Игорь ПОПОВ

ДОЖДЬ
(эссе)

Я люблю дождь. Жду его всегда как старого доброго друга. И вот он подъезжает к моему дому на темных грозовых тучах, освещая окна яркими вспышками своих фар-молний. Потом он начинает стучаться по моему металлическому подоконнику. Его стук, вначале такой несмелый, скоро превращается в нетерпеливое подпрыгивание по железу, становясь при этом все настойчивее и увереннее и переходя в конце концов в сильный водяной поток. Громовые раскаты его уверенного голоса, может быть, кого-то и приводят в сильный испуг, но только не меня. Я люблю каждую интонацию, каждую нотку этой замечательной симфонии звуков.

— Привет, дружище! — говорит он мне. — Вот и я!

— Здравствуй, долгожданный ты мой, — улыбаюсь в ответ ему я. — Заходи, поболтаем.

— Ну, нет! — смеется он. — Лучше уж ты ко мне. Смотри какая красотища кругом. Не пожалеешь.

Я же только радуюсь, с интересом наблюдая за тем, как он резвится и играет, и любуюсь его мощью и безудержью.

Дождь всегда мой желанный гость. Летом, после изнуряющей, изматывающей жары, он приносит в мой дом желанную прохладу. Я широко распахиваю окна и подставляю свои ладони под нежные, освежающие нити воды. Сразу вспоминается, как в далеком детстве мама подходила к моей детской кроватке, когда я был болен. Она клала свою руку, свою мягкую, прохладную руку на мой разгоряченный лоб и тогда на мгновение казалось, что болезнь отступала, и я снова становился здоровым и полным сил.

Вот и сейчас, став уже взрослым, я встречаю так же каждый визит дождя в свой дом. С его приходом я почти физически ощущаю прикосновение Божьей руки к моему разгоряченному, покрытому испариной лбу. И мне снова становится легко. Кажется, что не существует таких преград, которых я не смог бы одолеть.

Осенью дождь обычно приходит со своим старым, не менее долгожданным приятелем — осенним ветром. С ним он более задумчив и тих. Куда-то исчезает его бесшабашная удаль. В каждом вздохе, в каждом дыхании дождя ощущается мудрость и умиротворение. Такое впечатление, что дождь стал взрослее за лето, и наступило время для глубоких размышлений и раздумий.

В это время я люблю пройтись с друзьями по осеннему парку. Дождь что-то тихо нашептывает мне на ухо, а ветер раскачивает огромные руки-ветви старых деревьев, срывая с них пожелтевшие листья. Иногда ветер поднимает с земли упавшую листву и кружит их в медленном, грустном вальсе.

Именно в такие моменты особенно остро начинаешь понимать, что все вокруг временно и тленно – сама природа как будто тебе это подсказывает. Жизнь становится похожа на полет одинокого осеннего листа, зависящего от настроения ветра, который может или закружить его в вихре своей безудержной властью, или расшвырять по разным сторонам, словно последнего заблудшего странника. Истина же в том, что ты все равно остаешься частью чего-то нетленного, великого, необъятного.

С шепотом дождя в мой дом всегда приходит Бог. В это время я люблю беседовать с Ним в молитве, все мое существо наполняется счастьем. Это может длиться часами. Порой моя молитва беззвучна и тиха, но и тогда присутствие Бога не становится менее реальным. Она рождается в сердце и наполняет все мое существо благодарностью Творцу, благоговея перед Его величием. В эти минуты мне особенно становится жаль тех, кто еще не знает Господа. Когда в их сердце рождается живительная благодарность, то кому они ее вознесут?

СНИМАЯ МАСКИ

“Неужели Вы не отличаете
маски от лица?”
Неизвестный японский поэт

Порою в нашей жизни случай играет более важную роль, чем нам бы самим того хотелось. Случайные встречи поворачивают нашу судьбу на сто восемьдесят градусов, случайные ошибки решают исход этой постоянной борьбы за место под солнцем. Все это заставляет задуматься над тем, что где–то все же должно существовать ведомство, рассчитывающее эти самые случайности. Слишком уж не случайные бывают их последствия.

Эта встреча произошла в вагоне скорого поезда. Я ехал к своим родственникам в Краснодар. Было лето, и в купе стояла страшная духота, поэтому двери были постоянно открыты. Моими соседями оказались семейная пара, направлявшаяся в Ростов – на – Дону, и молодой человек, ехавший, как и я, в Краснодар. С двумя первыми своими соседями общение наладилось довольно быстро. Это были общительные, дружелюбные люди, лет около тридцати. Молодой человек держался как-то обособленно, но вполне дружелюбно.

После довольно плотного ужина мы стали пить чай, пригласив в нашу кампанию молчаливого соседа. Он не отказался и спустился со своей верхней полки. Разговор велся на самые различные темы, как обычно и бывает между случайными попутчиками. К этому времени я уже знал, что семейную пару звали Лена и Саша, а нашего молчаливого соседа – Олегом.

— Вы знаете, а вот я читала, что какая-то религиозная секта пыталась взорвать в Москве метро, — взволнованно сказала Лена.

— Это ведь какой ужас!

— Не взорвать, а пустить отравленные газы, — поправил ее Саша. — Да и вообще все эти секты сплошное безумие. Мир медленно, но верно сходит с ума.

— Да вы пессимист, — улыбнувшись, сказал я.

— Отнюдь, просто реалист, — парировал Саша. — Кругом развелось столько религий, что иногда дивишься такому их разнообразию на квадратный сантиметр воздуха. И ведь каждая кричит о том, что именно она самая истинная, только через нее можно спастись.

— А недавно по телевизору показывали человека, который вообще возомнил себя Иисусом Христом, — вставила Лена.

— Ну, нельзя судить об этом так безапелляционно. Все-таки они играют определенную созидающую роль в этом мире, — возразил я.

— Благими намерениями выстлан путь в ад, — внезапно сказал Олег.

Это произошло так неожиданно, что я даже вздрогнул.

— Что вы имеете в виду? — удивленно спросила Лена.

— Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные: по плодам их узнаете их, — ответил Олег. — Это Евангелие от Матфея, глава седьмая.

— Что же тогда истинно в этом мире? — в свою очередь спросил я. — И так ли уж страшны эти лжепророки на самом деле?

— Истина — это Бог, а спасение наше дано нам через Иисуса Христа. Страшны ли лжепророки? Не более чем сам сатана. Не боитесь Его, не бойтесь и лжепророков. Только это прямая дорога в ад.

После его слов наступила неловкая тишина. Слышно было даже стучание ложки о стеклянный стакан. Мы с напряжением смотрели на своего странного собеседника. Первым молчание нарушил я.

— Вы так убежденно говорите, хотя на вид довольно молоды. Откуда столько убежденности? Или это просто убежденность верующего человека?

— Это убежденность человека, ощутившего на собственной шкуре так называемую “истинность” одной из таких лжерелигий, — ответил Олег. — Все это сатанизм самой высшей марки. Умело замаскированное Черное Братство.

— Вы были членом одной из таких сект? — спросил Саша.

Олег выдержал паузу, при этом, внимательно рассмотрев нас, и сказал:

— Если вы хотите, то я могу рассказать вам об этом.

— Конечно, — с нескрываемым любопытством произнесла Лена. — Нам было бы очень интересно это послушать.

— Имеющий уши да услышит, — улыбнулся Олег.

— Это произошло со мной лет пять назад. Тогда только – только стали входить в моду различные учения, религии. У меня был очень сложный период. Начавшаяся депрессия усугубилась тем, что от меня ушла любимая девушка. Я постоянно напивался, чем доставлял страдания моим близким. Но в горе мы зачастую становимся злостными эгоистами, подчас даже жестокими. Я метался в поисках выхода, но, не находя его, снова ударялся в запои.

Внутри меня образовалась какая-то брешь, пустое пространство, духовный вакуум, который не был ничем заполнен. Словно кто-то из-под моих ног выбил опору, и я падал в бездну, не зная за что бы мне ухватиться.

