Представители традиционных церквей (католицизма и православия) упрекают протестантов в «самопровозглашении» их церкви и в нарушении общецерковных традиций. Однако естественно задаться вопросом, имеются ли действительно какие-либо основания данному обвинению. Ниже мы попробуем выяснить, как рассматривались в Ранней (доконстантиновской) церкви такие вопросы, которые отличают сегодня протестантов от католиков и православных христиан.
Например, такое явление, как отрицание иконопочитания, имеет древнюю историю и внутренне присуще Ранней церкви. Не случайно философ-неоплатоник Порфирий (ок. 232- ок. 305 гг. по Р.Х.) в своем крупном произведении «Против христиан» (гл. 77) упрекал веру эллинов в то, что «боги живут внутри идолов», но признавал, что христиан невозможно обвинить в этой глупости. Обратим свое внимание на наиболее важных представителей христианского движения, протестующего против иконопочитания. Сегодня, когда евангельских христиан упрекают в нетрадиционности или новаторской сущности их учения, освещение этого вопроса становится весьма актуальным.
Минуций Феликс (ум. ок. 210 г. по Р.Х.) писал в своем трактате «Октавия» (гл. 32) следующее: «Какое изображение Бога я сделаю, когда сам человек правильно рассматриваемый, есть образ Божий? Какой храм Ему построю, когда весь этот мир, созданный Его могуществом, не может вместить Его? И если я человек люблю жить просторно, то как заключу в одном небольшом здании столь великое Существо? Не лучше ли содержать его в нашем уме, святить Его в глубине нашего сердца?… Таковы наши жертвы, таковы святилища Богу; у нас тот благочестивее, кто справедливее. Но — говоришь ты — Бога, Которого чтим, мы не можем ни видеть, ни показать другим; да, мы потому и веруем в Бога, что не видим Его, но можем Его чувствовать сердцем».
Климент Александрийский (ок. 150- ок. 215 гг. по Р.Х.) считал правильное почитание Творцу делом «нерукотворным»: «Через Божественные деяния познаются, насколько это возможно, Божественные силы, и оставив все рукотворные образы, следует обратить всю свою надежду на этого единого Бога. Второе слово указывает на то, что великую Божественную мощь (то есть Его имя, ведь оно включает в себя все, что ныне открыто) не следует прилагать к вещам тварным и суетным, сотворенным человеком, которые не могут сравниться с самим Сущим. Ибо только Он один равен Себе и несотворен» (Строматы, кн. 6, гл. 16, пар. 137,2-3). Климент Александрийский опасался почитания любых изображений по той причине, что “искусство обманывает и обольщает… увлекая если не к любви, то, во всяком случае, к уважению и почитанию статуй и картин. Ибо то же действительно и для живописи” (Пропретрих, гл. 4).
Евсевий Кесарийский (ок. 263-340 гг. по Р.Х.), отвечая на желание сестры императора Константина, Констанции, узнать что-либо о внешности Христа, писал: «Но мы научены, что и плоть Его растворена славой Божества и смертное поглощено жизнью… Итак, кто же в состоянии изобразить мертвыми и бездушными красками и тенями издающий сияние и испускающий блистающие лучи свет славы и достоинства Его?» (цит. по: Карташев А.В. Вселенские Соборы. М., 1994. с. 457). Это же место цитирует и М. Поснов, продолжая говорить об изображении не духовного по Своей природе Бога Отца, а Иисуса Христа в Его земном обличии: «Даже избранные ученики Его не могли взирать на Него на горе. Конечно, ты ищешь икону, изображающую Его в образе раба и во плоти, которую облекся ради нас. Но мы научены, что и она (плоть) растворена славою Божества, и смертное поглощено жизнию» (Деяния Седьмого Вселенского собора, стр. 530-532)» (Поснов М.Э. История Христианской церкви. – Киев: Путь к истине, 1991, с. 455-456).
