Духовное пробуждение в России (С. П. Ливен)

С. П. Ливен

ДУХОВНОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ В РОССИИ

 

Оглавление:

Введение
Начало духовного пробуждения и участие в нем Лорда Редстока
Состояние церкви и проповедь Евангелия в конце прошлого века в России
Первые обращения
Рост евангельского движения
Исцеление Анны Кирпичниковой
История Гореновича
Выписка из свидетельства Гореновича
Рост движения
Цыганка в тюремной больнице
Духовная литература
Общественная деятельность верующих
Столкновение с представителями православной церкви
Рост церкви и гонение
Жизнь в изгнании
Мои родители
Иностранные гости. Некоторые сотрудники
Верность преследуемых
Наши братья по вере
Страдальцы за веру
Сестры во Христе
Иван Степанович Проханов и община
1905-ый год
Среди молодых девушек
Среди студентов
Заключение

 

Введение

Много раз меня просили написать о началах Евангельского движения в России, т.к. я осталась одна из немногих в живых, связанных с этой эпохой, и могу рассказать об этом благословенном времени. При всей готовности исполнить эту просьбу, я сознаю недостаточность своих воспоминаний и потому прошу заранее простить меня за их неполноту.
Родилась я, когда движение это уже началось, и первые годы его протекли в моей ранней молодости. В детстве мало обращаешь внимания на важные происшествия. Всё же рассказы старших, своих же родственников, запечатлелись в моём сердце, и оставили в памяти ясное представление о том, как русское общество настойчиво искало Христа, как своего личного Господа и Спасителя. Позже мне было дано и самой принять участие в русском Евангельском движении, а потому я и беру смелость написать о том, что помню.
Прежде чем приступить к описанию этого пробуждения, я хочу ещё нечто вставить. Было это в двадцатых годах нынешнего столетия. Пропаганда безбожников была в полном ходу. В наше село приехал докладчик, безбожник, для борьбы с религией. Намечен был целый ряд митингов, в том числе один, направленный исключительно против Евангельских христиан. На этот специальный диспут пригласили и нас, членов местной общины Евангельских христиан с тем, чтобы мы имели случай ответить на речь докладчика. Нам как бы предлагали исполнить завет нашего "учителя Христа": "Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари". Такой случай невозможно было пропустить, а потому в назначенный вечер я оказалась на террасе бывшего дома моей тёти, рядом с "товарищем X.", борцом против веры. Пред нами на лугу сидели на скамейках ряды слушателей, к которым я обратилась со словом. Докладчик поднял вопрос, кем, собственно, являются Евангельские христиане и откуда они взялись?
Я сказала, что во все времена христианства появлялись такие группы верующих, хотя и носившие различные названия, имевшие целью вернуться к первоисточнику, и ставили основанием своей веры Христа.
Нас вначале называли Редстокистами, затем Пашковцами, в Прибалтике нас считали Баптистами, и затем мы стали называться Евангельскими Христианами. Но дело не в названии. В Евангелии Иоанна 7 глава, 17 ст. сказано: "Кто хочет творить волю Его (т.е. Божию), тот узнает о сем учении, от Бога ли оно, или Я Сам от Себя говорю". Обратившись к докладчику, я сказала: "Если Вы, гражданин X., действительно ищете блага и добра, то Вы не сознавая того, ищете Бога, т.к. истинное благо только в Нём, и, творя благо, Вы поймёте, откуда исходит учение Евангельских Христиан". Это и теперь остаётся моим убеждением. Евангельское движение в России, о котором мне предстоит писать, не было делом рук человеческих или осуществлением плана какой-бы то ни было миссии. Здесь было действие Духа Божьего в сердце одного человека. Бог призвал его, и он послушался.

Начало духовного пробуждения и участие в нем Лорда Редстока

Для большей ясности мне приходится обратиться к 60-ым годам прошлого столетия. В то время в Англии началось сильное пробуждение веры, захватившее прежде всего верхушки английского общества. Одним из отозвавшихся на этот зов Божий и принявшим живейшее участие в этом движении явился энергичный, талантливый молодой человек, Вальдеграв, получивший после смерти отца титул лорда Редстока - имя, под которым стал известен в истории Русского Евангельского Движения. За несколько лет до возникновения этого движения, во время Крымской Кампании в 1855 году, он тяжело заболев, находился на краю смерти, и уверовал во Христа, как в своего личного Спасителя. Его сразу охватило сильное желание говорить и другим о спасении по благодати, которое он сам получил верою во Христа Иисуса и в Его слово. Понемногу он стал освобождаться от всяких земных и светских связей, чтобы полностью посвятить себя благовестию, а также благотворительности в Христовом духе. Господь зародил в его сердце жажду понести и в Россию весть о спасении во Христе. Об этом он молился в продолжении многих лет. Сын его, которого мне случалось видеть в Лондоне несколько лет тому назад, говорил мне, что отец его молился о России в продолжение десяти лет и верил, что Господь в Своё время туда его пошлёт.
Этой готовностью ждать Божьего часа и можно объяснить обильные благословения, которыми сопровождались последующие служения лорда Редстока в России, главным образом в Петербурге.
Ответ на его молитвы пришёл через десять лет таким естественным и простым путём, каким Божьи чудеса почти всегда совершаются на земле.
Лорд Редсток часто ездил в Париж, пробуждаемый всё тем же желанием приводить души ко Христу. Нужно заметить, что этот служитель Божий не отличался особенным даром красноречия, да он и не считал себя призванным выступать в многолюдных собраниях. Одной из его первых задач было донести Евангелие как "силу Божию ко спасению всякому верующему" в среду людей своего класса, к которым мало кто мог проникнуть из не принадлежащих к этому классу, хотя он, понятно, был готов служить и другим. В Париже он говорил в частных домах, у знакомых и всюду нёс ту же весть спасения. Среди его слушателей бывали и русские друзья, большею частью из высшего петербургского общества, которых Париж всегда привлекал.
Однажды лорд Редсток, отправляясь на такое собрание, почувствовал себя нехорошо, взял извозчика, и оказался в доме раньше назначенного часа. Туда случайно пришла дама, принадлежавшая к одной из ветвей русского царствующего дома. Она относилась отрицательно к проповеднику-мирянину и, узнав, что его ожидают, собиралась раньше уйти, но лорд Редсток появился раньше времени, и они поневоле встретились. Она, как светский человек, любезно поздоровалась с ним и сказала ему несколько слов, он же, как верный служитель Божий не упустил случая сказать ей о Христе. Его слова её заинтересовали, и она осталась. После продолжительной беседы о Слове Божием она сказала лорду Редстоку, что то, о чём он сегодня говорил в Париже, нужно обязательно сказать и в Петербурге и она предложила для этой цели свой дом. К её словам присоединились и другие присутствовавшие русские, говоря, что и они были бы счастливы его услышать у себя. Лорд Редсток понял, что многолетняя его молитва услышана и дверь в Россию для него открыта. Теперь он знал наверное, что время настало и Бог туда его посылает.
В ту же зиму 1874 года он поехал в Россию. По пути его настигла телеграмма, извещающая, что его горячо любимая мать находится при смерти. Его поневоле охватило желание вернуться, но вспомнив полученное им указание воли Божией, призвавшей его на новое поле служения Ему, он продолжил намеченный путь. Ему несомненно вспомнились слова Иисуса Христа: "Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадёжен для Царствия Божия" (Лук. 9:62).
Молитва и терпеливое ожидание Господнего часа, как и полное послушание воли Божией этого свидетеля Христова были ключом к необычайному благословению, сопровождавшему его появление в России. Плодоносности служения лорда Редстока содействовало и то, что он никогда не искал славы: не привлекал людей к себе, не старался очаровывать их красноречием или личным обаянием. Он ставил основанием своей проповеди Слово Божие и вводил своих слушателей в Священное Писание. Не владея русским языком, он говорил по-английски или по-французски, а потому слушали его главным образом принадлежавшие к высшему слою общества, где в те дни эти иностранные языки были общепринятыми.

Состояние церкви и проповедь Евангелия в конце прошлого века в России

Необходимо сказать кое-что о тогдашнем религиозном положении в России. Православная церковь была государственной религией. В противоположность католичеству, чтение Слова Божия в ней разрешалось. Всё же за протекшие столетия к основным истинам Священного Писания присоединилось немало постороннего. Богослужение окружено было роскошью и блеском. Литургия, обряды и одеяния священнослужителей в основе служат прообразами евангельских повествований и истин, но вместо того, чтобы облегчить человеку понимание этих великих истин Божиих, они лишь затемняли их. К тому же, Евангелие читалось на старославянском языке, недостаточно понятном простому народу. Немногочисленные проповеди были скорее поучениями, и благовестие спасения во Христе не по делам праведности, а по вере не приносилось.
Торжественные праздники, прекрасное песнопение и радость воскресения на Пасху несомненно действуют возвышающе и приводят в умиление душу богобоязненную. Исповедь и причастие освобождают совесть искреннего православного, но всё это редко приводит к решительному разрыву со грехом и радостной уверенности спасения. Богопочитание, полное смирения и праведности, могло стать для искренней души препятствием принять верою искупление и усыновление не по делам, а как дар благодати Божией, согласно Посланию к Ефесянам 2:8-9. Нужно, однако, сказать, что есть опасность для евангельского верующего возгордиться своим познанием истины и впасть в самомнение и гордость, в чём иногда без основания упрекают нас, евангельских Христиан. Будем же всегда помнить, что "Бог гордым противится, а смиренным даёт благодать" (1 Пет. 5:5).
Одно несомненно: "Благовестие Христово есть сила Божия ко спасению всякому верующему" (Рим. 1:16) и "Вера от слышания, а слышание от Слова Божия" (Рим. 10:17). Такой проповеди "благой вести" Евангелия не хватало в России.
Высказанным я не хотела бы произвести впечатление, будто одна Россия в то время нуждалась в вести спасения по вере во Христа Иисуса. Слова Спасителя: "Кто не со Мною, тот против Меня" (Матф. 12:30) и "должно вам родиться свыше" (Иоан. 3:7), а также о пути в жизнь и пути, ведущем в погибель (Матф. 7:13-14), забыты в христианском мире, а потому благовестив, одухотворённое свыше, и живое свидетельство, рождённого свыше носителя Евангелия, нужны во всякой стране, для всех христианских вероисповеданий. Таким носителем благой вести стал для России, а позже и для других стран, лорд Редсток.

Первые обращения

По прибытии в Петербург лорд Редсток начал проповедовать в маленькой англо-американской церкви на Почтамтской. В скором времени у некоторых слушателей стало открываться духовное зрение, и глубокое сознание своей греховности привело их к искреннему покаянию. За покаянием последовала вера в слова Евангелия об искупительной жертве Христовой. С ними произошло то же, что некогда с ефесянами, которым ап. Павел пишет в 1-ой главе, в 13 -ом стихе своего послания к ним: "В Нём (во Христе) и вы, услышавшие слово истины и уверовавшие в Него, запечатлены обетованным Святым Духом". Уверенность в спасении, конечно, исполнило радостью обретших её. Оправдывались слова 12-го стиха 1-ой главы Ев. Иоанна: "Тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими"... Было ясно, что для многих пришёл Божий час.
Теперь, думая о некоторых из тех, кто участвовал в описываемом пробуждении, я вижу, что Бог коснулся их уже раньше, а теперь, слушая ясное изложение Слова Божия, они обрели уверенность, которой не доставало им до тех пор.
Так было с графом Модестом Модестовичем Корфом, церемонимейстером при Царском Дворе (одна из высших придворных должностей), который занимался распространением Священного Писания, лично не испытав ещё прощения своих грехов.
То же было и с сестрами Козляниновыми. Они приблизительно в то же самое время получили духовное благословение в Швейцарии и вернулись счастливыми детьми Божиими в своё Калужское имение.
То же самое можно сказать и о моей матери. Ещё до своего замужества, находясь в Англии со своей матерью, она случайно узнала о собраниях в доме одного пожилого англичанина, бывшего министра не то почты, не то путей сообщения, по фамилии Блеквуд. В то время духовные собрания в частном доме, да притом улица из высшего общества, были явлением необычным. Заинтересовалась ими и моя мать. Но хотя она пошла туда из любопытства, Слово Божие коснулось её сердца. Хозяин дома просто и ясно говорил о двух путях и о важности выбора между светом и тьмою, между Иисусом Христом и сатаною, между небом и адом. Она слышала об искупительной жертве Христа и тут же решилась стать на Его сторону. Она верою приняла прощение грехов и искупление в крови Христовой. Радость спасения не покидала её, но вся полнота, ответственность, связанная со званием христианина, ей открылась лишь позже.
Все вышеназванные приходили на проповедь лорда Редстока с сердцами уже подготовленными, но были и такие, для которых слова его были новы и непривычны. Среди них был, например, отставной полковник Кавалергардского полка, Василий Александрович Пашков, богатый помещик, чрезвычайно добрый и благородный человек. Новое религиозное течение сначала не пришлось ему по сердцу, и он не желал слушать лорда-проповедника.
Однажды жена его, Александра Ивановна, пригласила лорда Редстока к обеду. Василию Александровичу ничего не оставалось делать, как любезно встретить гостя по обычаю русского гостеприимства. За столом гость всё время говорил о Слове Божием, и присутствующие с интересом слушали. По окончании обеда всё общество перешло в гостиную, где беседа продолжалась. И вот лорд Редсток внезапно предложил встать на колени и помолиться. Это многим показалась странным и непривычным. Но молитва Божьего человека так сильно подействовала на Василия Александровича, что ему внезапно открылось его собственное состояние. Он понял, что всё слышанное из Слова Божия касалось его лично. Он почувствовал свою греховность и отчуждённость от Бога, тут же стал каяться, и ему открылся не только его грех, но и величие спасения Божия во Христе Иисусе. Всей душой уверовал во Христа как своего личного Спасителя, пролившего кровь Свою и за его грехи и воскресшего для его оправдания, и он верой получил прощение. На нём исполнилось слово из 1-ой главы 1-го послания Иоанна, 9-ый стих: "Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды". Встав с колен, он был уже не тем, что раньше, он стал новым человеком во Христе Иисусе, искупленным Господом, согласно 2 Кор. 5:17: "Итак, кто во Христе, тот новая тварь, древнее прошло, теперь всё новое".