Именно в этот критический момент на моем пути появился Сергей. Мы когда-то учились с ним в одном классе и были немного дружны. Встреча произошла в кафе, где я обычно обедал. Мы быстро разговорились. Сергей внимательно выслушал про все мои злоключения.

— Ты знаешь, а у меня год назад была точно такая же ситуация, — сказал он. — Мне помогли в церкви Галактической Гармонии.

— Что это еще за церковь такая? — недоверчиво спросил я.

— А вот приходи завтра и узнаешь, — ответил Сергей.

Он дал мне адрес, и мы распрощались. Весь вечер я мучался, не зная идти мне или нет, но, решив, что ничего страшного, если я туда один разок наведаюсь, со мной не будет, со спокойной совестью улегся спать.

Я пришел ближе к полудню. Внутри это заведение напоминало поликлинику. У каждой двери была своя очередь. Люди ходили из кабинета в кабинет, разговаривали друг с другом, читали какие-то проспекты и брошюры. Таблички на дверях были, прямо скажем, странного содержания: “Кабинет релаксации”, “Кабинет гармонизации”, “Кабинет духовного очищения”. Я довольно быстро в них запутался, и мне стоило огромного труда найти Сергея.

— Ну, вот и ты, — обрадовано сказал он. — Пойдем со мной.

Сергей привел меня в помещение, которое было сверху донизу обклеено какими-то непонятными знаками, кабалистическими символами. Посредине стоял стол, отделанный черным бархатом. За ним сидел человек, который представился мне Оглом, жрецом Первого Круга. Это был невысокий человек, немного полноватый, на его округлом лице резко выделялись острый нос и узкие щелки, скрывающие пронзительные карие глаза.

— Что привело вас в нашу церковь? — услышал я его мягкий, но твердый голос.

— Интерес, — ответил я, еле скрывая волнение.

Он внимательно посмотрел мне в глаза.

— Нет, ты хочешь обрести покой, найти опору и заполнить пустоту внутри себя, — твердо произнес Огл.

Что-то необычное было в его голосе. Он тянул меня к себе, как магнит. Что было после, я не помню, но с того самого дня я стал членом церкви центуристов, как мы себя называли.

Церковь основал американец, которого все называли Великий Отол. При вступлении в Братство каждый должен был заплатить “членские взносы”, купив еще книгу Отола “Вселенская Гармония”. После нужно заполнить анкету, из которой можно было узнать практически все о человеке. Чтобы стать Оглом, то есть Посвященным, человек должен был пройти платные практические курсы “гармонизации”. Это своего рода психологическое зомбирование, после которого я действительно почувствовал душевный подъем.

Олег замолчал и закрыл глаза. Я понял, что мы пробудили в нем не самые приятные воспоминания. Только сейчас на его лице стали заметны глубокие следы морщин.

— Может быть, вам слишком тяжело об этом вспоминать? — сочувственно спросила Лена.

— Тяжело? Да, наверное, — ответил Олег, — тяжело вспоминать о своей ошибке, но не вспоминать значит забыть и сделать вид, что ничего со мной не происходило, да и вовсе не существовало и не существует. А это зло существует и с ним нужно бороться. Поэтому...

Он снова на некоторое время замолчал, а потом продолжил:

Если честно, то я не помню содержание нашего разговора. Помню только неприятное ощущение моей подчиненности, которое возникло в результате его.

После разговора с Гуру я подписал довольно странный документ, в котором было сказано, что я вступаю в Церковь на ближайшую тысячу лет и обязуюсь, не щадя собственной жизни, делать все для ее процветания. Меня перевели в Отдел Общественной Гармонии, который занимался обработкой информации. Вот там я и узнал всю подноготную нашей “церкви”.

На каждого члена было заведено дело. В нем было собрано все, что могло бы помочь для того, чтобы как можно легче подчинить человека “общественной воле”. Мне представилась уникальная возможность ознакомиться с механизмом психического зомбирования человека. Подпольная деятельность Церкви была нацелена на обогащение Гуру и его приближенных, проникновение ее членов во все структуры власти с целью политического и финансового захвата власти.

Структура организации была четко продумана. Церковь делилась на ступени, так называемые Пенты. У каждой Пенты был свой Гуру, который знал всех своих людей и Гуру следующей Пенты. Гуру высшей ступени знал всех членов и Гуру предыдущих Пент и так до бесконечности. Высшего Гуру не знал никто, зато он знал всех. Это позволяло ему быть неуязвимым.

Я быстро понял, что из себя представляет на самом деле церковь Галактической Гармонии, но избавиться от влияния, а главное страха был не в силах, поэтому приходилось повиноваться.

Но Бог милостив и поэтому Он послал в мою жизнь еще одну встречу. Это произошло во время одного из наших походов с целью распространения книг. Я бродил целый день из вагона в вагон по одной из подмосковных электричек, рекламируя наше учение. День уже близился к завершению, и я почувствовал сильную усталость, но до станции назначения оставалось еще минимум час, и поэтому продолжал по инерции ходить по вагонам. К этому времени пассажиров в поезде поубавилось и на меня, практически, никто не обращал внимания. Поэтому я был несколько удивлен, когда ко мне обратился молодой парень, одиноко сидящий у окна.

— Можно посмотреть вашу книгу? — спросил он.

— Конечно, — ответил я и протянул ему экземпляр “Вселенской Гармонии”.

Некоторое время он заинтересованно листал ее, а потом протянул обратно.

— Будете брать? – спросил я.

— Нет, спасибо, — ответил он. – мне это уже не требуется.

— Вы что, счастливый человек? – спросил я, присаживаясь рядом с ним на скамейку.

— Смотря, что вы подразумеваете под словом “счастье”, — ответил он.

— Счастье, хм. М-да, да я и сам похоже не знаю, что такое счастье. Может быть уверенность в будущем, любовь. Что-то в этом роде, — сказал я.

— Тогда я счастлив, — улыбнулся он и протянул мне руку. – Меня зовут Виталий.

— Олег, — сказал я, пожимая ему руку. – Так ты счастливый человек?

— Да, я счастлив, потому что я уверен в будущем и в моем сердце живет любовь, — уверенно ответил Виталий.

Я внимательно посмотрел на своего собеседника и понял, что он не врет. Во всем его поведении чувствовалась какая-то внутренняя уверенность, что-то такое, чего не было у меня.

— И как же ты этого достиг? – опять спросил я.

— В том – то все и дело, что я ничего не достигал, это меня достигли, — улыбнувшись, ответил он.

— И кто это тебя достиг?

— Милость и любовь Божья.

— А, ну эти басни я уже слышал, сам их не раз на дню рассказываю. Только вот какой же Бог тебя достиг?

— А Бог один и имя Ему Иисус Христос. И если ты считаешь это баснями, значит, просто ты не знаешь Его.

— Кого?

— Бога!

Я снова посмотрел на своего собеседника. Как-то он уж очень просто это говорил. Я столько раз видел лицемерие и фанатизм, но не разу не видел человека, который так спокойно и убежденно говорил, как будто знал нечто такое, чего не знал никто и более того, это нечто являлось его жизнью. Я стал возражать Виталию, спорить с ним, но он спокойно отвечал на мои выпады, как будто бы беседовал с маленьким ребенком. Мы не заметили, как пролетел час, и поезд подъехал к конечной станции. На прощанье Виталий дал мне небольшую книгу в черной обложке и сказал:

— Эта книга – Библия, где говорится о том, о чем мы с тобой сегодня говорили. Прочти ее и если захочешь, то приходи к нам. Мы евангельские христиане. Там, на обложке, я написал где мы собираемся и как нас найти.

Прошел месяц после нашей встречи с Виталием. Жизнь шла своим чередом и я, практически, не вспоминал о ней. Но произошел один случай, который заставил меня ее вспомнить и снова задуматься над темой нашего разговора и своей жизнью.