Евсевий утверждает, что во время посещении Кесарии Филипповой он видел скульптурное изображение Христа: «Эта статуя, говорили, изображает Иисуса; она уцелела до сих пор; я, будучи в этом городе, видел ее собственными глазами. Нет ничего удивительного в том, что в старину язычники, облагодетельствованные Спасителем нашим, это делали. Я ведь рассказывал, что сохранились изображения Павла, Петра и Самого Христа, написанные красками на досках. Естественно, что древние привыкли, особенно не задумываясь, по языческому обычаю, чтить таким образом своих спасителей» (Церковная история, кн. 7, гл. 18, пар. 3-4).
Епифаний Кипрский (ум. 403 г. по Р.Х.) в своем сочинении «Панарион» писал о гностиках следующее: «У сих еретиков есть иконы, писанные красками, а иные из золота, серебра и прочих веществ, о которых говорят, что это копии с Иисуса и сии копии сделаны Понтием Пилатом с Самого Иисуса, когда пребывал Он в роде человеческом. Но в тайне содержат таковые иконы, а также и некоторых философов: Пифагора, Платона, Аристотеля и прочих. С этими философами они помещают и другие изображения Иисуса, и поставив покланяются им, и совершают пред ними языческие таинства. Ибо, поставив сии иконы, выполняют уже языческие обычаи» (Панарион, часть 1, гл. 6). Он смело выносил иконы из церквей, даже не входящих в его епархию. Подобно ему в конце шестого века Серен, епископ Марсельский, срывал иконы в своей епархии и выбрасывал их наружу. Папа Григорий Великий похвалил его ревность, но признал ее осуществленной не по разуму.
Возражения иконопочитанию высказывали Афинагор Афинский, Киприан Карфагенский, Арнобий, Лактаций и даже Аврелий Августин. Да и в более позднее время против почитания икон выступали даже целые соборы, а не только отдельные епископы или патриархи. Например, определением тридцать шестого канона Эльвирского поместного собора (306 г. по Р.Х.) было постановлено: «Принято, чтобы живописи в церквах не было, и чтобы не служило предметом почитания и обожания то, что изображается на стенах» (цит. по: Поснов М.Э. История Христианской церкви, – Киев: Путь к истине, 1991, с. 456). Вершиной отрицания иконопочитания был Вселенский Константинопольский собор 754 года, на котором присутствовало 338 епископов со всех регионов Римской империи. На этом соборе приводились в защиту мнения о недопустимости почитания икон взгляды на этот вопрос таких отцов Церкви, как Григорий Богослов, Василий Великий, Иоанн Златоуст, Амфилохий и Афанасий Александрийский. Церковное движение против икон было доминирующим (за исключением сорока лет) в период с 726 по 842 годы.
Даже после сугубо административного решения этой проблемы, убежденных сторонников иконопочитания было катастрофически мало. Михаил Поснов пишет в своей «Истории Христианской церкви» следующее: «Императрица Ирина, после того как оставил кафедру иконоборец патриарх Павел, не нашла среди духовенства лиц, на преданность которых делу иконопочитания она могла бы вполне положиться, и поставила в патриархи государственного секретаря Тарасия (787-806), а по смерти его новый император Никифор избрал константинопольским патриархом человека также из светских – Никифора (806-815)» (Поснов М.Э. История Христианской церкви. – Киев: Путь к истине, 1991, с. 297). Кстати, именно Тарасий председательствовал на Втором Никейском соборе 787 года, осудившем решения Константинопольского собора 754 года, который отверг почитание икон.
Во время царствования императора Льва V (813-820) патриарх Феодор Кассимер в 815 году созвал новый собор в Софийском храме, который отверг законность Второго Никейского собора и признал в качестве Вселенского собор 754 года. И лишь в 843 году новый патриарх Мефодий окончательно восстановил в «законных» правах Второй Никейский собор, признав его Седьмым Вселенским собором. Эти перипетии послужили причиной тому, что православный Восток вообще отказался от необходимости созыва всех последующих соборов в их вселенском смысле.