Рост евангельского движения

С того времени Василий Александрович сам стал возвещать Евангелие. Проповедовал он по-русски, и круг слушателей сразу расширился. Прекрасный Пашковский дом на Французской Набережной стал центром евангельского служения в Петербурге. Иногда по вечерам собирался круг близких знакомых, с которыми велись духовные беседы; в другие определённые дни зал наполнялся посторонними, и Василий Александрович свидетельствовал им о том, что Христос совершил в его личной жизни и открывал истину искупления ищущим спасения душам. Участники этих собраний, оставшиеся в живых до наших дней, рассказывали мне, насколько их сначала поражала своеобразность этих вечеров. В нарядном зале люди самых разных званий и сословий, сидя вперемешку на шёлком обтянутых креслах и стульях, внимательно вслушивались в простые евангельские слова о любви Божией. Собрание сопровождалось пением. Вокруг фисгармонии стояла группа молодых девиц; они свежими голосами пели новопереведенные с английского языка евангельские песни, призывающие ко Христу. Их пение сопровождалось музыкой талантливой певицы и труженицы на ниве Божией, Александрой Ивановной Пейкер. Трое из этих молодых девушек были дочери хозяина дома, Пашкова, трое - дочери министра юстиции, графа Палена, и две княжны Голицины.
Одна из этих девушек в 1954 году, уже дряхлой старушкой, вспоминала о силе и богодухновенности проповеди Василия Александровича. Всё, начиная с его внешнего облика, его благоговейного отношения к Слову Божию и глубокой убеждённости, потрясало слушателей. Ясно изложенное Слово Божие при содействии Духа Святого творило чудо обновления и радость спасения в душах, и они становились воистину "новою тварью" во Христе Иисусе.
Противники движения, конечно, могли задавать себе вопрос: проявляется ли в "обращённых" эта новая жизнь и в чём именно? Если новообращённые и не становились совершенными, всё же разница между их прошлым и их настоящим была громадная. Все грубые грехи отпадали; так, пьянство, божба и безнравственность сразу исчезали. Квартиры становились чистыми, и в домах водворялся мир. Многому ещё оставалось научиться, но основа новой жизни была заложена, а где появляется жизнь, там бывает и рост.
Василий Александрович не ограничивался собраниями, он ходил в больницы и тюрьмы, чтобы и больным и заключённым принести благую весть о Христе. Случались поразительные обращения среди преступников, а также исцеления больных по вере.
Ещё в детстве я слыхала о таких исцелениях по молитве. Василий Александрович Пашков, как и граф Корф, обладали этим даром. Помню, как все близкие находились под впечатлением исцеления одной бесноватой. Злой дух покинул её после молитвы нескольких братьев, продолжавшейся много часов подряд. Она стала тихой и кроткой ученицей Господней и верным чадом Божиим. По её молитвам и по примеру её жизни муж её был приведен ко Христу. Историю её исцеления я нашла среди бумаг семьи Пашковых и передаю её, как она была записана в 1887 году.

Исцеление Анны Кирпичниковой

Однажды к верующим сестрам пришла женщина, жена рабочего в Петербурге, с просьбой помолиться с ней. Она призналась, что уже более четырёх лет овладеваема злыми духами, другими словами, она бесноватая. Ей было трудно даже пройти мимо церкви; как только она приближалась к церкви, всякий раз с ней начинался страшнейший припадок, с особенной же силой злые духи овладевали ею, когда она слышала Слово Божие или сама пыталась его читать. Стоило ей даже взять в руки Евангелие как ею овладевал страшный припадок ярости.
Она уже обращалась к нескольким священникам, но никто не смог ей помочь. И молитва, и пост оказывались бесполезными. Соседи избегали с ней встречаться. Муж решил с ней развестись, а ей не удавалось найти себе работу, чтобы самой прокормиться, так никто не хотел иметь с ней дело. Выслушав печальную весть этой несчастной, сестры обратились к брату Пашкову, прося его навестить её, что он немедленно и сделал. Она раньше его не видела. Как только он вошёл в комнату, она стала неистово кричать каким-то нечеловеческим и пронзительным голосом, начала наступать, нацелясь своими острыми ногтями, похожими на когти хищного зверя, и со зловещим смехом собиралась броситься на него. Но коснуться его, она не смогла и лишь переставая кричала: "Мы погибли, мы погибли! Зачем он пришёл? Зачем его сюда послали! Мы погибли, навеки погибли!" Не обращая ни на что внимания, Василий Александрович преклонил колена и стал горячо молиться. Понемногу бесноватая стала успокаиваться настолько, что он смог с ней поговорить о её тяжёлом состоянии. После этого он предложил некоторым верующим собраться, чтобы вместе помолиться над нею. Вскоре после этого в доме Пашкова на Выборгской Стороне собрались некоторые из них. Туда же привезли и Кирпичникову.
Как только началась молитва, наступили и приступы, притом с такой силой, что двум мужчинам едва удавалось её удерживать. Она пыталась вырваться, издевалась, богохульствовала и хохотала. Казалось, будто целый легион злых духов вселился в неё, большие и малые. "Смотрите, смотрите! - кричала она, - как они стараются умолить Того, Кого они называют своим Богом! Да, хорош этот Бог, очень хорош, действительно! И всё же Он ничего для такой несчастной, как я, сделать не может". И тут она начала взывать о помощи и душераздирающе рыдать. "Ой, отпустите меня! - кричала она. - Отпустите меня! Разве вы не видите, как сатана меня тащит к себе? Он не хочет меня оставить! Пощадите меня, не удерживайте! Помилуйте, помилуйте! Я больше не могу этого выдержать! Ох, зачем вы меня мучаете? Отпустите нас, говорю вам: отпустите нас! Иначе убью вас!" Так как молитва верующих не прекращалась, крик её становился всё неистовей, будто врата ада отворились в нашей комнате.
Наконец, окончательно истощённая, она упала на пол и лежала неподвижная. Тут настало истинное испытание веры. С 8 часов вечера до полуночи молящиеся не поднимались с колен. Казалось, что милосердие Божие иссякло. Неожиданно больная вскочила и крикнула, чтобы открыли дверь и окна, т.к. злым духам не хватает места, чтобы уйти от неё. "Дайте места, скорей, скорей, а то он задушит меня! Видите, видите, он ищет выхода, всё закрыто! С воем она упала на пол, и оставалась некоторое время неподвижной с бледным изнеможённым лицом, точно мёртвая. После этого она приподнялась и, вполне успокоенная, села прямо и попросила воды. Осмотревшись кругом, она обратилась к молящимся: "Помолитесь обо мне!" Затем попросила она Василия Александровича дать ей Новый Завет - книгу, которой она прежде не могла коснуться. Она взяла её и прижала к сердцу, а потом попросила отвезти её домой.
Когда на следующее утро Василий Александрович наведался к ней, чтобы узнать, как она себя чувствует, он нашёл её вполне здоровой и радующейся в Господе. (Хочу тут прибавить, что с того дня припадки больше не повторялись). Она сказала ему, что сатана не имеет уже силы над ней, потому что Господь, приобретший её Себе в собственность, силен сохранить её. Радость бедной женщины была так велика, что она только и делала, что ходила по своим друзьям и рассказывала всем, что она нашла Спасителя и что больше не боится предстать пред Богом, если Он захочет призвать её к Себе.
Муж её, пьяница, вскоре после этого тоже обратился ко Христу, бросил пить, и они стали счастливыми людьми. Оставив Петербург, они поселились в имении Василия Александровича Пашкова, где стали (для местного населения) благословенными свидетелями любви Господа к грешникам.
В Пашковском архиве нашлась при этой статье ещё следующая приписка: "Последнее, что мы можем сообщить о муже Анны Кирпичниковой, что он в январе 1887 года был приговорен судом к ссылке в Сибирь за проповедь Евангелия".
Ещё один случай из того же времени принадлежит к воспоминаниям моего раннего детства. Мы слышали о человеке под названием Горенович, который всегда носил на лице чёрную маску. Однажды я его видела, и это оставило во мне неизгладимое впечатление.

История Гореновича

Горенович был сыном священника в Малороссии. Родители отдали его в гимназию, но к науке он не проявил особого усердия и вскоре попал в дурную компанию, попал в кружок нигилистов-материалистов того времени, был арестован и посажен в тюрьму. Когда мать его узнала об аресте сына, она немедленно приехала навестить его и уговаривала его выдать своих единомышленников, чтобы получить свободу. Сначала он категорически отказывался. При всей привлекательности свободы, мысль стать предателем казалась ему хуже заключения.
Одновременно с ним в тюрьме сидели штундисты, арестованные за свои религиозные убеждения. Они произвели на него сильное впечатление. Некоторые из них оказались соседями по камере. Ночью, ходя взад и вперёд по своей камере, удручённый и несчастный, он слышал их бодро поющими духовные песни. Он спрашивал себя, кто эти люди, которые могут так радостно распевать в стенах тюрьмы? Почему заключение не казалось им столь страшным, как ему?
Настойчивые просьбы матери и тоска по свободе понемногу взяли верх, он выдал имена своих товарищей, и его немедленно освободили. Как это ни странно, выйдя на свободу, он снова вернулся к своим единомышленникам, не отдавая себе отчёта, что они теперь стали его врагами. В их отношениях к нему не было заметно вражды, кроме некоторого холодка и сдержанности в разговорах. Его, как и прежде, допускали к некоторым комитетским заседаниям, всё казалось в порядке, и Горенович чувствовал себя счастливым сверх ожидания. Вскоре один из товарищей предложил ему поехать на прогулку. Они хотели провести день в деревне и выбрали для этого место недалеко от Одессы, куда легко можно было доехать по железной дороге. Горенович принял предложение с удовольствием, не подозревая к какому ужасному концу оно приведёт. Он даже помог нести мешок, в котором скрывалась большая бутылка серной кислоты, предназначавшейся для него.
Доехав до назначенной станции, они прошли ещё далёкий путь полями, а когда наконец оказались вдали от всякого жилья, один из его товарищей бросил вверх свою фуражку, и в то же мгновение Горенович получил страшный удар по голове и упал без чувств. Когда он пришёл в себя, то ощутил, что какая-то обжигающая жидкость изливается на его лицо и шею. Он старался закричать, но не мог. Боли были так ужасны, что он потерял сознание и пришёл в себя только в больнице, куда доставили его ослепшим с обезображенным лицом. Глаза, нос, зубы и одно ухо были полностью уничтожены, а правая рука настолько обожжена, что перестала действовать. Страдания от ожогов были так велики, что он умолял врачей дать ему яд, чтобы положить конец его мучениям.
Когда он настолько поправился, чтобы покинуть больницу, его поместили в приют для неизлечимых. Ему, в 22 года, предстояло прожить жизнь свою среди слабых, больных стариков и старушек. Там в одно из своих посещений нашёл его Василий Александрович Пашков и узнал его печальную историю. Горенович был так удручён и ожесточён, что казалось невозможным найти путь к его сердцу. Василий Александрович попробовал беседовать с другими больными, находившимися в той же палате и притом как можно громче говорил и читал им из Евангелия, надеясь, что несчастный молодой человек хоть немного услышит о милосердии Божием. Всё это казалось бесполезным.
Однако через несколько дней, к удивлению своему, Пашков получил письмо от заведующей этой богадельней с просьбой посетить Гореновича. По словам её, последнее посещение богадельни Пашковым не осталось бесследным для Гореновича, в его сердце что-то заговорило. Василий Александрович поспешил навестить его, беседа оказалась благословенной и закончилась обращением несчастного молодого человека. Позже Алексей Бобринский взял его к себе в имение, где он научился азбуке слепых. Два года спустя он уже настолько духовно созрел, что время от времени в собраниях по частным домам свидетельствовал о Христе и Его неизреченной любви. Он всегда ходил в чёрной маске, т.к. лицо его было слишком обезображено.
Его дальнейшую жизнь можно считать настоящим чудом. Сверх всяких ожиданий, одна милая верующая девушка решилась выйти за него замуж. Она была глубоко предана ему. Они вместе открыли в деревне приют для слепых детей, который в продолжение многих лет поддерживался Василием Александровичем Пашковым. Люди, хотевшие убить Гореновича, были позднее найдены и осуждены. Горенович должен был предстать пред судом в качестве свидетеля. Пред всем народом, в зале суда, он в своих показаниях заявил обо всём, что Господь для него совершил. Один из подсудимых зарыдал увидев его лицо, и весь зал был потрясён, когда Горенович в конце своей речи сказал, что он полностью прощает своих друзей и от души желает им стать настолько же счастливыми, как и он теперь.
Эти сведения целиком взяты из записей В.А.Пашкова, оставшихся после его смерти. В следующей главе моей книги я приведу рассказ самого Гореновича о его обращении.
Доброта и щедрость Василия Александровича Пашкова были сказочны. Говорят, что управляющий его имением просил его сократить свою щедрость. В окрестности стало известно, что этот помещик помогает каждому, который обращается к нему с нуждой. Как только узнавали, что Василий Александрович у себя в имении, немедленно к нему стекались со всех сторон просители. Приходили, однако, не только нуждающиеся, но и все, кому не лень, и последнее огорчало людей серьёзных и положительных. Так что Василию Александровичу пришлось начать учиться быть разумным в добрых порывах и подчинять их руководству Божию. Письма, полученные им уже после его высылки, свидетельствуют о том, скольким он помогал и как многие его с благодарностью вспоминали.
О том, как ревностны и бесстрашны были эти первые свидетели в своём служении Господу, свидетельствует следующий случай. Однажды, узнав, что эскадрон Кавалергадского полка, в котором он некогда был полковником, должен был пройти мимо его дома, по Набережной Невы, Василий Александрович вышел ему навстречу с пачкой Евангелий и, обратившись к командиру эскадрона, попросил его разрешения раздать их солдатам, на что тот дал своё согласие. Солдаты спешили, и каждый получил по Новому Завету. В те дни не было ещё запрета на распространение Священного Писания.