Однажды я был направлен в отдел, который все называли секретным. Мне нужно было подобрать несколько досье для моего Гуру. Огл проводил меня в Архив и запер там, потому что ему было некогда. Я довольно быстро нашел нужные мне дела. Оставалось только вызвать Огла, чтобы он выпустил меня. Но тут я заметил, что соседний сейф оказался открытым. На нем стояла печать самого Гуру. Это меня заинтересовало. Я открыл стальную дверцу. Там находились секретные документы по материалам зомбирования членов нашей Пенты. Были там и мои документы. Я подозревал об этом и раньше, но меня поразила та циничность, с которой были составлены досье.

Не знаю, что подвигло меня набраться смелости и прийти через день по адресу, который дал мне Виталий, но я все же оказался там и через некоторое время удостоверился в правильности сделанного мною вывода.

Олег замолчал. Мы же были не в силах проговорить что-либо. Лена с Сашей потом что-то еще у него спрашивали, но он отвечал скупо, как бы нехотя. Эта история меня сильно потрясла, но нельзя сказать, что я ей до конца поверил. Довольно быстро первое ошеломляющее впечатление стерлось, а потом она и вовсе забылась, если бы не одно происшествие…

Произошло оно с моей соседкой Валей. Однажды ее мама, Надежда Георгиевна, пришла ко мне домой и рассказала, что ее дочь вот уже третьи сутки не появляется дома. Я посоветовал обратиться в милицию. На следующий день от Вали пришло письмо, в котором она написала, что нашла настоящий смысл жизни в какой-то центуристской общине. Надежда Георгиевна заявила в милицию и Валю нашли. Очень долго дочь не разговаривала с мамой, назвав ее врагом и предательницей. Это было сделано так искренне, что Надежда Георгиевна не на шутку испугалась. Я решил рассказать историю Олега Вале. Сначала она относилась к моему рассказу довольно скептически, но уже к середине слушала меня, не отрывая своих глаз от моего лица. Видно было, что девушка нашла много общего между своей историей и историей Олега.

Вот именно тогда я и решил написать этот рассказ. Быть может, хоть кто-нибудь задумается над рассказанной мною историей. Ведь это может коснуться каждого. У любого человека есть выбор, свобода, дарованная Богом. Но плод сатаны слишком сладок для простого человека. Поэтому, не лучше ли выбрать в защитники Иисуса Христа, а не лжепророков, ведущих нас в Царство Зверя?

САКСОФОН

Я знаю каждый оттенок, каждый тембр его голоса. Мы так долго были вместе. Никто не знает этот сакс лучше меня. Я помню, как впервые погладил его блестящий изгиб, и он приветливо мне улыбнулся.

— Привет, приятель, — сказал ему тогда я.

Он мне тогда ничего не сказал. Он вообще бывает неразговорчив и начинает говорить лишь тогда, когда берешь его в руки. С тех пор мы редко расставались надолго. Когда мы говорили с ним, все другие молчали. Мой сакс имел свой, особый голос. Он чувствовал биение моего сердца. Когда мне было плохо, он тосковал вместе со мной. Когда мне было хорошо – мы вместе радовались, и его сочный баритон наполнялся детским восторгом, от которого всем вокруг становилось просто и уютно. Только вот никто не догадывался, что на самом деле он тоже живой. Что на самом деле музыка – это непрекращающийся диалог. С ним мне никогда не было скучно.

Я помню то мгновения, когда впервые понял, что влюбился в сакс. Мой приятель принес кассету с записью “Птицы” Паркера. Это было незабываемо! Я понял тогда, что окончательно и бесповоротно влюбился в саксофон. И вот, через три года, я впервые гладил мой собственный сакс, купленный родителями. Когда я впервые услышал его слова, то глаза мои наполнились слезами. Он говорил! О, как он говорил! Это была поэзия звуков! Все вокруг замирало и тут же оживало в его мелодии. Старый друг! Ты никогда меня не предавал, ты всегда был рядом.

А ты помнишь ЕЕ? Она была словно тень, так же легка и таинственна. Салина… Даже имя необъяснимо тянуло к ней. Она была единственной из толпы наших поклонниц, кто пленил нас тогда. Мы слышали музыку ее шагов и вздохов, мы наслаждались ее молчанием, мы тонули в бездонном океане ее глаз. Она была похожа на нежную флейту, ранимую, но уверенную в себе одновременно. Ты помнишь наш первый танец? Это было так прекрасно. Мне казалось тогда, что мы превратились в осенний листопад, влекомый ветром в неизвестность. Как пленительны и незабываемы были наши встречи. И ты рассказывал всем вокруг об этом удивительном чувстве со страстью, свойственной лишь тебе. Но она ушла, оставив после себя лишь тонкий запах французских духов, и мое пораненное сердце вопило тогда, оно не могло успокоиться. И ты тосковал вместе со мной, плача и утешая так, как никто не мог плакать и утешать. Я просто разделял с тобой скорбь и тоску.

Мы вместе начали искать смысл всего. Этот поиск был мучителен от непрестанных падений и ушибов, но я никогда не слышал от тебя жалоб, ты всегда был тем плечом, что удерживало меня и не давало окончательно опуститься. Помнишь, как после концерта мы зашли в старую церковь? Все, происходившее там, было для нас новым и каким-то чужим, но я не поддался первому желанию сразу же уйти и остался там. Я остался среди этих радостных людей, которые были для меня тогда неведомым и непонятным народом. Что было в них? Что заставляло их плакать и смеяться, но никогда не опускать руки? Тогда я не знал, но меня стало тянуть туда и мы вместе стали все чаще приходить в церковь, пока…

Ты помнишь тот вечер. Тогда я увидел Бога! О! Это было необыкновенно! Я увидел Иисуса, страдавшего за меня на кресте. Его страдания, Его кровь, стекавшая из пронзенных рук – все это говорило о той любви, которую мы так долго с тобой искали. Я стал плакать. Я уже давно не плакал. Ты знаешь, я не из породы слабых людей, льющих слезы по каждому поводу. Это не были слезы слабости, это были слезы сокрушения и силы. Иисус пришел ко мне и сказал о Своей любви, и она наполнила мое сердце. Все внутри ликовало и радовалось. Я понял, что отныне жизнь моя изменилась, чувствуя в своем сердце веяние вечности. Страхи, так долго мучавшие меня, вдруг отступили.

И тогда я оставил тебя. Прости, мой друг, но Иисус заполнил всю мою жизнь и я не мог себе представить, что кто-то другой может забрать хотя бы частицу той любви, которая по праву принадлежит только Ему. Мне казалось, что ты претендуешь на мою любовь, и мне пришлось тебя оставить. Прости, я знаю, что ты понимаешь меня как никто другой.

И тогда я снова вспомнил о тебе. Мне снова стало больно, и я вспомнил о тебе. Каким же я был эгоистом. Я думал, что Иисус пришел только для меня, Он любит только меня и никого больше. Сначала ты молчал, а когда я попытался извлечь из тебя звуки, то услышал лишь слабое подобие музыки. Что-то случилось со мной и с тобой. Я перестал понимать, что происходит со мной. И вдруг из тебя полилась какая-то необыкновенная музыка. Нет, это не была простая музыка, это была молитва. Удивительная, чудесная молитва, благодарящая Иисуса, превозносящая Его. Молитва любви и преданности, сокрушения и покорности, смирения и доверия. И слезы снова потекли из моих глаз.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

Боль… Лишь это теперь наполняет все мое существо. Безграничная, не утихающая боль. Она уже неотступно со мной всегда. Боль потерь и предательств, боль одиночества и тоски. И еще пустота. Пустота и безысходность… Зачем? Почему? Эти вопросы кажутся мне теперь бессмысленными. Все потеряло смысл. Да и был ли он вообще в моей жизни? Я уже не знаю, не помню.