Здравую позицию в этом споре заняли франкские и английские богословы, которые заявили, что иконы не есть суть идолы, как полагал собор 754 года, а потому их не следует уничтожать. Но не должно почитать их, считали они, и в смысле, предписанном собором 787 года. При этом западные богословы ссылались на мнение папы Григория Великого, который в своих письмах к Серену Марсельскому выступал против почитания икон, но не одобрял их уничтожения. Однако к этому мнению восточные епископы не прислушались.
Получается, современные православные (как и католические) христиане в действительности отвергли неотъемлемую часть собственного наследия. Нечто похожее имело место и в вопросе детокрещения.
Как и в случае иконопочитания, возникновение обряда детокрещения невозможно отнести ко времени жизни первых христиан. Мало того, отрицателями детокрещения были известные христианские фигуры Ранней церкви. Михаил Поснов отмечал в связи с этим следующее: «Епископский сын Григорий Нисский и сын благочестивых родителей Василий Великий крестились только по окончании светского образования. Амвросий Медиоланский, как и Нектарий Константинопольский, восприняли крещение после избрания их на епископские кафедры. Св. Иоанн Златоуст, как и Иероним, хотя и происходили из христианских семейств, крестились уже взрослыми, как и брат Амвросия Сатир и сестра св. Григория Назианзина, Горгония, несмотря на то, что были уже известны своим благочестием. Когда мальчик Августин заболел с опасностью для жизни, благочестивая, заботливая мать Моника позволила ему принять только посвящение в катехуменат» (Поснов М.Э. История Христианской церкви. – Киев: Путь к истине, 1991, с. 497).
Не трудно догадаться и о причинах такого «позднего» крещения. Например, Иустин Мученик писал о значении и условиях крещения следующее: «Кто убедится и поверит, что это учение и слова наши истинны, и обещается, что может жить сообразно с ним, тех учат, чтобы они с молитвою и постом просили у Бога отпущения прежних грехов, и мы молимся с ними. Потом мы приводим их туда, где есть вода, и они… омываются тогда водою во имя Бога Отца и Владыки всего и Спасителя нашего и Христа, и Духа Святого… А омовение это называется просвещением, потому что просвещаются умом те, которые познают это… И при имени Иисуса Христа… омывается просвещаемый… Крещение предлагается только уверовавшим и давшим свое согласие, то есть исповедавшим свою веру» (Апология Первая. гл. 61). Неужели Иустин Мученик был протестантом, не по названию, а по существу?
До 215 года есть только три случая описания практики крещения в ранней христианской литературе: «Дидахе», «Первая Апология» Иустина Мученика и «Апостольская традиция» Ипполита. Все они относятся к взрослым людям. Первая историческая ссылка на крещение младенцев находится в сочинении Тертуллиана «О крещении», однако сам он ее осуждает: «Смотря по состоянию, расположению и возрасту каждого, полезно отлагать крещение, особенно же для детей. Ибо зачем без крайней нужды подвергать опасности и самих восприемников? Они могут умереть и не выполнить данного им обета, если же и живы будут, то дурные склонности детей могут воспрепятствовать их ожиданиям. Правда, Господь сказал: «Не возбраняйте им (детям) придти ко Мне». Пусть же приходят, когда несколько возмужают. Зачем невинному возрасту спешить к отпущению грехов? Мы осторожно поступаем в мирских делах, — как же божественное вверять тому, кому не вверяем земного? Пусть они поучатся искать спасения, дабы видно было, что оно дается просящему» (О крещении, ч. 2, СПб, 1847, с. 26).
Таким образом, крещение младенцев не было повсеместной практикой в начале третьего века. В трудах отцов Церкви, написанных до 370 года, не упоминается ни одно крещение младенцев (случаи крещения больных детей не в счет)! Обязательным детокрещение стало лишь в 416 году и то лишь в Карфагенской епархии. Как же можно православным христианам при всем этом считать себя традиционной церковью? Стало быть, не такими уж новыми являются убеждения евангельских христиан, как это считает большинство православных теологов.