Выписка из свидетельства Гореновича

Тяжко, очень тяжко было мне в то время, особенно потому, что я больше не верил в чью бы то ни было искренность. Когда кто-нибудь подходил ко мне с добротою, я сразу отталкивал его. Нельзя передать, насколько я был несчастен, меня раздражало сочувствие. Я был беден, но если кто-нибудь хотел мне помочь, я тут же отворачивался от него, и считал свою гордость доблестью. Но, слава Господу, всё это в прошлом. Когда я познал Господа, я научился из Его Слова, что "Бог гордым противится, а смиренным даёт благодать". Гордость часто заставляла меня лгать, но теперь я вижу, что неискренность - это один из наибольших грехов.
В Бога я не верил тогда, а потому не искал у Него утешения, и оставался одиноким в мире. Никогда я не спрашивал себя, что будет со мною после смерти, я просто жил настоящим днём, полным беспросветной тьмы, без всякой надежды на будущее.
После того, как я провёл уже много дней в богадельне, мне сказали, что пришёл миссионер, желающий посетить опекаемых этого дома, и спросили, хочу ли я с ним поговорить. Я ответил согласием не потому, что действительно хотелось говорить с ним, а просто из любопытства. Он вошёл в мою комнату, поздоровался и спросил: "Не желаете ли Вы послушать о моём Спасителе". Эти слова врезались в меня, как острый нож. Я не мог понять, зачем он сказал "мой", а не "наш" Спаситель и попросил его объяснить. "Вы верующий?" - спросил он вместо ответа. Я не сказал "нет", почему-то стыдясь признаться, что я не верю в Иисуса Христа. Он начал мне читать места из Слова Божия. Первое место было: "Бог есть любовь". Если я когда-либо давал себе время подумать о Боге, что иногда случалось в детстве, то представлял Его строгим судьёй, который никогда человеку не прощает ни малейшей провинности и за всё, что идёт против воли Его, строго наказывает. А тут я вдруг услышал, что "Бог так возлюбил мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную", и что ради Христа, Сына Его, имеет право на вечную жизнь и на грядущую славу. Никогда я до тех пор ничего подобного не слышал. Хотя я иногда и читал Евангелие, но этих слов не замечал, потому что на смысл прочитанного не обращал внимания. Я даже знал наизусть некоторые тексты, но учил их только по принуждению. Как я уже сказал, я не верил в существование Бога, как же мне было верить в Его любовь и милосердие? Но теперь, когда я снова услышал о Нём из уст миссионера, в моё сердце закралось сомнение о правильности моего неверия. И предо мною встал вопрос: "Если Бог существует, может ли Он простить такого великого грешника, каким я был и каким оставался поныне, - и не только простить, но и принять меня в Своё Царство, в Свою вечную славу и радость?"
Приблизительно через неделю миссионер снова посетил меня. Когда он мне прочёл место из Священного Писания: "Нет праведного ни одного, нет делающего добро, нет ни одного...", меня охватил страх. Я был убеждён, что Бог, который сама святость, такого изверга, как я, никогда не примет, и сказал об этом миссионеру. Я услышал в ответ: "Христос пришёл в этот мир спасти грешников. Думаете ли Вы, что Вы хуже разбойника на кресте, который исповедал свой грех и сразу же получил обещание быть с Иисусом в раю?" При этих словах свет свыше проник в моё несчастное, разбитое и обуреваемое сомнениями сердце, и мне открылось, что Бог воистину милосерд и что, хотя Он ненавидит грех, всё же любит грешника, ради спасения которого Он не пощадил Своего Единородного Сына. Я почувствовал, что Христос меня любит, и небывалая радость залила моё сердце. "Да, Он любит меня!" Я больше не был один, я имел теперь Отца, Брата, Друга, Наставника и Путеводителя, Того, Кому я мог принести всю мою нужду, какая бы она не была - Он всегда готов меня слушать.
Уходя, миссионер спросил меня, верю ли я теперь. Я ответил: "да", и с тех пор у меня никогда больше не являлось сомнений. Мне было ясно, что теперь, когда я потерял свет, доступный моим земным глазам, я нашёл "свет истинный, который просвещает каждого человека, приходящего в мир", (Иоан. 1:9). Теперь мне стали понятны слова Давида в их полном смысле: "Когда я молчал, обветшали кости мои от вседневного стенания моего, ибо день и ночь тяготела надо мной рука Твоя; свежесть моя исчезла, как в летнюю засуху. Но я открыл Тебе грех мой и не скрыл беззакония моего; я сказал: исповедаю Господу преступления мои - и Ты снял с меня вину греха моего" (Пс. 31:3-5).
Да, было очень тяжело, пока я не познал Господа и не согласился, признав себя погибшим грешником, открыть Ему своё сердце. Но признав себя грешником, я понял, что во мне ничего хорошего не найти, - любовь Божия стала для меня действительностью. Теперь я познал, что Он любит меня, как и весь мир, потому что Он эту любовь доказал тем, что отдал Сына Своего за наши грехи, за мои грехи. И если мне по слабости моей случилось бы упасть, я знаю, что стоит мне исповедать свой грех, и "Он верен и праведен, простит мне грех мой и очистит от всякой неправды" (1 Иоан. 1:9). Я теперь твёрдо знаю, что никто меня не сможет похитить из рук Спасителя моего Господа Иисуса Христа и отлучить от Его любви.

Рост движения

Лорд Редсток, через которого началось пробуждение, пробыл в Петербурге шесть месяцев. Спустя год или два, он вернулся ещё на полтора года, на этот раз с женой и всеми детьми, чтобы заняться теми, которые, благодаря его свидетельству, познали Господа Иисуса Христа, как своего личного Спасителя. Он видел необходимость ввести их глубже в Священное Писание и в понимание того, в чём заключается обновленная жизнь истинного христианина, а также указать им на ответственность нашу перед Богом, да и перед миром. Этим он напоминал ап. Павла, который мог писать фессалоникийцам: "Мы были... среди вас, подобно как кормилица нежно обходится с детьми своими" (1 Фес. 2:7).
Лет 30 спустя, графиня Елена Ивановна Шувалова, которую я встретила за границей уже пожилой, рассказывала мне, как она с благодарностью вспоминает лорда Редстока, терпеливо знакомившего нас со Словом Божиим, когда мы были духовно ещё детьми. Он учил нас, словно нянюшка в детской. Проживая в одном из отелей на юге Франции, графиня Шувалова тщетно искала людей для духовного общения. Наконец она нашла пожилую немку, с которой можно было говорить о Христе. "Но, - говорила мне Елена Ивановна, - тут-то я особенно поняла ценность того, что нам дал Господь через слугу Своего. Моя добрая благочестивая немка утешалась несколькими известными ей стихами Священного Писания и несколькими знакомыми церковными гимнами; это было и всё. Она имела веру и, наверное, была угодна Богу, но богатство Слова Божия было для неё закрыто, и с ней нельзя было делиться глубинами его".
Благодаря такому правильному началу, русские евангельские верующие с первых дней были крепко укоренены в Слове Божием. Это и помогло им устоять во время преследований, а также давать отпор лжеучениям.
Проповеди лорда Редстока привели к вере многих. Граф Модест Модестович Корф, благочестивый, добродетельный молодой человек, искавший спасения души, обрёл это спасение по благодати Господа Иисуса Христа через служение лорда Редстока и стал искупленным и помилованным грешником. Целью его жизни стало прославлять Бога и своего Спасителя Иисуса Христа и призывать ко Христу всех грешников. Таким он и остался до глубокой старости, и до того дня, когда Господь призвал его к Себе. В то время он был одним из первых работников на ниве Божией.
Две сестры Козляниновы, о которых уже говорилось выше, сразу стали деятельными сотрудницами движения. Александра Ивановна Пейкер, обратившаяся ко Христу через известного служителя Божия, проповедника Муди, вернувшись из-за границы, нашла в Петербурге для себя духовную семью. Свой прекрасный голос оперной певицы отдала на служение Господу. Её пение и свидетельство о Господе несли утешение больным, усталым и разочарованным в жизни, ободряли молодых в следовании за Господом. Таким образом рос круг работников.
Граф Бобринский, бывший тогда министром путей сообщения, захотел узнать причину резкой перемены в жизни многих своих друзей и знакомых. Он подошёл к лорду Редстоку с сильным предубеждением и сразу сказал ему, что противоречия в Библии доказывают её несостоятельность. Лорд Редсток предложил ему указать на эти противоречия, но на это граф ответил, что сделает это при следующей встрече. Граф Бобринский принялся за дело серьёзно. Далеко за полночь засиживался он за Библией, внимательно читал и перечитывал Ветхий и Новый Заветы и через несколько дней приехал к лорду Редстоку, чтобы указать последнему места, которые ему казались противоречащими друг другу. Он был уверен в своей победе. Но тут, как он сам позже рассказывал, произошло необъяснимое. Вот его собственные слова, как я их нашла в воспоминаниях графа Корфа: "Каждый стих приведенный мною в доказательство правильности моих взглядов, немедленно становился как бы стрелою, направленной против меня. Во время нашей беседы я почувствовал силу Духа Святого. Я не мог объяснить, что со мною произошло, но я получил рождение свыше". Граф Бобринский тоже был одним из первых работников для Господа, тех, кто усердно взялся за дело Христово тех дней.
Княгиня Вера Фёдоровна Гагарина, сестра моей матери, молодая, красивая, счастливая в браке и обладавшая средствами, казалось бы, имела всё, чего человек может пожелать для своей земной жизни. Однако она испытывала нужду в чём-то высшем и вечном, как и самый обездоленный человек. Для меня этот живой пример всегда остаётся радующим меня доказательством, что Царство Божие нужно людям всех возрастов и положений, а не только престарелым, больным и обездоленным, как часто приходится слышать. Оно является высшим благом, превышающим все богатства сего мира и доступным для всякого, искренно ищущего его. Но человек от природы ослеплён наружным блеском. Ему трудно заметить невидимое и предпочесть его земным ценностям, особенно когда они подступают к нему в привлекательном виде или соответствуют его умозрению. Духовное прозрение человека - это всегда чудо.
Многие считали, что Вера Фёдоровна Гагарина, как и Василий Александрович Пашков обратились в Англии, но на самом деле, и тот и другая обратились в Петербурге. Моя тётя Вера Фёдоровна сама мне рассказывала, как во время одного собрания её поразило прочитанное из Книги Бытия слово. Лорд Редсток прочёл из Ветхого Завета: Бытие 3 гл., 9 стих, в котором Бог обращается к Адаму со словами: "Где ты?" Эти слова проникли ей в сердце и не давали ей покоя. Она спросила себя, если бы Господь задал ей сегодня такой же вопрос, она бы не знала, что ответить, не знала, где находится её душа: среди спасённых или погибших. А когда в конце собрания прозвучали давно знакомые ей последние слова Христа на кресте: "Совершилось", внезапно открылись её внутренние глаза, свет проник в её сердце. Не раз читая это место из Слова Божия или слыша его во время церковных служб, она считала, что эти слова говорят о конце земных страданий Христовых. Но теперь она поняла их настоящий смысл: что на Голгофском кресте была принесена жертва за всё человечество, и что "совершилось" искупление, предсказанное пророками. Свет свыше озарил её сердце, и она поняла, что это великое спасение включает и её, и что ей остаётся верою принять его. То, чего она не могла достигнуть ни стараниями, ни добрыми делами - было совершено Христом и давалось ей даром. Перед окончанием собрания лорд Редсток, обратившись к присутствующим сказал, что он чувствует, что есть среди них кто-то, кто сегодня должен отдаться Христу или уже отдался и просит этого человека встать, что она и сделала. Среди этого, частью ещё светского общества, окружённая знакомыми и родственниками, молодая княгиня безбоязненно засвидетельствовала, что она сегодня приняла спасение и отдаётся Христу. С тех пор она стала одеваться просто и скромно, посещать больных и заключённых и читать им Слово Божие. И до конца жизни своей она была известна своею щедростью в деле помощи нуждающимся и ревностью в распространении Слова Божия. Муж её, хотя и не разделял её взглядов, однако давал ей полную свободу действий.
Из её посещений тюрем один случай запечатлелся в моей памяти. В то время среди арестантов встречались и политические заключённые, которых тогда называли нигилистами. Когда она говорила с одним нигилистом о Христе и Его учении, он стал утверждать, что их учение было то же, что и Христово, потому что они выступали против правительства из любви к человечеству. Тогда тётя моя спросила его, всех ли людей он любит? "Да", - ответил он уверенно. И этого жандарма тоже?" - "Нет", - вырвалось у него с возмущением. "Вот видите, в этом вся разница. Иисус Христос учит нас всех любить, так как Он за всех умер, в том числе и за этого жандарма".
Известна в то время была и Елизавета Ивановна Черткова, вдова генерала Черткова и мать Владимира Григорьевича Черткова, будущего последователя и близкого друга Льва Николаевича Толстого. Она была сестрой Александры Ивановны Пашковой. Глубоко опечаленная потерей двух ещё молодых сыновей и смертью любимого мужа, она нашла утешение и новую жизнь верою в Иисуса Христа, Сына Божия, её Спасителя. С ней это совершилось, насколько я знаю, при встрече с лордом Редстоком за границей. Её доброта и милая сердечность располагали к ней не только верующих, но и всех, с кем ей приходилось сталкиваться в жизни, даже молодёжь. Интересны её посещения тюремных больниц и те трудности, с которыми была связана эта работа.