Позади долгие года скитаний и бесшабашной жизни. Как просто было в детстве. Все казалось безоблачным, светлым, радостным. Дом Отца был наполнен любовью. Только от одного Его присутствия становилось тепло и надежно. Даже зимой мне казалось, что нет в мире места, где было бы уютней, чем у нас в доме. Он, конечно, наказывал меня. Но я тогда понимал, что каждый Его шлепок и подзатыльник был наполнен Его необъятной любовью ко мне. Странно, но это действительно было так. Мне было приятно угождать Ему. Какой радостью наполнялось все мое существо только от одной мысли о том, что я любим.

Но что значила для меня Его любовь? Наверное, я очень быстро привык к ней и перестал ее ценить. Более того, мне казалось, что ее недостаточно. Со временем стало казаться, что Отец перестал меня понимать. Какое Он имеет право указывать, что делать?! Ведь я свободная личность!..

Да, как безумен бунт! Он исходил откуда-то изнутри, но все же это было нечто чужеродное. Чей-то чужой голос шептал мне слова, наполненные злобой, обидой и ненавистью. Я пытался сопротивляться, но, наверное, не очень сильно. Быть может, я хотел слышать эти слова. Я не узнавал себя, но постепенно мне начала нравиться моя “самостоятельность”. И, в конце концов, я потребовал от Отца свободы и средств, которые были частью моего наследства. Я помню тогда его взгляд. Нет, Он ничего не сказал, но внутри у меня все перевернулось. Он страдал. О, как Он страдал! Я понимал это, но продолжал бунтовать и требовать “своего”. И Он отдал мне все, что я просил, и я ушел…

Жизнь без Отца и Его контроля. Сначала она мне нравилась. Я впервые почувствовал “свободу”. У меня сразу же появились “друзья”. Они всегда появляются при обилии денег и прочих “благ”. Странно, но тогда я считал себя счастливым. А что мне было еще нужно? Мне казалось, все в восторге от меня. “Красивая” жизнь, шикарные апартаменты, каждый день обед в богатом ресторане и все пресмыкались передо мной, набивались ко мне в друзья. Я не вспоминал об Отце, о доме. Он мне не был нужен. Но все же иногда мое сердце посещала тоска. Все вокруг начинало казаться иллюзией, сном, бессмысленным кошмарным сном. И настал день, когда иллюзия исчезла.

Шикарная жизнь истощила окончательно мои финансы, и я остался ни с чем. Куда-то делись все мои “друзья”. Конечно же, они никуда не делись, просто я им стал не нужен. Я перестал быть источником удовольствий, и оказалось, что моя “свобода” обернулась тюрьмой. Те, кто раньше заискивали передо мной, теперь находили удовольствие в том, чтобы унижать, плевать в меня. Я остался ни с чем, у меня не было денег даже на то, чтобы купить себе хлеба. Я всегда презирал нищих и бомжей, а теперь вынужден был надеть их рубище и ходить с протянутой рукой. На что еще я способен? Чтобы прокормиться, мне пришлось отбирать кость у собак и воровать отходы из корыт для свиней. Да и сам все больше становился похожим на свинью, грязную, бездумную, бездушную свинью.

Я дошел до грани, перейти которую было возможно только, навсегда распрощавшись с надеждой вновь обрести утраченное счастье. Нет, не то “счастье” пресыщения, греха и самообмана. Счастье, которое потерял, уйдя из дома Отца. Но как туда вернуться? Как прийти к Отцу, к моему строгому и преданному мной Отцу? Я не знал. Крошечные остатки гордыни, утопленной в придорожной грязи, разрывали мое сердце, но еще больше разрывала его тоска по дому.

И я пошел. Как же трудны были эти первые шаги, полные сомнений и страха. А что если Он не примет меня? Это ведь так стыдно иметь опустившегося, промотавшего все наследство сына. Отец был всегда строгим и требовательным, я всегда боялся нарушить его правила и, что самое ужасное, вновь боялся потерять “свободу”. Впрочем, где она свобода? В чем она? В “шикарной” жизни? Нет уж! Это я уже испробовал, хватит!

Я шел по песчаной дороге, ступая своими босыми ногами по горячему песку, и пытался вспомнить Отца. Какой Он? В моем сердце возникало мириады образов, но ни один не соответствовал моему настоящему Отцу. Я это знал точно, где внутри, в глубине своего сердца. Какой Он, мой Отец? Я пытался вспомнить дом. Мне вспоминался каждый его уголок. Сад, в котором я так любил играть. Моя любимую яблоню, в тени которой так любил отдыхать в жаркие летние дни. Примут ли меня теперь там? Если нет, то наймусь к Отцу работником. Мне будет достаточно хотя бы издали наблюдать за ним. Видеть, как Он медленно обходит свои владения и беседует со своими рабочими. Беседует как с детьми, внимательно вслушиваясь в каждое слово, сострадая или сорадуясь. Его любят все, кроме его непутевого сына. Любил ли я Отца когда-нибудь по-настоящему? Не знаю. Наверное, нет…

Чем ближе я подходил к дому, тем чаще билось мое сердце. Казалось, оно готово выпрыгнуть из груди и упасть в придорожную траву. Что ждет меня там? Уже стал отчетливо виден силуэт дома и какая-то движущаяся фигура. Кто это? Быть может работник, которого послал Отец, чтобы прогнать меня? Я встал, как вкопанный, но потом, преодолев страх, снова двинулся вперед. Будь, что будет! Я иду к Отцу! Пускай Он прогонит меня, но пусть Он это сделает Сам. Все меньше и меньше становилось расстояние между нами, и я узнал бегущую фигуру. Это был Он, мой Отец. Встреча, о которой так долго думал, которой так боялся и так ждал. Тяжело дыша, Он остановился около меня. В Его глазах стояли слезы, слезы радости. Меня ждали!

— Ты вернулся, — дрожащим голосом проговорил Он.

— Папа, — только и смог вымолвить я и упал перед ним на колени. – Прости меня папа. Прости за все: за боль доставленную мной, за то, что отверг тебя, я недостоин Твоей любви, прости…

Слезы катились из моих глаз, а мои грязные руки обнимали Его колени. Как я ждал этого мига, чтобы обнять их, почувствовать Его близость, услышать Его голос.

— Я люблю тебя и прощаю тебя, сын мой, — сказал Он, прижимая меня к себе.

Я уже не сдерживался и не стеснялся своих слез. В один миг мне стало понятно все. Он любил меня. Он всегда любил меня. Вот они его настоящие “правила” — Любовь! Все было пропитано этим чувством, а я не видел или не хотел этого видеть. Он любил меня даже тогда, когда я отвергал Его. Он страдал и любил меня все эти годы, годы мрака и забвения. Его любовь не уменьшилась за эти годы. Отец простил меня. Какая-то необыкновенная сила наполнила мое сердце. Я был прощен! Как это удивительно быть прощенным. Как чудесно любить и быть любимым, прощать и быть прощенным, давать и принимать. Спасибо тебе Папа. Спасибо за твою любовь и жертву. Спасибо!

ТАНЕЦ ДОЖДЯ

За окном шел дождь. Обыкновенный осенний дождь. Он ничем не отличался от других своих осенних собратьев, впрочем, ничем на них и не походил. Тонкие серебряные нити, соединяющие небо и землю, почти не были видны. Дождь ласкал оконные стекла, очищая их от пыли, собравшейся за все знойное лето, и тормоша немногочисленных и спешащих скрыться от его назойливости прохожих.

Маленький мальчик прильнул щекой к оконной раме, наслаждаясь прохладой и успокаивающим ритмом бьющихся о стекло каплей.

— Ма, а кто это плачет? — спросил он, обращаясь к высокой, красивой женщине.

— Ты что-то спросил? — встрепенулась она при его вопросе, как будто стряхивая с себя грусть и задумчивость.

— Я говорю: кто плачет? – снова переспросил мальчик.

— Откуда ты взял, что кто-то плачет? – не понимающе спросила женщина.

— Ну, за окном, — показывая на улицу пальцем, проговорил в ответ настойчивый собеседник. — Видишь как много слез.