Подобное можно сказать и о таких вопросах, как участие христиан (священников) в военных действиях с оружием в руках, оправдание концепции «христианского государства», а также представление о безусловном избрании к спасению, о которых Ранняя церковь ничего не знала. Так в какую же сторону двигалась церковное учение и практика со времен Константина? Очевидно, что в сторону от Писания и первоапостольской традиции. В таком случае кого из нас следует назвать настоящими модернистами: православных или протестантов?
Теперь нам предстоит ответить на следующее возражение: «Если традиционная церковь отступила от первоапостольского учения, тогда на какой почве возник протестантизм, если преемственность истинного Богопознания была утеряна?» Мы не верим в то, что преемственность истинного учения Христа была когда-либо утеряна. Да, она была выведена из состава официальной доктрины традиционной Церкви, но она продолжала существовать т. ск. «в подполье».
Первоначальное христианское требование крестить только взрослых людей было отвергнуто вскоре после получения Церковью официального статуса при Константине Великом, когда через крещение человек не просто становился членом Христовой Церкви, но и гражданином «христианской» державы. Однако сопротивление детокрещению никогда не покидало Церковь. Еще до того, как оно вылилось в организованную Радикальную Реформацию в 1925 году в Цюрихе, этих же идей придерживались многие предшественники реформаторов.
«Одной из таких групп были донатисты (III в. по Р.Х.) в Северной Африке, большинство которых остались верными принципу крещения взрослых верующих. Между VIII и XIII веками в Северной Италии возникла группа, известная как патарины, осуждавшая практику крещения младенцев, как ошибочную. Влияние патаринов было особенно велико в Милане. Беранжар Турский, скончавшийся в 1088 г., критически относился к преобладавшим тогда магическим концепциям таинств. За это он был осуждён как еретик в Льеже… Некоторые петробрусиане в XII веке также отвергали крещение младенцев, говоря о необходимости крещения только взрослых верующих. Вальденсы изложили свою веру в крещение верующих в двенадцатой статье своего исповедания… В XIV веке Джон Уиклиф и его последователи – лолларды – отвергали крещение младенцев. В конце XV – в начале XVI веков богемские братья, последователи Яна Гуса, подвергались преследованиям за отрицание необходимости крещения младенцев. Таким образом, можно сделать вывод о том, что существовала определённая преемственность среди небольших групп, которые, вероятно, придерживались новозаветной концепции возрождения и крещения верующих. Эта преемственность существовала вплоть до начала протестантской Реформации» (История баптизма. Сост. С.В. Санников. Вып. 1. Одесса. 1996. – с. 21).
Конечно, движение за сознательное крещение часто было засорено различными человеческими заблуждениями, тем не менее, даже таким способом оно заявляло о себе в смутные времена общецерковного отступления от евангельских истин.
Итак, теперь мы можем смело сказать: протестантизм возрождал первохристианские идеалы, а не отрицал их. Сказанное имеет и другую сторону: не все было абсолютно плохим в Ранней Церкви, как это можно иногда слышать в среде евангельских христиан. Смешение чистого евангельского учения с различными ошибочными суждениями осуществлялось постепенно даже в постконстантиновскую эпоху. Реформация возникла лишь тогда, когда терпеть дальше данные злоупотребления уже никак не было возможно.
Наше изучение данного вопроса позволяет нам сделать следующее заключение: каждый православный, протестующий против собственных злоупотреблений, в своей душе является протестантом. Подобным же образом является православным каждый протестант, признающий незыблемость библейского учения, восходящего к первоапостольскому времени.
Главная
страница | Начала веры
| Вероучение | История | Богословие
Образ жизни | Публицистика | Апологетика | Архив | Творчество | Церкви | Ссылки