Цыганка в тюремной больнице

(Из воспоминаний Е.И. Чертковой)

Под впечатлением бесплодности всех моих стараний и трудов последних лет, я чувствовала себя обескураженной и разбитой. Однажды я поделилась своими переживаниями с близкой мне верующей и прибавила, что я охотно бросила бы свою работу. На это она мне ответила стихом из Слова Божия: "... увидишь больше сего" (Иоан. 14:12), после чего я снова взялась за труд.
Состоя членом Дамского Комитета Посетительниц Тюрем, я имела право входить во все тюрьмы С. Петербурга и посещала женскую тюрьму. Раза три или четыре я побывала в одной из больничных палат этой тюрьмы, где моё внимание особенно остановилось на группе молодых женщин. В своём неразумии я воображала, что они более других способны принять благую весть Евангелия.
Однажды утром, когда я вошла в палату, меня позвали в другое помещение, где находилась женщина в бессознательном состоянии и по виду умирающая. Я подошла и узнала в несчастной тёмную, непривлекательную женщину, которую мысленно раньше прозвала цыганкой. Мне казалось, что она никогда не обращала внимания на то, что я читала. Но в миг, когда её потухающий взор встретился с моим, она протянула ко мне свои худые руки, и что же мне оставалось сделать, как не наклониться к ней и дать ей обнять меня. Она с удивительной силой притянула меня близко к себе на тюремную койку и начала говорить всё громче и громче. "Барыня, знаете куда я иду? Я иду к Иисусу! Вашему Иисусу! Моему Иисусу! Откуда я пришла. Вы не знаете и не можете знать, и даже если бы знали, не могли бы понять, из какой глубины страданья и греха я пришла. Но куда я теперь иду, о! это Вы знаете. Я иду к моему Иисусу, Который меня омыл Своею кровью, Который мне открыл Своё Царство. Я иду к Тому, Который разбойнику на кресте дарил рай, к Тому, Который простил грешнице у ног Его, Который мой Спаситель и сказал, что ангелы на небесах радуются, когда грешник, как я, приходит к Иисусу. О, как я люблю Его! Как я люблю весь мир, за который Он умер!"
Тут она остановилась и, взглянув на меня с некоторым ужасом, сказала: "А всё же, барыня, ведь наступит же ещё мгновение полного мрака?" - "Нет, дорогая, - ответила я, - ведь Спаситель будет и там". - "Ах, да, - продолжала она, и лицо её просветлело, - если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною, Твой жезл и посох, они успокаивают меня"... К моему великому удивлению она прочла наизусть весь этот чудный псалом, который слыхала всего один или два раза, а потом повторила все те места из Священного Писания, которые слышала в палате в мои утренние посещения. Все женщины в палате громко рыдали, и я сама, едва сдерживая слёзы, благодарила Господа за Его любовь к душе этой бедной женщины, - теперь уже не бедной! - и за дивное Его милосердие ко всем нам. Умирающая, повторив за мной все слова моей молитвы, закрыла глаза и, истомлённая, откинула голову на подушку. Вошедший в эту минуту врач взглянул с удивлением на наши лица и спросил, что бы это всё значило. Сестра указала на умирающую женщину. "Она без сознания, если уже не мёртвая", объявил он. "Нет, доктор, - сказала я, - подойдите ближе и посмотрите на неё", - и я подвела его к койке. Она снова открыла свои чёрные глаза, и с улыбкой сказала: "Это Вы, г-н доктор? Благодарю, благодарю Вас за всё! Господин доктор, я Вас люблю, потому что Иисус Вас любит. Он за Вас умер и за меня, и я иду к Нему, где всё будет светло и прекрасно, и где не будет уже ни страданий, ни слёз!".
Врач удивлённо взглянул на меня и, покраснев, поторопился покинуть палату. Я последовала за ним. "Чего вы хотите от меня, сударыня? - спросил он раздражённо. - Я очень устал, я провёл ночь у постелей тридцати умирающих!" Он, казалось, от волнения уже не знал, что говорить. "Тридцать умирающих в одну ночь, господин доктор? И много ли было таких, как эта?" - "Вы, значит, как будто проверяете меня, сударыня?" И вдруг изменившимся голосом он тихо сказал: "Я никогда ничего подобного не видел!" - "Дорогой доктор, я только потому и пошла за Вами, чтобы Вы это засвидетельствовали и всю честь отдали Тому, Которому она принадлежит". - "Хорошо, хорошо, - ответил он, - я ничего из сказанного Вами не хочу отрицать". И скрылся. После этого я пошла в другой зал, где часа полтора беседовала с больными и читала им Слово Божие, а потом вернулась в соседнюю палату, чтобы посмотреть, скончалась ли уже "цыганка". Сестра кивнула мне и прошептала: "нет ещё". Несколько минут я смотрела на это истощённое лицо, ожидая увидеть на нём смертный покой. Она внезапно открыла глаза, и дрожь пробежала по моему телу, будто на меня смотрел труп. Но вдруг, просияв, она воскликнула: "Вы ли это? Подойдите ко мне!" Я приблизилась к моей дорогой цыганке, своими слабеющими руками она послала мне несколько поцелуев и сказала: "До свиданья - до скорого!" Она закрыла глаза, чтобы открыть их уже в ином мире, в Царстве Божием.
Это была настоящая сладость удовлетворения, которую Господь дарит Своим слабым и уставшим детям в их трудах для Него.
Елизавета Ивановна рассказывала ещё про одну благословенную смерть, которая подкрепила её в трудах для Господа.
Было это в мужском отделении тюремной больницы. Заболевший чахоткой солдат лежал при смерти. Службу он проходил в тюремной страже. В этой тюрьме были и политические заключённые. Он за деньги передавал их письма друзьям на воле, а письма от последних доставлял заключённым. За это он вместе с некоторыми такими же и был осуждён. Теперь он умирал. Я его видела всего два раза, и то не подолгу. При последнем моём посещении, рассказывает Елизавета Ивановна, я нашла его сильно ослабевшим. Он сказал, что говорить уже почти не может. "Но, милый друг, можешь ли ты вместе с разбойником на кресте сказать, что осуждён справедливо?" - "О, да, - прошептал он, - я грешник". - "Но можешь ли ты вместе с разбойником на кресте повторить: "Помяни меня. Господи, когда приидешь в Царствие Твоё!" Лицо бедняги просияло, когда он, борясь с одышкой, прошептал: "Скажите ещё раз, скажите!" Я послушалась, и он медленно повторил за мною каждое слово. "А теперь, - сказала я ему, - вот ответ Господень: "говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю". Светлая улыбка преобразила его лицо, когда он закрыл глаза. Я думала, что он устал, тихо вышла из палаты, рассчитывая позже вернуться к нему. Но не успела я отойти на несколько шагов, как служитель поспешил за мной и сказал: "Барыня, Ваш больной - умер". Я вернулась к постели, где умерший лежал с той же светлой улыбкой на лице, как бы подтверждая слова ап. Павла: "Мы благодушествуем и желаем лучше выйти из тела и водвориться у Господа" (2 Кор. 5:8).
Елизавета Ивановна Черткова была по природе благочестива и долго придерживалась церковных обрядов. Только понемногу ей становилось ясно, что новое вино вливают в мехи новые, иначе мехи разорвутся и вино разольётся (Матф. 9:17). Ей пришлось пережить немало внутренней борьбы, чтобы полностью освободиться от вековых предрассудков, но в конце концов она поняла, что всякая связанность, даже самая религиозная, является препятствием для свободного руководства Духа Святого в душе искупленного чада Божия.
В то время обратились к Господу ещё многие другие. Иван Вениаминович Каргель прибыл в Петербург уже верующим, но всегда считал Василия Александровича Пашкова своим духовным учителем и отцом во Христе. Впоследствии Бог многие годы использовал этого брата для служения на ниве Его. Он стал благословенным проповедником и мудрым духовным наставником.
В заключение необходимо ещё назвать семью Крузе, состоявшую из семи сестёр. Когда и где именно они уверовали, я, к сожалению, не знаю. Они жили с родителями в Москве, а потом переехали в Петербург. Старшие из них были деятельными сотрудницами в деле распространения Евангелия в самом начале этого движения, а позже и все семеро стали решительными исповедницами Христовыми. В залах собраний, в швейных мастерских и частных квартирах - всюду на стенах красовались в рамках под стеклом большие картины с текстом из Священного Писания, написанные сестрами Крузе. Но деятельность их не ограничивалась рисованием. Эти новообращённые горячие последовательницы Иисуса Христа, отдавали все свои силы, способности, и средства на служение Господу. Пережив лично освобождение от греха и себялюбивой жизни, они получили радость прощения и новой жизни во Христе и теперь желали нести дивное Евангелие спасения окружающему их роду человеческому.