— Это Бог плачет, — грустно улыбнувшись, ответила мама.

— А почему Он плачет? — снова спросил ее сын.

— Просто Ему нас жалко, — ответила женщина, отворачиваясь, чтобы вытереть покатившуюся по щеке одинокую слезу.

Она редко плакала. Иногда ей казалось, что слез уже не осталось, они кончились два года назад, когда все случилось. Пьяный водитель, поехавший на красный свет, и мальчик оказался в инвалидной коляске без надежды, что когда-нибудь будет бегать со своими сверстниками, гоняя во дворе мяч. Пьяный водитель… Кто он? Почему он решил, что может отнимать у кого-то радость и надежду? Никто этого не знал. Впрочем, его так и не нашли. Номера никто не запомнил, да и кому нужно это возмездие? Мальчик уже не мог ходить.

— Лена, ты опять плакала? – спросил Сергей, обнимая жену за плечи.

Он всегда подходил тихо сзади, и ей нравилось эта неожиданность, хотя она и делала вид, что испугалась. Его сильные мужские руки нежно обнимали худые нежные плечи жены. От этого прикосновения Лене становилось тепло и уютно, даже когда за окном стояла непогода, заставляющая кутаться в теплый пуховый платок.

— Нет, что ты, конечно, нет, — тихо проговорила она.

— Тогда почему глаза красные? – спросил Сергей.

Лена молча посмотрела на мужа. В его мужественных, понимающих глазах всегда отражались любовь, нежность, понимание. Она не могла себе уже представить на месте мужа кого-то другого. Но сейчас Сергей ничем не мог помочь своей жене. И эта беспомощность отражалось в его глазах.

— Почему Он допустил с нами такое? – вместо ответа проговорила Лена. – Почему?

— Не знаю, любимая, — просто ответил Сергей и поднес ее мягкие ладони к губам. – Не знаю. Нужно только верить Ему. Больше нам никто не может помочь. Только Он.

Ее всегда поражала вера мужа, его уверенность в Божьей защите. Откуда брались у него силы, она не знала, но часто казалось, что ее дорогой и близкий человек знает о чем-то, для нее еще неведомом. Сергей всегда был сильным, наделенным свыше способностью вселять эту уверенность в других, но теперь оказалось, что одного его дара недостаточно. Он не мог поставить их сына на ноги, не мог даже передать хотя бы часть той силы, которой обладал. От этого они страдали еще больше. Лена не видела как Сергей, склонившись, молился около кухонного дивана, когда она обессиленная от еще одного прожитого в страданиях дня, засыпала в большой комнате. Она не видела, что во время этих молитв по его шершавым, обветренным щекам текли тонкие ручейки мужских слез.

— Пап, а ты знаешь, что деревья умеют говорить? – спросил Леша, оборачиваясь в своей инвалидной коляске к отцу.

— Неужели? – улыбнулся в ответ Сергей. – Впрочем, почему бы и нет? Наверное, они говорят так тихо, что я не слышу.

Мальчик очень изменился за время болезни, если ее можно было так назвать. Его неуемная энергия превратилась в задумчивую сосредоточенность. Он подмечал в окружающем мире такое, что никто на его месте и не заметил бы. Сергею казалось, что его сын стал гораздо мудрее взрослых. Хотя, может быть, он был проще. Простота и мудрость всегда идут рядом и зачастую очень сложно отличить их друг от друга.

— Да, они говорят, — уверенно заявил Леша. – Нужно только внимательно вслушаться.

Сергей с улыбкой посмотрел на сына. Отец с сыном любили гулять вместе по этому парку. Здесь всегда было мало прохожих. Только изредка встречались им на пути пожилые женщины и мужчины, неспешно гуляющие среди объятого осенью леса. И казалось, что деревья действительно умели говорить. Да, Лешка был прав. У каждого дерева в парке была своя, особая история. Они могли многое рассказать, если бы кто-нибудь научился их слушать. Но для этого необходимо терпение. А где его возьмешь в стремительном беге городской жизни? Как хорошо все – таки, что они с сыном выбираются сюда каждую субботу. Жаль, что Лена отказывается с ними ездить, ссылая на усталость. Хотя она действительно устала. Устала от безысходности и страха, наполнивших ее жизнь, устала бороться сама с собой. Жена уже давно не ходила с ним в собрание и превратилась из той радостной, сияющей Ленки, которая стала его женой пять лет назад, в “снежную королеву”, как сказал про нее Лешка. Если бы он мог чем-то ей помочь! Но, увы, она сама этого не хочет, все более отстраняясь от какой-либо помощи. В ее сердце поселились отчаяние и злость. Сергею казалось, что Лена даже наслаждается этим состоянием.

— А почему мама с нами не ходит в парк? — будто угадав мысли отца, спросил Леша.

— Она устала, сынок, очень устала, — гладя пепельную шевелюру мальчика, проговорил Сергей.

— Ленусь, я не смогу в субботу поехать с Лешкой в парк, понимаешь? – сказал Сергей, как бы убеждая жену в чем-то.

— Ну, значит, на этой неделе он не поедет в парк, — послышался ее холодный ответ в телефонной трубке.

— Лена, разве ты не понимаешь, как для него это важно быть там? Всего раз в неделю он забывает обо всем, и отдыхает. Ты ему нужна сейчас! — продолжал настаивать Сергей.

— А обо мне кто-нибудь думает в этой семье?! – раздраженно сказала в ответ Лена. – А я не хочу отдохнуть?! Я не устаю?!

В трубке послышались короткие гудки. Она бросила трубку. Сергей вышел из телефонной будки и медленно побрел к перрону. Сейчас он ничего не мог сделать. Не мог бросить все, не ехать в командировку и остаться с сыном. Что же все-таки происходит с Ленкой? Неужели ей действительно на все наплевать? “Ладно, разберемся потом”, — подумал Сергей и, предъявив билет проводнице, обреченно зашел в вагон.

Лена катила инвалидную коляску по усыпанной опавшими листьями асфальтовой дорожке парка. Редкий осенний дождик был еле заметен даже на неровной поверхности луж. Лена долго не могла решиться на эту прогулку, ведь всегда это делал Сергей, а ей предоставлялась возможность в этот день подольше поспать и ни о чем не думать. Впрочем, не поэтому она не хотела ехать на прогулку. Ее пугала перспектива остаться с сыном наедине, когда уже не сможет сослаться на свои домашние дела и убежать от его вопросов. От тех самых вопросов, ответы на которые она сама уже не знала. Еще год назад Лена смогла бы с уверенностью ответить на них, но теперь… Теперь все было по-другому.

— Мама, а ты веришь в Бога? – неожиданно спросил Лешка.

— Конечно, верю, — устало проговорила Лена.

— Нет, так не говорят, когда по-настоящему верят, — уверенно сказал Лешка и нахмурился.

Господи! Он опять ставит ее в безвыходное положение. Что ему ответить? Правду? А какую? Сказать, что два года назад радостная и заботливая христианка превратилась в вечно чего-то боящуюся женщину? Конечно же, у нее не было сомнения в существовании Бога. Только теперь она Его не любила, а боялась. Этот страх парализовывал и лишал надежды, заставляя все больше погружаться в жалость к самой себе. Какой еще удар нанесет Он с небес? Что ждет ее завтра? Эти вопросы Лена не задавала даже самой себе. Страх теперь неотступно следовал за ней, не отпуская ни на минуту. Вот почему она так не хотела ехать с сыном в парк.

Лешка замолчал. Было похоже, что он молился, подперев своими маленькими ручками подбородок. Господи! Но откуда же у него столько веры?! И это после таких страданий, которые и взрослому-то подчас не под силу. Это после шести операций и приговора врачей: инвалидная коляска на всю жизнь. Лена, конечно, видела, как они с Сергеем часто беседовали, молились и читали Библию, и понимала, что отец во многом помогал ему, поддерживал, был примером. А она? Какой пример показала она? Пример отчаяния и обиды, страха и безысходности?

