Слову Божию.

Чтобы убедиться в неправильности догмата о непогрешимости церкви, достаточно вспомнить лишь несколько случаев из Священного Писания, подтверждающих, что христианская церковь никогда не утрачивала способности грешить, ошибаться, отступать, охладевать, терять “первую любовь” к Богу и даже погружаться в духовную летаргию. Такими яркими примерами являются притча о десяти девах и послания к малоазиатским церквам (Мтф. 25, 1—13; Отар. 2 и 3 главы).

Отступления церкви от истины Св. Писания уже было предсказано ап, Павлом в Ефесе, когда он заявил собравшимся руководителям общины, говоря: “Ибо я знаю, что по отшествии моем войдут к вам лютые волки, не щадящие стада, и из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою” (Деян. 20, 29—30).

Из приведенного выше случая характерно то обстоятельство, что церковь, основанная самим апостолом Иоанном и больше всех других имевшая, как будто бы, права претендовать на свою непогрешимость, оказалась в столь печальном духовном состоянии, что не повиновалась даже апостолам. Засевшие в церкви лжеслужители не допускали к благовествованию даже ее основоположников. Отсюда мы видим, что правда не всегда с тем, кто остается в церкви, и не все те еретики, кто оказывается вне церкви. Диотреф остался верным поборником и ревнителем церкви, но это не препятствовало ему изгонять из церкви апостолов и ту истину, с которой апостолы приходили.

В подобных случаях Господь дает такое повеление верным Ему: “Выйдите из среды их и отделитесь... и не прикасайтесь к нечистому, и Я приму вас. И буду вашим Отцем, и вы будете Моими сынами и дщерями” (2 Кор. 6, 17—18). И еще: “Выйди от нее, народ Мой, чтобы не участвовать вам в грехах ее и не подвергнуться язвам ее” (Откр. 18, 4; прочтите всю главу). Как может церковь быть непогрешимой, имея у себя несовершенных членов? Из порочных слагаемых не может быть непорочной суммы. Из греховных членов не может быть безгрешного общества. Свой путь на земле Церковь проходит тропой освящения. Смысл такого освящения и цель пребывания ее на земле были бы утрачены, если бы церковь стала вдруг непогрешимой.

Церковь Христова не искоренится, но не потому, что она непогрешима, “врата адовы не одолеют ее” не потому, что она достигла совершенства, а в силу того, что Церковь куплена “драгоценною кровью Христа, как непорочного и чистого Агнца” (1 Петр. 1, 19), она принадлежит Богу и никто не похитит ее из руки Его (Иоан. 10, 28).

Почему православной церкви понадобился догмат непогрешимости? Ответ на этот вопрос мы находим в православном вероучении: “Забота о духовном спасении детей церкви налагает на церковь обязанность следить внимательно за их настроением и руководить ими, если потребуется, при помощи “новых средств”, о которых может быть и не сказано в Слове Божием, а потому, церковь, в лице ее пастырей, имеет власть устанавливать новые богослужения, чины, обряды, праздники и пр.”.

Из этих слов видно, что для православной церкви Священного Писания недостаточно, что православная церковь допускает, что в деле нашего спасения Бог многого не предусмотрел, а потому православная церковь должна как бы заполнить пробел теми или иными догматами, правилами и установлениями, какие диктуются данными обстоятельствами.

Для того, чтобы убедиться в ложности такого взгляда, достаточно привести следующий текст Писания: “От Божественной силы (Христа) даровано нам все потребное для жизни и благочестия” (2 Петр. 1, 3).