Духовная литература

Многие из вышеупомянутых, хорошо владея иностранными языками, начали переводить на русский язык духовную литературу и гимны. В православных церквах, где поёт только хор, песнопение церковное не приспособлено для всех молящихся. Новая живая церковь нуждалась в духовных песнопениях. Один из потрудившихся на этом поприще был Шулепников, тесть графа Корфа, отличавшийся большою музыкальностью, переложивший на музыку несколько псалмов и некоторые гимны. Остальные духовные песни вполне соответствовали духу и переживаниям этих решительных и радостных воинов Христовых, но что касается мотивов - они были музыкально примитивны и были несколько чужды для русского слуха, т.к. являлись точным повторением английских напевов. Все средства на печатание и бесплатное распространение этой литературы верующие давали от себя.
Вскоре основалось "Трактатное Общество", издававшее книги, брошюры и журналы духовного содержания. Журнал этот выходил под названием "Русский рабочий", издателем и редактором была Александра Ивановна Пейкер. Библии и Новые Заветы получались из Британского Библейского Общества. Библии того времени были большого формата и соответствующего веса. Они были напечатаны на очень хорошей бумаге и крупным шрифтом. Всю эту литературу верующие раздавали своим знакомым и друзьям, а также всем желающим.
Хочется отметить один отрадный факт, характерный для нашего народа. Русский человек, в отличие от многих других, как только уверует, независимо от его образования становится немедленно миссионером, чему я не раз была свидетельницей. Один из таких братьев говорил мне: "Моё оружие всегда со мною", - подразумевая Слово Божие, с которым он не расставался.
К Комитету Трактатного Общества принадлежал и мой отец, оберцеремонимейстер при Императоре Александре II. Он нередко беседовал с Государем о свободе совести в России. Отличавшийся большою веротерпимостью Государь уже готовил соответствующий закон. В проекте будущего закона о веротерпимости предполагалось, между прочим, разрешение при смешанных браках самими родителями предоставить детям выбор вероисповедания. Проект этот, насколько мне известно, уже получил согласие Сената и должен был в самом непродолжительном времени стать законом. К великому сожалению, убийство Государя положило всему этому конец, и закон этот так и не увидел света. Мой отец, лютеранин, смотрел на новое духовное течение с некоторой сдержанностью. Мать моя была православная. Когда она сказала отцу, что хочет на ближайшем евангельском собрании принять участие в преломлении хлеба, соответствующем церковному причастию, он предупредил её о возможности возбудить этим недовольство высших властей. Однако других препятствий он ей не ставил, а в последствии и сам охотно посещал собрания, преклоняя колена со всеми молящимися.

Общественная деятельность верующих

Василий Александрович Пашков вместе со своим другом графом Корф посещал чайные, где зимой обогревались извозчики. В жарко натопленных и сильно накуренных трактирах или чайных, битком набитых легковыми и ломовыми извозчиками, эти два служителя Божия читали Евангелие и говорили о Христе, о путях гибели и спасения, призывая всех обратиться к Спасителю с покаянием, чтобы получить верою прощение грехов и новую жизнь свыше. Тут же они раздавали небольшие Евангелия. Простые слушатели с большим вниманием и открытыми сердцами принимали слова свидетелей Господних, воодушевлённых горячей любовью к Господу и жаждою спасения душ. Много лет спустя, когда я предложила извозчику одно из четырёх Евангелий, я услышала в ответ, что "несколько лет тому назад один хороший барин подарил мне такую книжечку". Радостно было слышать, с какой благодарностью он его вспоминал.
Верующие того времени не ограничивались одним служением словом. Я уже упомянула, что у Пашковых имелся дом на Выборгской Стороне. Там Василий Александрович открыл столовую, в которой за малую плату можно было получить простое хорошее кушанье, а также чай или кофе с молоком. На стенах столовой были написаны стихи из Священного Писания, гости обслуживались верующими женщинами или девицами.
Это помещение было устроено прежде всего для студентов, которым часто не хватало средств на пропитание. Кроме хорошего питания и низкой цены их привлекало милое отношение служащих и приятная обстановка.
Один из членов Евангельской Общины в Париже, теперь уже пожилой брат, рассказывал мне, как он, чуждый веры, студентом любил заходить в эту столовую, где за 10 копеек мог получить целый обед, а за 1 копейку тарелку супа или полную тарелку гречневой каши с маслом. Кто знает, может быть, эти небольшие проявления ласки и человеколюбия предохранили некоторых от гречи и разочарования, которые впоследствии приводили к классовой вражде, к атеизму и, наконец, к братоубийственному кровопролитию.
Наша мать изредка брала меня с сестрами на Выборгскую, и нам тоже представляло большое удовольствие выпить там чашку кофе с горячими пирожками. Всё это казалось гораздо вкуснее того, что мы ели дома. Эти поездки на Выборгскую принадлежат к одним из светлых воспоминаний раннего детства.
Пашковский дом на Выборгской был также центром евангельской работы. Душою всего дома, верным воином на своём посту, была Мария Ивановна Игнатьева, заведывавшая столовой, а в последствии прачечной и швейной. Но к сожалению, скоро начались правительственные ограничения этой деятельности. Например, было запрещено развешивать на стенах столовой тексты даже из Священного Писания. Повидимому, правительство ставило братьев на один уровень с пропагандистами, и надписи пришлось снять. Много лет спустя столовая закрылась, но по какой причине - мне неизвестно.
Одна петербургская благотворительница, фамилии которой я не помню, открыла в разных частях города швейные мастерские для бедных женщин, чтобы дать им возможность заработка на дому. Покидая Петербург, и не желая забросить это дело, она предложила некоторым из наших верующих сестёр взять его в свои руки. Александра Ивановна Пашкова и её сестра Елизавета Ивановна Черткова выбрали по мастерской в одной из частей Петербурга, а моя тётя Вера Фёдоровна Гагарина взяла на себя две мастерские.
Они стремились не только помочь бедным женщинам иметь заработок, но и дать им возможность слышать Слово Божие. В мастерских они получали скроенный материал, а возвращая сшитое, - заработанную плату и новый заказ. Их посещали по квартирам, где с ними беседовали, а на Рождество и Пасху устраивали праздник с подарками и угощением для них и их детей. На этих праздниках бывало и пение, и чтение Слова Божия, и молитва. Раз или два в неделю дочери этих работниц приходили в мастерскую и учились шить. Во время работы им поясняли что-нибудь из Слова Божия или читали рассказы духовного содержания. Этим делом чтения, главным образом, занимались и некоторые из сестёр Крузе, и две сестры Голицыны, и моя сестра, и я сама.
Финансовой стороной дела заведывал всеми чтимый д-р Мейер, основатель, директор и главный врач Евангелической Больницы на Петербургской Стороне. Больница эта славилась порядком и исключительно хорошим уходом за больными. Нас всегда удивляло, как он, такая крупная личность, мог принять участие в таком скромном деле, как наш комитет. Ему, повидимому, нравился дух этих собраний, и он стал их секретарём и казначеем.
Наша тётя, Вера Фёдоровна Гагарина, позже рассказывала нам, как она всегда удивлялась терпению д-ра Мейера с верующими, но ещё довольно пылкими сестрами. Они отличались ярко выраженной индивидуальностью и, как все новообращённые, большой горячностью, что часто делало заседания комитета очень бурными. Однако они всегда кончались полным согласием и благодарной молитвой Господу. Д-р Мейер говорил, что эти заседания были чрезвычайно интересны, и считал их одними из лучших часов своей жизни.
Вере Фёдоровне Гагариной помогали с большой верностью и преданностью обе сестры Козляниновы, которые обратились в Швейцарии. Сашенька, как мы называли старшую из них, работала в Коломенской части, недалеко от нашего и Гагаринского дома. Она посещала женщин, работавших в Коломенской мастерской, читала им и девочкам, учившимся у неё шить, Слово Божие. Самой же работой в мастерской заведовала, т.е. кроила и раздавала работу женщинам, одна верующая портниха. Спустя много лет, когда Александре Сергеевне Козляниновой из-за болезни сердца стало трудно навещать работниц по их квартирам, я и моя старшая сестра Мария Павловна переняли от неё эту работу.
Так мы познакомились с самыми бедными частями города и увидели нищету в самом неприкрашенном виде. Эти посещения стали хорошей школой, научившей нас подходить к душам, нерасположенным к слушанию духовных истин.
Во время одного из приездов лорда Редстока обратилась к Господу княгиня Голицына, отличавшаяся необычайной кротостью и мягкостью характера, а вместе с нею и две её дочери. Потеряв после смерти мужа почти всё своё состояние, она терпеливо переносила постигшее её испытание. Её дочери занимались девочками в мастерской, которая была на Песках.
Вторая Козлянинова, Констанция Сергеевна, в противоположность сестре, была худенькая, живая и энергичная, но немного болезненная, - мы с детства привыкли слышать: "Сегодня Костенька умирает". Она отвечала за работу на Песках, которая как и в Коломенской части велась на средства Веры Фёдоровны Гагариной. Констанция Сергеевна не могла много ходить, и потому моя тётя всегда брала её с собой, когда ехала на Пески. Отпустив кучера, тоже верующего, который в определённое время снова приезжал на нами, они отправлялись навещать работниц - кого в подвальном помещении, а кого по углам дешёвых квартир. Женщины были большею частью жёнами пьяниц и влачили безотрадное существование.
Кто не бывал в таких квартирах, не может иметь представление о них. Лестницы пахли горелым постным маслом и кошками. Квартиры часто сдавались нескольким жильцам, каждый занимал по углу или по койке. Помещение не проветривалось, чтобы экономить тепло, а потому в таких комнатах можно было прямо задохнуться. Женщина, которую собирались навестить, может, и рада была гостям, но случалось, что тут же находился другой жилец, которому "пашковцы" (как нас называли) не были по сердцу, и тогда с бедной работницей невозможно было поговорить по душам. Однажды Божьих служительниц даже выгнали со двора метлой. Тётя моя радовалась потом, что за имя Христово удостоилась понести посрамление. Утомлённые посещениями, они шли в мастерскую, где живые девочки доставляли им много радости. Кучер, Димитрий Иванович Глухов, уже ожидал их в условленном месте, и скоро они уже оказывались дома на Большой Морской, усталые, но счастливые от проведенного дня на работе Господней. В те дни часто пели на собраниях теперь почти забытый гимн: "Ещё для Иисуса окончен день труда..."
Вещи, сшитые в мастерских, продавались на базарах, ежегодно устраимаемых для этой цели в нашем доме на Морской 43. Базар сначала помещался в малахитовом зале, который назывался так из-за малахитовых колонн и камина. Покупателей приходило много, частью свои знакомые, частью люди с улицы. С прискорбием нужно сказать, что многих покупателей соблазнял и малахит, который они выковыривали из колонн. Из таких кусочков делались потом брошки и всякие украшения, что и прельщало многих. Чтобы не вводить во искушение "любителей малахита", мать наша прекратила эти базары. Для продажи сшитых вещей нанято было помещение на Вознесенском проспекте; позже её перенесли в нижний этаж нашего дома. Продавались детские вещи, простое бельё и платья. Магазин этот стал вскоре известен, и петербургские дамы охотно покупали в нём одежду и бельё, особенно для праздничных подарков. Две милые продавщицы, горячо любившие Господа, были настоящими миссионерками. В заботе о душах, они всегда говорили с покупательницами об Евангелии. Нередко они обращались к покупательнице с вопросом, любит ли она Господа. Некоторых из них, я знаю, трогала эта забота, и они охотно слушали свидетельства. Были даже такие, которые приходили туда специально, чтобы получить утешение или наставление от одной милой простой старушки.
В двух других частях города на Выборгской Стороне и в Гавани работа была несколько иной. Там изготовлялось тонкое, более дорогое бельё и нужны были работницы-белошвейки. Молодая сестра обучала этому ремеслу группу молодых девушек, из которых впоследствии выходило много хороших работниц. С ними также читали Слово Божие и посещали их семьи. Сшитое бельё отличалось хорошим качеством и легко продавалось. Эта работа продолжалась много лет до первой мировой войны и послужила благословением немалому числу женщин и девиц.