— Почему ты Ему не веришь?

Лешка всегда заставал ее своими вопросами врасплох.

— Кому Ему? – будто бы не поняв, переспросила Лена.

— Иисусу, — серьезно ответил мальчик.

— Я верю Ему, — сказала в ответ мама.

— Нет, не веришь, — упрямо проговорил Лешка, сдвинув брови.

— Ну ладно, не будем спорить, я и так устала за эту неделю, — проговорила Лена, садясь на влажную от дождя деревяную скамейку.

Лешка затих. “Наверное, обиделся”, — подумала она, доставая из сумки газету. Но он не обиделся. Его взгляд был направлен куда-то вперед. Как будто Леша увидел там что-то необыкновенное, или Кого-то. Его костлявые руки сжали края коляски, и мальчик стал медленно подниматься. Лена даже не поняла, что произошло. Она просто увидела Лешку, делающего первые самостоятельные несмелые шаги после года неподвижности.

— Леша, что ты делаешь? – испуганно спросила Лена.

— Мама, Он тут, Он зовет меня, — сказал мальчик, обернувшись в матери. – Ты видишь Его?

Она ничего не видела, но впервые за много дней почувствовала, что Он рядом. Иисус был рядом. Как же долго она не чувствовала Его близости и теперь Он находился рядом с ними. Лена ощутила нежное прикосновение Его руки, и слезы покатились по ее раскрасневшимся от осенней прохлады щекам.

— Прости меня, Боже! – тихо проговорила женщина, прижимая к себе сына.

Никто не мог им помочь, только Иисус. Боже! Почему она забыла о Нем? Почему не доверилась Ему? Да, это было тяжело. Но разве было легко Иисусу умирать на кресте, смотря на предательство близких Ему людей? Разве легко Ему было, страдая, прощать? Разве не для этого Он пошел на смерть, чтобы она могла обращаться к Нему и искать у Него помощи? И теперь Он Сам постучал к ней в сердце и тихо проговорил: “Я люблю тебя!” И все ее сердце затрепетало от этих слов.

— Спасибо тебе, Иисус! Спасибо! – плача повторяла она.

И в этот миг матери и сыну показалось, что вся природа ликовала и плакала вместе с ними. И дождь… Он уже не плакал, как раньше, а танцевал. Да, это был удивительный танец дождя. Танец, прославлявший Бога, ликующий и поющий от Божьего присутствия. А вы когда-нибудь видели танец дождя?

БАБОЧКА
(эссе)

Бабочка! Удивительное создание необыкновенной красоты! Как ты трепетна и легка. Как воздушен и неуловим взмах твоих крыльев. Я смотрю на тебя, и сердце наполняется радостью, счастьем, как будто что-то неземное коснулось моей души. Ты цепляешься своими миниатюрными лапками за шершавые ландшафты ладони, чуть-чуть балансируя, как канатоходец шестом, четырьмя слитыми воедино лепестками крыльев. Что хочешь увидеть на моей ладони? Какие загадочные иероглифы лет хочешь разгадать? А быть может мои руки всего лишь трамплин для тебя? Ты взбираешься по безымянному пальцу и на несколько секунд замираешь… Две маленьких бусинки на очаровательной головке смотрят в бездонную глубину небес. Взмах крыльев и нежное, трепетное существо начинает свой удивительный полет.

Я наблюдаю за удаляющимся от меня существом. Какое это удивительное наслаждение видеть полет бабочки! Век ее так короток, но она, видимо, знает тайну и ценность каждой секунды своей жизни. Иногда мне кажется, что она родилась для того, чтобы люди остановились на мгновение, увидев ее полет, затаили дыхание, боясь вспугнуть это переполняющее сердце чувство радости и восторга.

Однажды, бесцельно бродя по летнему лесу, я набрел на цветочную поляну. Но стоило мне только вступить на нее, как передо мной предстало феерическое зрелище – сотни, тысячи неповторимых созданий, размахивающие разноцветными крыльями, буквально заполонили все пространство вокруг. Они облепили мое тело так, что я стал похож на доброго лесного волшебника. Эти сказочные существа ткали в воздухе разноцветный, неповторимый по своему узору, ковер, который переливался и изменялся каждую секунду. Почти целый месяц я видел во сне эту поляну. Мне казалось, что они рассказывали миллион не придуманных историй, коих и запомнить-то не смог, даже если бы захотел. Это чудо до сих пор живет в моем сердце!

Вы когда-нибудь видели рождение новой жизни? А это чудо может произойти и с вами. Нужно только остановиться и подумать. Наш путь земной не бесконечен, но если наша телесная оболочка остановиться и посмотрит на Небеса, то она может кое-что существенное увидеть. Она увидит свою новую жизнь, жизнь, преображенную по образу Создавшего Небо. Иногда это бывает со слезами. Они текут по вашим обветренным щекам, и кажется, что вместе со слезами исчезает бесцельность и отчаяние. Вы чувствуете рождающуюся внутри новую жизнь? Взгляните на себя. Вы уже не гусеница, медленно ползущая по земным дорогам, вы – бабочка, несущая в своем сердце кусочек Неба. Поделитесь им с другими. Пусть они тоже попробуют остановиться и всего лишь на миг удивиться полету бабочки. Этого достаточно, чтобы понять сущность всего. Взгляни на Небо, Человек!

ДОЛИНА СЛЕЗ

Пилигрим медленно брел по высушенной безжизненной долине. Лучи палящего солнца пытались найти еще хотя бы один росток, нетронутый их безжалостной рукой. Но, видимо, тщетно – кругом не было видно ни одного зеленеющего ростка, одни колючки и потрескавшаяся, жаждущая живительной влаги земля. Лицо странника чем-то напоминало долину, по которой он шел: бездонные серые глаза, пытающиеся спрятаться за узкими щелками век от ослепляющего света полуденного солнца, широкий, изборожденный рытвинами морщин лоб, тонкий прямой нос и еле видимая, бледная линия обветренных губ. Весь его вид был аллегорией усталости и боли.

Никто не знал, сколько он брел по этой безжизненной долине. Неделю, месяц, год? Пожалуй, что и он уже сбился со счета пройденных километров. Но не это угнетали путника. Его угнетало бесцельность и одиночество, отчаяние и боль, сопровождавшие и, пожалуй, бывшие единственными спутниками в нелегкой дороге.

С каждым шагом все труднее становилось честно отвечать на мириады вопросов, проносившихся у него в голове. Путник вспоминал всех несчастных и отчаявшихся в пути людей, которых встречал на пути. Что он мог им предложить? Как мог помочь? Их лица, искаженные страданием и болью, выстраивались в бесконечную галерею мучавших его образов, которые не оставляли его даже ночью. Боль и страдание стали верными спутниками Пилигрима, и он ничего с этим не мог поделать…

Фимка… Почему он? В самом расцвете своих сил, молодой, жизнерадостный и энергичный. Сколько раз он вытаскивал Сергея из депрессий своей улыбкой, по-детски наивным оптимизмом и просто своим присутствием. “Эй, старик! – говорил Фимка. – Ты чего уныл-то? А? Есть причины?.. И всего-то! Ну, ты дал, а я думал, что-нибудь серьезное!” На этот раз действительно серьезное, Фимка, тебя нет рядом.

— Он быстро умер, — как будто извиняясь, проговорил врач. – Легкая смерть.

Да разве бывают легкие смерти?! По крайней мере, для тех, кто теряет любимых людей. Фимка всегда поражал своим неистребимым оптимизмом, умением вдохновить и зажечь всех остальных, а в обычной жизни он был похож на неуклюжего медвежонка. Он был такой смешной и… наивный. Все в его руках ломалось, пачкалось. Но настолько открытый, что даже тени обиды не могло возникнуть по отношению к этому замечательному, любящему всех вокруг существу.

Сергей помнил, как Фимка однажды подошел к нему и, протягивая свою широкую теплую руку, сказал: “Привет, я хочу быть твоим другом!” О да, он был великолепным Другом. Его сердце вмещало всех, даже бездомных озлобленных собак. Впрочем, в его присутствии они словно преображались и становились ласковыми и домашними. Говорят, собаки чувствуют людей. Так вот, по их мнению, Фимка был самым удивительным существом на свете.

И теперь его нет. Как будто он исполнил свое предназначение на этом свете и тихо ушел в мир иной. Наверное, Фимка был из тех, про кого можно было сказать, что они люди не от мира сего. Он просто ушел туда, откуда пришел.

Сергей тихо вошел в темную, холодную квартиру и включил ночник. Не раздеваясь, он бухнулся на диван, откинув голову на мягкую спинку. “Вот сидеть бы так и сидеть, — подумалось в этот момент ему. – Нет такого человека – Сергея Володина, нет, ни для кого нет…”. И в этот же момент, будто протестуя против решения хозяина, громка зазвонил телефон.

— Слушаю, — проговорил Сергей, нехотя прислонив трубку к уху.

— Сереж, привет, — послышался из телефонной трубки голос Маринки Серебряковой. – Ты как там?

— А как я должен быть? – устало спросил Сергей.

— Ты там смотри, не унывай, — пытаясь изобразить бодрость, сказала в ответ Маринка.

Господи! Это у нее что, талант такой говорить глупые вещи? Не унывай! Как будто он машину разбил или у него зарплату украли!

— Марин, мне сейчас некогда, — сказал Сергей и, не дождавшись ответа, повесил трубку.

Тишина снова окутала комнату, и только ветер, упрямо бьющийся в оконные стекла, изредка нарушал уединение хозяина квартиры. Пустота, отчаяние и боль наполняли все его существо. Так больно, пожалуй, ему еще ни разу не было. Эх, зареветь бы! Да откуда взять силы? Ни слез, ни протеста, только пустота. Страшная, давящая пустота. Сергей положил голову на маленькую подушку и закрыл глаза.

Желто-красные языки костра лизали тонкое, непроницаемое покрывало тьмы. Пилигрим, не отрываясь, смотрел, как сгорают сухие ветки и, слегка поеживаясь от наступающей ночной прохлады, кутался в плотное шерстяное одеяло. Сколько еще таких ночей ему предстоит провести вдали от тепла, любящих рук, вдали от самого себя? Он уже боялся спрашивать себя честно, потому что не знал ответов на многочисленные вопросы. Пустота наполняла все его существо.

— Добрый странник, не позволишь и мне обогреться у твоего костра? – вопрос, прозвучавший рядом, подействовал на Пилигрима как внезапный выстрел.

— Садись, грейся, — разрешил хозяин костра, изумленно разглядывая внезапного собеседника.

Путник скинул со своих плеч небольшую серую дорожную сумку и присел. Что-то необычное было во всем виде ночного гостя. Его высокая утонченная фигура была спрятана в длинный серый плащ с глубоким капюшоном. При свете огня едва-едва можно было различить черты лица: пепельная прядь длинных волос ниспадала почти до самых бровей, под которыми прятались слегка прищуренные ярко-голубые глаза, тонкая линия губ пряталась в шелковистых усах и бороде. За время своего странствия Пилигрим много повидал людей, но этот человек как-то по-особому взволновал его, хотя он долго не мог понять почему.

— Куда держишь путь, путник? – спросил после затянувшейся паузы Пилигрим.

— Я Странник Долины, — улыбаясь, ответил гость.

— Странник Долины? – переспросил Пилигрим. – Неужели кому-то интересно странствовать по этой безжизненной, лишенной смысла земле?

Ночной собеседник только улыбнулся в ответ и в свою очередь стал внимательно изучать хозяина костра.

— Ты не понял, друг, я здесь живу, — тихо проговорил он в ответ.

— Давно меня никто не называл другом, — задумчиво молвил Пилигрим. – Только я не вижу смысла жить в этом пекле. Неужели у тебя нет дома?

— Дома? – переспросил странник. – Я ушел оттуда сюда.

Пилигрим удивленно посмотрел на собеседника.

— Знать, дом у тебя не отраднее высушенного зноем русла реки.

— О нет, дом мой прекрасен, — улыбнулся в ответ странник. – Я родом из Долины Счастья.

— Ты родом из Долины Счастья?! – воскликнул Пилигрим. – Но скажи мне, почему ты ушел оттуда? Что тебе нужно в этой полной горя стране страха?

Гость немного помедлил и проговорил, внимательно глядя в глаза собеседника:

— Я пришел сюда для тебя! Да, не удивляйся, для тебя и таких, как ты. Я знаю, что сейчас происходит в твоем сердце. Когда-то, много дней назад, ты принял решение и, оставив теплый дом, пошел на поиски Долины Счастья. Я знаю, что пришлось тебе испытать. Ты видел много потерь, горя, страха, боли. Твои страдания сейчас достигли пика. Именно поэтому я был послан сюда. Я послан сказать, что цель твоя близка, но тебе предстоит сделать еще один выбор. Очень важный выбор. Ты должен был пройти через эти испытания, чтобы быть готовым к тому, что тебя ждет.

Сказав это, странник встал.

— Что меня ждет, добрый друг?! – вскричал Пилигрим. – Куда ты идешь?!

— Скоро ты все узнаешь, — тихо проговорил странник, и ночная тьма поглотила его высокую мужественную фигуру.

— Это я! – хрипло проговорил он. – Я. Я был там, у креста…

В этот момент какое-то необыкновенное чувство наполнило все его сердце. Вместе со слезами из его души уходили отчаяние, боль, страх, одиночество. И вместе с этим душа его наполнялась необыкновенной радостью, благодарностью и счастьем, будто он перенесся во времена своего детства, когда все вокруг пело и ликовало, когда солнце казалось бесконечным, а до неба можно было дотянуться рукой.

Пилигрим дрожащими руками дотронулся до травы.

— Живая, мягкая, — почти плача прошептал он.

Это была Долина Счастья. Та самая страна, куда он шел уже много лет подряд и куда не дошли все его спутники. Веселое щебетание птиц, тихий шелест ручейка и радостный говор зеленой листвы подтверждали реальность ее существования.

— Я доше-е-е-е-ел!!!!!!! – во все свое горло заорал Пилигрим.

Он устало упал на мягкий ковер лужайки и закрыл глаза. Его грубые израненные ладони осторожно гладили хрупкие колокольчики ландышей. Любопытный маленький зайчонок удивленно застыл в полуметре от человека, внимательно всматриваясь черными любопытными бусинками глаз на незваного гостя. Все вокруг пело и искрилось счастьем. Тем самым счастьем, которого так долго искал изможденный и усталый путник.

Пилигрим поднялся с земли и хотел было продолжить свой путь, чтобы найти кого-нибудь из обитателей этой Долины, но внезапно обернулся назад, будто услышал резкий окрик. Совсем недалеко, метрах ста от него, виднелась граница Долины Слез. Она уже пройдена, позади осталось отчаяние и боль, но что-то ему не давало покоя.

Перед глазами Пилигрима снова стала проноситься галерея опустошенных, одиноких лиц, бесцельно блуждающих по иссушенной солнцем земле. Они потеряли надежду, отдаваясь во власть страху и отчаянию. Но ведь Долина Счастья есть! Она не мираж, не миф, не красивая сказка!

— Так вот о каком выборе ты говорил мне, Странник, — тихо проговорил Пилигрим. – Что ж, ты оказался прав, я готов идти обратно.

Лишь только на миг он остановил свой взгляд на цветущем ковре Долины Счастья и решительно шагнул по направлению к Долине Слез. Он уверенно шел туда, где около костра одиноко сидели заблудившиеся и потерявшие надежду Пилигримы.

— Я всего лишь Странник Долины, — повторял про себя вновь и вновь путник.