Столкновение с представителями православной церкви

Первые годы духовной работы были временем распространения Евангелия. Как в городе, так и в провинции росло число последователей учения о прощении грешника по благодати верою в спасительную силу крови Иисуса Христа не по заслугам и добрым делам, а по вере. Представители Православной церкви смотрели с недовольством на распространение евангельского движения. Они скоро заметили, что взгляды его участников расходились с общепринятыми церковными. Последователи этого учения не поклонялись иконам, не обращались с молитвою к святым и отвергали ещё многое из омертвевших обрядов. Все усилия вернуть отклонившихся в русло старых верований оставались безуспешными. Молодые верующие настолько укоренились в Священном Писании, что опираясь на него, могли обосновать свою веру на Слове Божием. По вопросу о поклонении и молитвах святым они приводили слова ангела из 22-ой главы Откровения Иоанна, стих 9-ый, когда ап. Иоанн пал к ногам ангела, чтобы поклониться ему, последний сказал ему: "Смотри не делай сего, ибо я сослужитель тебе... Богу поклонись!" Или стихи 11-16 из 14-ой главы Деяния Апостолов, где говорится, как по исцелении одного больного в Листре жители этого города в уверенности, что это боги в образе человеческом сошли к ним, и хотели принести жертву Павлу и Варнаве, а последние с ужасом бросились в народ и воззвали: "Мужи! что вы делаете? И мы подобные вам человеки". По поводу недопустимости почитании и изображений святых исповедники нового вероучения приводили места из Ветхого Завета: Исход 20:4-5; пророка Исайи 40:18-20; Исайи 44:8-22, где говорится о непоклонении изделию рук человеческих, а также ссылаясь на первую заповедь закона Божьего: "Не делай себе кумира и никакого изображения... не поклоняйся им и не служи им". Перед Словом Божиим священникам приходилось умолкать, и им нужно было искать иной способ бороться с этим учением. В то время в России церковь и правительство были тесно связаны, а потому власти могли помочь церкви в этой борьбе. Они стали на её сторону и начали рассматривать приверженцев этого учения как вольнодумцев, опасных для существовавшего государственного строя.
Цензура стала очень придирчивой ко всем духовным изданиям, а правительственные учреждения чинили всякие препятствия проповеди Евангелия. Всё движение было взято под подозрение. Начались аресты, и если становилось известным, что кто-то своим свидетельством или проповедью привёл других к обращению, первого обвиняли в совращении и подвергали тюремному заключению или ссылке.
После убийства революционерами Императора Александра II, 1 марта 1881 года всё положение в России резко изменилось. Устрашенное зверским покушением правительство везде подозревало опасность, вводило всякие строгости и стало в высшей степени реакционным.
Молодой Государь Александр III находился под сильным влиянием К.П.Победоносцева, убеждённого противника Евангельского движения в России. Назначенный Обер-прокурором Святейшего Синода, он противился проникновению этого движения в Россию и предпринял ряд самых суровых мер против его исповедников. Тюрьма и ссылка стали обычным уделом верующего. Подобно ап. Павлу, когда он был ещё Савлом, гнавшим церковь Христову, так и Константин Петрович Победоносцев думал, что служит Богу и делает доброе дело, преследуя наших бедных братьев.
"Редстокистов" или "Пашковцев" стали считать опасной сектой, которая ослабляет православие. Православная церковь была государственной, и ослабление её являлось с этой точки зрения опасностью для основ престола. Государь являлся главою церкви и естественным её защитником. На этом основании евангельские верующие рассматривались как противники существующего государственного строя, подвергались строгим ограничениям и даже гонениям. Пришлось прекратить издательство журнала, так как почти ни одна статья не пропускалась цензурой. Но несмотря на всё это, число верующих росло.

Рост церкви и гонение

Василий Александрович Пашков продолжал собрания в своих имениях в Нижегородской и в Московской губерниях и распространял Евангелие среди населения. Управляющие его имениями и многие из служащих были верующими и продолжали служение и во время его отсутствия. Василия Александровича особенно занимала мысль объединить в одно братство рассеянных по всей России верующих различных наименований, держащихся Евангелия. Для этой цели Василий Александрович разослал письма всем руководящим братьям, чтобы узнать от них основы их веры.
Хочу отметить интересный факт, что в то время под влиянием проповедей некоторых немецких пасторов на юге России, а также благодаря "бибельштундам", т.е. библейским чтениям (особые собрания для изучения Библии) в колониях менонитов, некоторые русские, участвовавшие в таких собраниях и уверовавшие, стали образовывать кружки для изучения Слова Божия на русском языке. Их называли "штундистами" от слова "штунде" (по-немецки "учение").
На Кавказе и на юге России, благодаря деятельности одного шотландца Василия Ивановича Мельвиля, распространявшего Слово Божие, создалась благоприятная почва для проповеди Евангелия. Неутомимо странствуя по многим губерниям и отличаясь способностью подходить к разным народностям, населяющим Россию, Василий Иванович проникал в самые разнообразные слои. Он прибыл в Россию в двадцатых годах XIX столетия при Императоре Александре I и был в России свидетелем царствования трёх последующих Императоров.
Благословенным свидетелем Христовым был ещё проповедник Деляков, персидский несторианец, который у себя на родине прошёл библейскую школу, основанную американцами. Он прибыл в Россию позже Мельвиля, успел познакомиться с ним и действовал в таком же духе как он. Его настоящее имя было Каша (по-персидски "священник) Ягуб. Он был известен но всей России, был и в Петербурге, где познакомился с Василием Александровичем и другими братьями. Через таких мужей Божиих пробуждение на юге России началось много раньше чем в Петербурге, и эти два течения Василий Александрович стремился слить водно. Помимо этих двух течений образовалось ещё несколько русских общин баптистов, получивших своё начало через баптистов, прибывших из Германии. Они тоже были приглашены в Петербург.
На пригласительные письма последовали ответы с согласием, и 1 апреля 1884 года съехалось более 70 братьев со всей России. К сожалению, съезд продолжался всего два дня. Радость общения была прервана по независящим от участников его обстоятельствам. На третий день братское собрание должно было состояться у нас в доме, был приготовлен обед, но напрасно мать моя ожидала гостей. Только вечером узнали мы от одного из делегатов, брата-армянина, что все приезжие участники съезда рано утром были арестованы и отправлены по месту жительства. Брату, передавшему все обстоятельства этого дня, удалось на одной из ближайших станций покинуть свой поезд и вернуться обратно в Петербург. Этот съезд, по всей вероятности, послужил поводом к наступившим строгостям. Движение приняло слишком большие размеры, и правительство решило положить ему конец.
Вскоре после этого граф Корф был вызван министром юстиции, и ему было предложено дать письменное обязательство больше не проповедовать, никаких евангельских собраний не устраивать, не молиться своими словами и прекратить всякие сношения со штундистами и другими религиозными группами. В случае отказа дать требуемое обязательство, ему пригрозили высылкой за границу. Граф Корф отказался отречься от исповедания своей веры. Через два дня он должен был покинуть Россию. Одновременно вызван был к министру юстиции и Василий Александрович Пашков, которому предъявили такое же требование. В сознании своего призвания быть свидетелем Иисуса Христа и своей ответственности перед Ним, он предпочёл изгнание ради Христа; его постигла та же участь, что и графа Корфа.
Все эти братья приняли изгнание, видно из письма Василия Александровича, написанного в Париже вскоре после высылки из России. Копия этого письма на французском языке сохранилась среди его бумаг. Предполагают, что оно было адресовано русскому послу в Париже. Вот перевод этого письма.
Париж, Отель Ливерпуль, улица Кастиглион
Милостивый Государь,
Ваше письмо от 20-ю октября, адресованное в Англию, было переслано мне в Петербург. Оно пришло как раз в ту минуту, когда я получил правительственное уведомление об отказе в моей просьбе остаться на родине. Необходимость, по причине моего спешного отъезда привести многое деловое в порядок, заняла столько времени, что я не успел Вам тогда же ответить.
Письмо по ошибке попало в бумаги, оставленные мною дома, и я только недавно получил его в Париже. В ожидании своей семьи я временно живу здесь, пока не найду постоянного места жительства.
Вы желали получить объяснение того учения, которое русская печать без всякого основания называет "пашковским", а также несколько книг, изданных ныне запрещённым "Обществом распространения духовной и нравственной литературы".
Если я не ошибаюсь, одна из наших друзей, Александра Ивановна Пейкер, переслала Вам несколько наших листовок или журналов. Из их содержания Вы увидите, сравнив их со Словом Божиим Ветхого и Нового Завета, что издательство этого Общества строго придерживалось Божьих откровений и несло читателю Евангелие Господа нашего Иисуса Христа во всей его простоте и чистоте. Именно в этом нас и обвиняют, как обвиняли ап. Павла и всех апостолов.
Нашу проповедь мы ограничиваем исповеданием Иисуса Христа Бога и Спасителя, Который Един достоин всей веры и любви грешников, за которых Он отдал жизнь Свою. Он вместо них понёс наказание за грех и искупил их и благодаря этому Бог, Который есть любовь, и вместе с тем справедливость, смог, оставаясь справедливым, всё же оправдать виновного. Не знавишй греха. Единородный Сын Божий, приняв природу человека, принёс Сам Себя в жертву за грех человека и тем исполнил волю Отца Своего. Он показал виновному человеку, далёкому от Бога, что любовь Бога к нему, добровольно удалившемуся, не имеет границ и превосходит человеческое разумение.
Был день в моей жизни, когда я видал себя осуждённым пред престолом Суда святого Бога, ненавидящего грех. Слово Его по действию Духа Святого достигло меня, пробудило мою совесть, и я теперь могу говорить об Иисусе Христе. Свет Слова, святого закона Божия, осветил потаённые углы сердца моего и показал мне глубины зла во мне, о существовании которых я не подозревал. Он пробудил во мне желание освободиться от греха, который связывал меня самыми разнообразными способами. Когда я нашёл в Слове Божием, что Господь хочет со мной заключить новый союз, в котором Он обещает не вспоминать более моих грехов и преступлений и обещает Духом Святым вписать новый закон Свой в моём сердце, у меня пробудилось желание получить это прощение от Святого Бога и на личном опыте пережить освобождение от власти греха.
Всё это мне предлагалось как дар от Бога чрез личность Иисуса Христа, умершего за мои грехи и воскресшего для моего оправдания. Я принял Иисуса Христа своим Спасителем, в Нём я имею прощение грехов и искупление своей вины посредством крови Его. Залог того, что доверие моё не встретит разочарования, я нахожу в непоколебимом Слове Бога истины. Это даёт мне уверенность в спасении. Я знаю, что Бог во Христе Иисусе принял меня чадом Своим. Моё отношение к Нему действительно как отношение ребёнка к Отцу. Я имею доступ к Нему во всякое время и на всяком месте. Он меня никогда не оставляет и отвечает на мои молитвы. Иисус всегда живёт Духом Своим в моём сердце и даёт мне ощутить Его благоволение и силу. Спаситель, Которого я имею, есть Спаситель живой и близкий и о Нём говорю и Его исповедаю.
Вот "лжеучение", в котором меня обвиняют, - я его предоставляю Вашему суду...

В. Пашков

Жизнь в изгнании

Вынужденные покинуть свою родину и живя на чужбине, эти верные слуги Божии, хотя и на чужих "реках", не переставали возвещать то же Евангелие любви Божией во Христе Иисусе. Василий Александрович Пашков часто проповедовал во Франции большей частью в миссии "Мак-Коль" и усердно распространял Священное Писание среди французов. Некоторое время он ездил по стране с одним верующим англичанином в крытом фургоне, наподобие тех, в которых разъезжают цыгане, запряжённом парой лошадей. Народ собирался в большом количестве, чтобы из любопытства послушать этих своеобразных иностранцев, и таким образом получалась возможность многим сказать о Спасителе. Бывал он также в Англии и иногда в Германии, где выступал вместе со многими известными проповедниками-евангелистами. Множество сохранившихся писем говорят о том, насколько его ценили и как желали его сотрудничества. Среди них много благодарственных писем от руководящих различными миссиями, например, от Худсона Тейлера, основателя особенно благословенной миссии в Китае, от основателя Армии Спасения генерала Бутса, от пастора Сайенса во Франции и других, которым он помогал средствами и личным участием в деле Божием.
Только один раз Василий Александрович получил разрешение приехать в Россию на шесть недель по случаю болезни его сына, заразившегося тифом. Мне было тогда около 12 лет. В нашем доме шло вечернее собрание, и вдруг неожиданно открылась дверь и вошёл высокого роста, но моим тогдашним понятиям, старец, сразу приковавший к себе общее внимание. Все присутствовавшие в собрании встали. Никогда не забуду впечатления, которое произвела на меня и на всех присутствующих благоговейная молитва вошедшего. Казалось, он беседует с Богом близким и великим и, как бы видя Невидимого, произнёс: "Покажи им, что Ты можешь совершить в России через горсточку людей, полностью отдавшихся Тебе!"
Василий Александрович Пашков скончался в 1902 году. На его похоронах в Риме мы пели по-русски такой гимн:

Кто, кто сии и кем облечены
В светлые ризы снежной белизны?
Их уста хвалой полны,
Агнец их кровью омыл.

Все это те, кого Христос призвал,
Все, за кого Он умер и страдал,
Он их спас и оправдал,
Агнец их кровью омыл.

Все, все за Агнцем вслед они пошли,
Все через скорбь великую прошли,
Но в Нём мир душе нашли,
Агнец их кровью омыл.

Наша милая тётя Гагарина, когда ей случалось быть за границей, обязательно навещала В.А.Пашкова, где бы он не находился. Когда же он скончался, ей показалось немыслимо отпустить его без признака благодарности братьев и сестёр его родины. Итак, она предложила нам троим, её племянницам, поехать на похороны дяди (по жене В.А. мы состояли в родстве с ним) как представительницам русских верующих. И мы поехали в Рим.
До сих пор вспоминаю с благодарностью Господу наше незабываемое путешествие. Под высокими кипарисами римского кладбища, мы положили на могилу венок из ёлок, привезенный нами из России, - последний привет о г его земной родины. Кроме членов семьи, верной его сотрудницы Наталии Николаевны Крузеинас троих, присутствовали русский посланник при Ватикане и посланник при Итальянском правительстве со своей женой, двое или трое друзей и несколько человек его домашних служащих. Местный евангельский пастор сказал несколько слов на стих из Евангелия (Матф. 5:10). "Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное". При мыслях об этом далёком кладбище, мне приходят на память слова из конца 11 главы послания к Евреям: "Те, которых весь мир не был достоин, скитались..." И сколько в наши дни таких скитальцев! По милости Божией многие из них уже могут петь припев того же гимна:

Агнец нас привёл в вышний Иерусалим
И Своей кровью омыл.
Мы пребудем вечно в небесной славе с Ним,
Агнец нас кровью омыл.