Сергей неуверенно постучался в дверь соседней квартиры. Еще вчера он прошел бы мимо молчаливой молодой соседки Оли, рассеянно, как бы по привычке, здоровающейся с ним, но сегодня… сегодня он не мог остаться дома. Не мог остаться, потому что в глазах этой симпатичной девчушки увидел… себя. Да, Сергей увидел в них страдание и боль. Совсем недавно Оля похоронила маму. С тех пор ее взгляд потускнел, а она сама походила скорее на манекен, вынужденный жить и двигаться.

— Дядя Сережа, — открыв дверь, удивленно проговорила Оля.

— Я пришел поговорить с тобой, Оленька, — улыбаясь, сказал Сергей.

— Проходите же, что ж вы стоите в коридоре? – засуетилась Оля, освобождая дверной проход.

Они прошли в теплую и уютную комнату, хранившую еще аромат материнской заботы. Старый сервант, мягкий диван с пуховыми подушками и красивый персидский ковер были рады нежданному гостю.

— О чем вы хотели поговорить со мной? – спросила Оля, усаживаясь по другую сторону дивана.

— Я хотел тебе рассказать одну историю, — ответил Сергей. – Можно?

Оля неудоменно подняла тонкие линии бровей, но разрешила:

— Рассказывайте, если вы так хотите.

— Так вот, я хотел тебе рассказать об одном Пилигриме, который путешествовал по Долине Слез…

РАЗГОВОР С АНГЕЛОМ

Первый ноябрьский снег падал на озябшую землю крупными мокрыми хлопьями. Он будто укутывал ее, продрогшую от осенних дождей и первых заморозок, в плотное пушистое одеяло. Голые ветви деревьев пытались сопротивляться назойливости раннего зимнего гостя, прогибаясь под тяжестью мокрого снега, как противится девушка назойливому приставанию незнакомца на улице. Но слишком уж много веских аргументов было у нежданного гостя. Настала его пора. И то правда, соскучилась природа и по пуховым снежным подушкам, и по убаюкивающим все вокруг вьюгам. Это был всего лишь предвестник наступающей на пятки осени зимы.

Саша наклонился и окунул кончики пальцев в тонкий слой снега, покрывший тротуар. Мириады снежинок стали таять на глазах, побежденные теплом человеческого тела.

Саша оглянулся вокруг себя и медленно побрел по опустевшему парку. Именно сегодня ему не хотелось никуда спешить, хотя для суеты были весьма веские причины. И он медленно брел по задремавшему парку, кутаясь в тонкое осеннее полупальто. Там, за пределами парка, буднично гудел город. Он пытался прорвать сосредоточенную тишину природы какофонией звуков, состоящей из цоканья каблуков по мостовым, недовольных гудков автомобилей и еще множества других звуков спешащего города, но старания его оказывались тщетными попытками прорваться сквозь созерцательную сосредоточенность природы.

Саша прислонился к темному и мокрому стволу дуба, поглаживая грубые извилины коры.

— Как в детстве, правда?

Вопрос прозвучал так внезапно, что Саша испуганно вздрогнул. Он резко обернулся и увидел перед собой улыбающегося молодого человека. Откровенно говоря, сегодня Саша никого не хотел видеть, а уж тем более молодого, и ни в коем случае не улыбающегося человека.

— Я вам не помешаю? – снова спросил человек.

Саша глубоко вздохнул и ответил:

— Да как вам сказать, пожалуй, что и не помешаете.

“Хотя, — добавил он про себя, — без тебя было лучше”.

Молодой человек понимающе улыбнулся.

— Ничего, вы скоро ко мне привыкнете.

“Ага, — подумал Саша, — не только наглый, но и самонадеянный!”

— В детстве ведь тоже так бывало, не правда ли? – снова спросил неожиданный собеседник.

— Что “бывало”? – чуть раздраженно переспросил его Саша.

Вместо ответа человек прислонил свое ухо к стволу и затих, будто хотел услышать ответ от самого дерева. Он стоял так, внимательно вслушиваясь в происходящее внутри, и Саша, не выдержав, последовал его примеру.

— Слышите? – спросил его собеседник.

— А что я должен слышать?

Но человек не ответил ему и лишь слегка улыбнулся, предоставляя возможность самому догадаться, что он имел в виду. Саша стал вслушиваться. И чем внимательней он слушал, тем больше ему казалось, что он слышит… дыхание. Дерево жило, оно дышало. Дышало громко, как вздыхают старые, усталые люди на склоне лет.

— Оно живое! – тихо проговорил Саша.

И в этот момент он вспомнил детство. Детство, полное приключений и загадок. Ему тогда тоже казалось, что деревья живые. Они подчас были его единственными друзьями, и, быть может, в ветвях именно этого старого дуба он любил укрываться, сбегая из суматохи школьных будней. Могучие руки дерева, покрытые зеленой листвой, обнимали маленького романтика, и он часами мог лежать на бицепсах старого друга, смотря на небо. И оно казалось тогда таким близким и родным. До него можно было дотронуться рукой и зачерпнуть ладонью горсть нежных облаков, неспешно плывущих по небу.

Небо было самой красивой картинной галереей на свете. Ведь его картины жили и изменялись каждую секунду, превращаясь то в многомачтовые парусные фрегаты, то в мифических животных из далеких, неизведанных миров. Саше казалось, что полеты – это такая простая вещь. Стоит только захотеть взлететь и полетишь. В своих мечтах он воспарял все выше и выше и был неизмеримо счастлив, возвращаясь в сумрак притихшего города.

Да, как в детстве, — тихо проговорил Саша.

Его уже не смущало и не расстраивало присутствие внезапного собеседника. Наоборот, он проникся к нему какой-то необыкновенной симпатией. Они, не сговариваясь, отошли от дерева и медленно побрели по тонкому слою первого снега, покрывшего пожухлую траву.

— Ты знаешь, — сказал Саша, незаметно для самого себя переходя на “ты”, — у меня возникло ощущение, что я тебя знаю, хотя не могу вспомнить откуда.

— Да, мы знакомы, — улыбнулся в ответ собеседник. – Но ты и не можешь помнить моего лица, ведь ты его никогда не видел. И не нужно спрашивать меня ни о чем, ты сам со временем все поймешь. Просто я пришел тебе помочь.

Помочь… В чем? Вернуть детство? Его не вернешь. Как не вернешь то ощущение легкости бытия и реальности мечты. Как не вернешь наивной доверчивости и беспредельного доверия. Как он может ему помочь?

Поверить… М-да, легко сказать. Как трудно ему сейчас поверить, еще труднее довериться. Все это так шатко и трудно. Трудно делать первые шаги тогда, когда привык полагаться только на себя даже во времена своей собственной слабости. Тогда, в далеком, солнечном детстве, все было легко. Легко поверить, легко взлететь, легко дотянуться, легко быть счастливым. А сейчас все по-другому.

— Дай мне свою руку, — внезапно проговорил собеседник.

Саша немного помедлил, но потом протянул молодому человеку свою руку и, как только тот дотронулся до нее, ощутил какое-то необыкновенное чувство радости и защищенности, которого не испытывал со времени своего детства.

— Протяни Ему руку, — тихо проговорил человек.

Просто протянуть руку! Протянуть и поверить, что Он не отвергнет эту руку. Протянуть от всего своего сердца, как в детстве. Саша медленно стал поднимать вверх свою покрасневшую от холода ладонь и почувствовал, что прикасается к чему-то очень теплому. Он дотянулся до неба! В этот момент необыкновенное, всепоглощающее чувство радости наполнило его сердце.

— Я дотронулся до Его руки! – радостно сказал Саша, оборачиваясь к молодому человеку.

Но никого не было рядом. Он исчез также внезапно, как и появился и лишь два нежных, белоснежных перышка лежали на том месте, где совсем недавно стоял необычный собеседник.

— Да, мы с тобой действительно знакомы, мой дорогой ангел, — улыбаясь, проговорил Саша и медленно пошел по направлению к утопающему в шуме и суете городу, неся в своем сердце вновь обретенный кусочек неба.