Много лет спустя я имела радость ещё навестить 94-летнего Модеста Модестовича Корфа в Швейцарии, а через несколько месяцев присутствовать на его похоронах в Базеле. Там я тоже могла принести привет, но уже не из России, железный занавес лишал этой возможности. Пальмовая ветка - прощальный и благодарственный привет небольшой группы русских верующих, проживающих в то время в Лозанне, заменила родную ёлку. Я её положила перед открытой могилой и, обратившись к присутствующим, напомнила им слова, которые мы так часто слышали от него: "Он жив!" На его нагробном камне могли бы стоят слова: "Для меня жизнь - Христос". Вся его жизнь, его личность и его свидетельство говорили об этом.
В продолжение всей своей изгнаннической жизни и до глубокой старости покойный брат не переставал трудиться для своего возлюбленного Спасителя. Деятельность М.М.Корфа протекала сначала в Германии, а потом в Швейцарии. Он работал в тесном единении с известными в то время в Германии ратоборцами Христовыми. Многие из них, принадлежали к высшим кругам, имели большие возможности для служения Господу и являлись для многих примером. Благодаря их мужественному свидетельству и вере много душ пришло ко Христу. Генерал фон Фибан, основавший союз обращённых военных, вдова генерала Вальдерзее, в доме которой часто говорил граф М.М.Корф, дочь фон Блюхеров, организовавшая воскресную школу в Берлине и многие другие открыли путь для тружеников на ниве Господней в Германии. Как и у нас им приходилось бороться с косностью застывшей в обрядах религиозности. С этими воинами Господними выступал и наш брат граф Корф. Благодаря его детской вере и искренней любви к Спасителю его везде любили, а его забота о душах ближних была неиссякаема.
Последние годы жизни М.М.Корф провёл в Швейцарии, где он пользовался каждым представившимся случаем работы для Господа. Об одном из таких случаев я хочу рассказать. Однажды в Лозанне мы с нашим общим знакомым провожали М.М.Корфа на вокзал и, доведя его до перрона, распрощались с ним. Но, передумав, решили посмотреть, нашёл ли наш старый друг удобное место в поезде, чтобы в случае нужды помочь ему. Полушутя сказала я провожавшему меня: "Посмотрим, наверно, наш милый граф уже нашёл "душу", которой он свидетельствует о Господе. И действительно! Проходя вдоль поезда, увидели мы в окно одного из вагонов профиль двух пассажиров, сидящих друг против друга в оживлённой беседе. Один из них был граф Корф, он держал в руке книжку, которую, очевидно, предлагал собеседнику. Так и было, он начал беседу и открыл в собеседнике брата во Христе. Он не терял времени, сознавая, что его остаётся уже немного! Таков был наш "дядя Модя", как мы его называли.
Вспоминается мне ещё один случай из моих бесед с М.М.Корфом в последние годы его жизни, говорящий о чистоте его детской веры. "Теперь взгляды переменились, - говорил он, - я больше не понимаю, что предосудительно и что непредосудительно, и знаю только одно: ты, Моденька, не греши!"
Когда М.М.Корф за два дня до смерти сидел за письменным столом и писал, сестра милосердия того дома, где он жил, напомнила ему, что пора идти спать На это он ответил: "Ещё много работы остаётся сделать для Госиода, и я её ещё далеко не закончил". В ту ночь он почувствовал себя худо и через сутки перешёл домой к своему Господу.

Мои родители

Несмотря на то, что два главных труженика на ниве Божией В.А.Пашков и М.М.Корф, по распоряжению правительства, должны были покинуть родину и прервать свою работу, дело Божие продолжало расти и крепнуть. Вражда со стороны властей увеличивалась, притеснения продолжались и докатились до нашего дома.
Мой отец в 1881 году, вскоре после кончины Государя Императора Александра II, умер, по всей вероятности вследствие потрясения от этого покушения и страшной смерти любимого монарха. Мне в то время было всего шесть месяцев. Мать много раз рассказывала нам, как отец на смертном одре изо дня в день просветлялся. Он видел, что состояние его безнадёжно, сделал все необходимые распоряжения и обо всём подумал для того, чтобы облегчить, насколько возможно, нашей матери то тяжёлое положение, которое предстояло ей после его смерти. Также высказывал он желание, чтобы молодая воспитательница и учительница наших двух братьев, Наталия Владимировна Классовская, осталась навсегда при моей матери. "Она будет тебе хорошей и верной помощницей", - сказал он. Слова его действительно исполнились. До самой смерти моей матери она была верной поддержкой. Наша мать никогда иначе не представляла её гостям как "моя правая рука". Предав с верою жену и детей своих попечению Господнему, наш отец в мире перешёл в вечность. Моя мать говорила, что она проводила его до ворот неба, так прекрасен был его переход.
Итак, моя мать осталась одна с пятью детьми. После отъезда Василия Александровича Пашкова собрания, происходившие в его доме, были перенесены к нам на Большую Морскую 43. Вскоре после этого приехал к моей матери генерал-адъютант Государя с поручением передать ей, что Его Императорское Величество желает, чтобы собрания эти прекратились. Мать моя, всегда заботившаяся о спасении души ближнего, стала сначала говорить генералу о его душе и о необходимости примириться с Богом и подарила ему Евангелие. Потом в ответ на его поручение сказала: "Спросите у Его Императорского Величества, кого мне больше слушаться Бога или Государя?" На этот смелый вопрос не последовало никакого ответа. Собрания продолжались у нас как и раньше. Моей матери позже передали, будто Государь сказал: "Она вдова, оставьте её в покое". Несколько лет тому назад я слышала из верного источника о плане сослать и мою мать и Елизавету Ивановну Черткову, но, видимо, Александр III, не разделяя взглядов евангельских верующих, как богобоязненный человек, не хотел делать вреда вдовам. Таким образом в нашем доме собрания продолжались ещё много лет. В беззащитности и человеческой слабости этих двух вдов Господь проявил Свою силу, как говорит нам Слово Божие (2 Кор. 12:9): "Сила Моя совершается в немощи" или как ап. Павел говорит: "Когда я немощен, тогда силен".

Иностранные гости. Некоторые сотрудники

Посещение иностранных гостей было для нас большим благословением и радостью. Мы называли "братьями" и пасторов, и проповедников, и всякого истинного чада Божия. Ещё до высылки наших руководящих братьев приезжал в Петербург доктор Бедекер, посещавший и потом много раз Россию; посетил нас также и известный своею жизнью веры и молитвы Георг Мюллер из Бристоля, которого называли отцом сирот. Он провёл в Петербурге несколько недель. Эти братья своим служением помогли русским верующим продвинуться вперёд в жизнь веры, показывая им из Слова Божия необходимость не только спасения, но и освящения. Наших гостей часто удивляли детские вопросы русских верующих, но их радовали братские отношения, царившие между ними.
Георг Мюллер, как и большая часть иностранных братьев, гостили в нашем доме. Наш дом был построен итальянским архитектором и принадлежал прежде богатому владельцу копей на Урале. В доме было несколько больших зал с прекрасными паркетами наборного дерева, а потолки были разрисованы, как в итальянских дворцах. Этот дом предназначался для приёмов и балов, а соседний, принадлежавший Гагариным, а прежде тому же владельцу, - для жилья. Наши гости часто любовались нашим домом, и мать моя им всегда говорила, что "этот дом принадлежит Господу, а не мне, я только раба Христова и придверница и радуюсь, когда могу открыть дверь чаду Божьему".
В одной из больших петербургских газет появилась статья с описанием наших собраний в немного насмешливом тоне. Написано было приблизительно так: "В доме княгини Ливен происходят своеобразные собрания. Впереди стоит пожилой англичанин и горячо говорит о чём-то на английском языке, а около него стоит молодая барышня и переводит на русский язык. Перед ними на стульях сидит публика самая разнообразная: тут княгиня, а рядом с ней кучер, потом графиня, дворник, студент, прислуга, фабричный рабочий, барон, фабрикант, и все вперемешку. Все слушают со вниманием, а потом встают на колени, обернувшись лицом к стулу и молятся своими словами". Пусть собрание и показалось корреспонденту смешным, оно всё же было наилучшим доказательством единства Тела Христова: "Где нет ни еллина, ни иудея, обрезания или необрезания, но всё и во всём Христос" (Кол. 3:11). Что социальные и политические старания не могут достичь, то совершается просто и без усилий, когда Дух Господень вселяется в сердце человека.
Когда не было приезжих проповедников, собрания проходили с ещё большей простотой. Из образованных братьев почти никого не осталось. Граф Бобринский уехал в Тульскую губернию в своё имение и, хотя делал там много добра, в Петербурге больше почти не появлялся. Ивана Вениаминовича Каргеля пригласили быть проповедником в Финляндии. Когда он изредка приезжал, его слово всегда приносило большое благословение. Остальные братья не имели образования, и хотя они передавали нам истины Божии просто и благоговейно, точно придерживаясь Писания, всё же проповеди их часто оставались недостаточно понятными. Я помню случаи, когда какой-нибудь хороший брат, не сильный в грамоте, неправильно прочитывал стихи из Библии и на прочитанном стихе неправильно основывал свою речь. Но бывали и отрадные исключения.
Не забуду, как на воскресном утреннем собрании пожилой брат Пыпин, фабричный рабочий, вставал и, обращался к нам, выражал свою радость: "Дорогие братья и сестры, до 50 лет я не умел ни читать, ни писать, но когда я познал Господа, то научился читать, и теперь, слава моему Господу, я могу встать пред вами и прочитать вам чудные слова из Св. Писания". Прочитав несколько стихов, он затем передавал в коротких словах свою мысль, всегда ценную по содержанию, приносившую благословение слушающим.
Если не было образованных братьев, то было всё же не мало получивших образование сестёр. Иногда им случалось сказать слово в собрании, у них были возможности служения в разных частных группах. Некоторые из них усердно изучали Священное Писание, пользуясь пособиями на других языках, и это обогащало их понимание Библии. Одной из таких сестёр была Констанция Сергеевна Козлянинова. Она ежедневно проводила много часов над изучением Слова Божия, а потому была способна наставлять и других. Бывали известные вечера, когда она читала в кружке сестёр и, насколько я помню, на этот разбор Священного Писания приходили и некоторые братья. Мы, дети, также пользовались её познаниями. Помню, как она с нами проходила историю народа израильского в пустыне и объясняла пророческое значение скинии, собрания и жертвоприношений Ветхого Завета. Одна из сестёр Крузе приходила по вечерам к нам и в большой "горнице" собирала наших девушек и других женщин вокруг Слова Божия. У Веры Фёдоровны Гагариной также бывали по четвергам в укромной тихой комнате молитвенные собрания в небольшом кругу сестёр.
Александра Ивановна Пейкер работала в самых разнообразных общественных слоях. После закрытия журнала "Русский рабочий" она посвятила себя преимущественно деятельности среди молодых девушек из интеллигентных кругов. До сих пор случается встречаться с теми, кто с благодарностью вспоминает о часах, проведенных с А.И.Пейкер. Позже она часто помогала Павлу Николаевичу Николаи в его вечерних собраниях для студентов, объясняя им Слово Божие тепло, живо, ясно и оригинально. Павел Николаевич очень дорожил её сотрудничеством. В позднейшие годы она посвятила себя работе в больнице, основанной в Лесном графиней Верой Перовской под её непосредственным влиянием. Александра Ивановна всегда умела отыскивать калек и отчаявшихся людей, а также бедных и несчастных, которых она устраивала в эту больницу. Наши братья нередко обращались к Александре Ивановне за объяснением непонятных им мест в Слове Божием, что она делала с готовностью и благословением.
Хочу отметить один случай из духовной работы Александры Ивановны. Господь помог ей привести к Нему ослепшую Великую Княгиню Александру Иосифовну, мать Великого Князя Константина Константиновича. Александра Ивановна часто навещала в Мраморном Дворце Великую Княгиню, полную ропота на Бога за постигшую её слепоту. Великая Княгиня любила слушать пение Александры Ивановны, а потом стала охотно слушать чтение и объяснение Слова Божия, пока наконец, приняв Господа, она не познала мир и радость спасения.
Однажды, когда мать моя лежала в больнице, Александра Ивановна принесла ей в утешение от Великой Княгини карточку с написанным на ней стихом из Ефес. 2:14: "Он есть мир наш". Эти слова, написанные Александрой Ивановной, я всегда видела в Библии моей матери, они были ей поддержкой во всех её переживаниях.
Александра Ивановна Пашкова и её сестра Елизавета Черткова также дорожили дружбой и сотрудничеством Александры Ивановны Пейкер. Елизавета Ивановна Черткова купила дом на Среднем Проспекте на Васильевском Острове у самой Гавани и построила там отдельный флигель с большим залом для собраний. Несмотря на строгость того времени, правительство оставляло собрания в покое.

Верность преследуемых

Иностранцам трудно понять Россию! С одной стороны, евангельских верующих преследовало правительство, но одновременно продолжались собрания на Большой Морской, в доме Пашковых на Выборгской и в некоторых других частных домах, и никто нас не тревожил. В то же время мы слышали о братьях, которых ссылали на Кавказ, и знали от д-ра Бедекера, который их там навещал, об их тяжёлом положении. Мы знали о Сибири и о каторжанах, но нисколько не удивлялись той свободе, которой мы пользовались. В связи с этими воспоминаниями о ссыльных нужно рассказать и о графине Елене Ивановне Шуваловой, через ходатайство которой многие получили облегчение.
Граф Пётр Шувалов был начальником 4-го отделения, т.е. стоял во главе Главного Жандармского Управления. Жена его, Елена Ивановна Шувалова, обратилась через проповедь лорда Редстока; это была умная и оригинальная личность. Внешне она не имела вида отдалившегося от мира человека, но внутренне была определённо Христова. Она любила братьев и сестёр во Христе и не стыдилась проявлять эту любовь пред людьми мира сего. Наши строгие руководящие братья, однажды найдя нечто предосудительное в поведении сестры, графини Шуваловой, постановили не допустить её к участию в вечере Господней. Елена Ивановна приняла это запрещение с полным смирением, пришла на собрание и спокойно сидела, когда чашу пронесли мимо неё. После собрания она подошла к братьям и без малейшей обиды сказала им: "Хоть вы меня и не допустили участвовать с вами в вечере Господней, я всё же остаюсь вашей сестрой". По прошествии некоторого времени её снова приняли.
Кучер графини был верующим. Как это не кажется странным, собрания происходили в его комнате в подвальном этаже дома начальника Главного Жандармского Управления, хотя такие собрания правительством были запрещены.
"Сестра-графиня" пользовалась своим положением, чтобы помогать преследуемым братьям-штундистам. В нужных случаях, подобно царице Эсфири, она просила мужа пригласить одного из необходимых ей высокопоставленных лиц. Во время обеда она, найдя удобный случай, обращалась к нему с просьбой об одном или о нескольких ссыльных, об облегчении наказания или даже полном освобождении сосланных за веру братьев. И просьба её часто увенчивалась успехом. Без сомнения, эти высокопоставленные лица сами понимали, что арестанты, о которых Елена Ивановна ходатайствовала, не были преступниками.
Тут мне хочется передать то, что мне рассказал в Германии один уже немолодой брат во Христе, проповедник. Во время политических перемен в Польше он был арестован и послан на принудительные работы на какую-то фабрику. Его сосед по станку оказался бывшим русским губернатором. Заметив, что его товарищ - баптист говорит по-русски, он обратился к нему и сказал: "Я сейчас не понимаю, почему я в бытность свою губернатором должен был арестовывать таких людей как Вы: мирных, приличных, честных, ничем не угрожавших порядку". Так часто люди следуют духу времени, не давая себе отчёта, чей это дух и кому он служит и, к сожалению, слишком поздно понимают, что они наделали.
Гости графини Шуваловой настолько привыкли к её постоянным ходатайствам, что однажды один из таких важных лиц, сидевший рядом с нею за обедом, спросил с улыбкой: "Ну, что, графиня, сколько хотите от меня сегодня, одного или двух?"
Нам рассказали об одном интересном случае. В жаркий летний день по пыльной дороге тяжело шагала цепь арестантов, направляясь под конвоем в ссылку на Кавказ. Из столба пыли позади колонны вдруг появилась коляска с тройкой. Из остановившегося экипажа поднялся вице-губернатор той губернии, громко выкликая: "Алексеев, Савелий - здесь?" "Точно так. Ваше Превосходительство". "Давай его сюда". Недоумевающий арестант сел в коляску рядом с вице-губернатором, тот крикнул: "Пошёл" - и тройка умчалась от арестантов, продолжавших свой путь под палящим солнцем. Оказалось, что из Петербурга пришёл приказ губернатору Х-ой губернии отправить арестанта Алексеева на Кавказ не этапом, а частным путём. Партия ссыльных уже покинула губернский город, но, чтобы не нарушать распоряжения столичного начальства, ссыльного догнали и доставили на ближайшую железнодорожную станцию. Впоследствии выяснилось, что приказ был отдан по просьбе графини Шуваловой. Такой случай мог произойти только в нашей бывшей матушке-России!
Много лет пробыв на Кавказе, этот "преступник за веру" добывал себе пропитание, работая по аулам сапожником. Его верная жена с дочерью последовали за ним в ссылку добровольно. Оставленный в Петербурге сын воспитывался у Веры Фёдоровны Гагариной. Вернувшись наконец в Петербург, Савелий Алексеевич Алексеев был впоследствии избран пресвитером второй Евангельской общины, и пробыл на этом посту до самой смерти. И дочь его, и сын были верными чадами Божиими.
До 1905 года вся жизнь общин верующих христиан протекала под неусыпным правительственным надзором и подвергалась всевозможным ограничениям. Так, например, брак, заключённый в Евангельской общине, не признавался законным, а рассматривался как простая связь со всеми вытекающими отсюда последствиями. В то время гражданский брак ещё не был введён, и положение молодых было чрезвычайно неприятным, а в глазах мира просто постыдным. Они с мужеством и верностью переносили этот "позор".
Печатание новых сборников гимнов долгое время не разрешалось, число же духовных песен всё увеличивалось; находились верные друзья, которые брались писать их от руки в большом количестве экземпляров; пишущих машин тогда ещё не было. В продолжение многих лет мы пользовались рукописными песенниками и вполне привыкли к такому примитивному изданию. Число гимнов росло с каждым днём, часть из них были переводами с других языков, часть писалась русскими верующими. Одним из них был мой брат; к его гимнам моя сестра написала соответствующую мелодию. Все они впоследствии попали в печатные сборники. Позднее Иван Степанович Проханов, много потрудившийся на ниве Божией переводами и своими собственными произведениями, увеличил число этих гимнов. Потом все эти гимны слились в один сборник под названием "Гусли", однако наряду с этим продолжали издаваться и другие сборники. Один из наиболее распространённых гимнов, особенно любимый Иваном Степановичем Прохановым, "Радость, радость непрестанно..." перевела с немецкого моя старшая сестра, будучи ещё подростком.
Возвращаясь из заграничного путешествия, проездом в Берлине, мать наша пошла с нами в одно немецкое собрание, после окончания которого состоялась воскресная школа для детей. Там мы впервые услыхали песнь: "Радость, радость непрестанно", и моя сестра сразу же решила перевести её на русский язык для детей нашей петербургской воскресной школы. Наша воспитательница Наталия Владимировна Классовская уже давно начала эту школу. В одном только нашем доме было достаточно для неё питомцев. Времена были другие, и в нашем доме, считая нас и всех служащих с их семьями, жило около 50 душ. У дворецкого было семь детей, у одного из слуг двое, у дворника шестеро, у швейцара пятеро. В Гагаринском доме было пять детей, и, кроме того, приходили ещё со стороны, так что в общем набиралось до 30 детей. Мои две сестры и я участвовали в этой работе. Помню, когда мне было около 9 лет, я уже вела класс девочек.
Мне не всегда удавалось объяснить слушательницам свою мысль. Помню, готовясь ко дню Рождества, я учила их песни: "Вести ангельской внемли". Слово "Весть" им казалось непонятным. Я постаралась им привести пример и сказала: "Вот, если бы я вам сказала, что сейчас пройдут солдаты с музыкой (мимо нашего дома часто проходил военный оркестр и, подходя к памятнику Николаю I, недалеко от нас, начинал играть; дети со всей улицы при этом событии сбегались и следовали за оркестром), это было бы то, что называется вестью. Ну, а теперь скажите, что значит слово "весть"? Я получила дружный ответ: "Это значит, что солдаты проходят". Надеюсь, что впоследствии я умела лучше объяснить детям значение слов!
Моя вторая сестра руководила классом мальчиков. Они сидели перед нею на ступенях укромной, но светлой лестницы; так как классов было много, то они размещались, где и как могли. Среди её учеников был маленький белокурый мальчик Коля. Впоследствии он стал благословенным проповедником Николаем Ивановичем Пейсти. Работу свою на ниве Господней он начал, кажется, в Эстонии, в Финляндии, потом центральных губерниях России, затем в Маньчжурии, а оттуда в Соединённых Штатах Америки, где он руководил целой миссией, и там же несколько лет спустя, после второй мировой войны, отошёл к Господу. За несколько месяцев до смерти он навестил нас в Париже, где провёл ряд благословенных собраний. Во время этого приезда он навестил дочерей В.А.Пашкова, и я тоже имела радость быть при этой встрече и вспоминать былое.
Возвращаюсь снова на 50 лет назад! Проходили годы, с ростом движения появились новые работники на ниве Божией. Некоторые из них были из интеллигентных кругов, но и простые наши братья росли в вере и познании Господа и Слова Божия, и могли уже самостоятельно руководить духовной работой. Такими были Александр Иванович Иванов и Николай Иванович Долгополов, оба - пресвитера. Они усердно и верно "блюли стадо", порученное им Господом. Очень любили мы, когда на воскресном утреннем собрании появлялся Павел Николаевич Николаи. Его слово всегда было коротким, ясным, содержательным и оставляло глубокий след в сердце и в памяти. Его друг, Александр Михайлович Максимовский, служивший при Государственном Совете, тоже иногда служил словом на этих собраниях. Своею жизнью, посещениями отдельных лиц и духовными беседами с ними он являлся ценным свидетелем Господним.
Когда в эти годы Иван Вениаминович Каргель вернулся из Финляндии, он с женою и четырьмя дочерями поселился у нас в доме, в нижнем этаже. Хотя он и поселился в Петербурге, всё же чрезвычайно часто отсутствовал. Не раз он сопровождал пожилого брата д-ра Бедекера на его путешествиях до самой Сибири.
Д-р Бедекер посещал тюрьмы как в Европейской, так и в Азиатской России, доезжал даже до Сахалина. Он раздавал Евангелия, Новые Заветы и брошюры, дозволенные цензурой, говорил заключённым о любви Божией, о грехе, о покаянии и прощении. Брат Каргель переводил его английские речи на русский язык.
Д-р Бедекер умел подходить к властям и обретать доверие правительства. Ему, как ни странно, не ставили никаких препятствий. Я думаю, что это частью объясняется его мудрым поведением. Он не собирал денег и воздерживался за границей от рассказов о том, что он видел во время своих путешествий. Средствами на поездки д-ра Бедекера щедро давались нашими верующими, из которых некоторые были довольно состоятельными. Божья рука была над верным Его служителем, и Бог благословлял его. Ребёнком я не раз, когда у нас по утрам читалось Слово Божие, сиживала у него на коленях и всматривалась в его длинную, всегда чистую бороду, в которой пряталась тонкая нитка его пенсне. Он дарил нам, детям, картинки со словами из Библии, и мы любили их получать. Его любимые слова, которые он часто произносил по-русски, были: "Бог есть любовь". Ими он почти всегда приветствовал собрание.
Когда Иван Вениаминович Каргель возвращался с таких путешествий, многие приходили его слушать, и эти собрания были переполнены. Но были и небольшие вечерние собрания, на которых он наставлял братьев, а иногда совещался с ними. Помимо этого, Иван Вениаминович во время своих наездов в Петербург принимал участие в деловой работе общины, помогая братьям своим советом и опытом.

Наши братья по вере

В этом отрывке мне хочется поделиться воспоминаниями о некоторых тогдашних братьях. В собраниях на Выборгской одно время выступал молодой брат, баптист, отбывавший воинскую повинность в Петербурге. Его свидетельство о Христе было ясно и убедительно; при этом он был одарён прекрасным голосом. Молодёжь льнула к нему, и многим он помог найти путь спасения; все любили его и жалели, когда он уехал к себе на родину в Саратовскую губернию. Лишь через много лет мне снова пришлось встретиться с этим милым братом С. По его похудевшему лицу и усталому виду было заметно, что он много перенёс, но слово, которое он нам сказал, было полно бодрости. Он взял стих из 2 Кор. 4:1: "Итак, имея по милости Божией такое служение, мы не унываем", причём особенно подчеркнул слово "такое". Он стал доказывать, что служение словом и свидетельство славно и прекрасно, что в этом служении нет места ни унынию, ни утомлению. Наоборот, должно всегда радоваться возможности участия в нём. Эти слова навсегда запечатлелись в моём сердце.
Наш старший дворник Иван Ильич Р. был милейший и очень ценный человек. Мы по утрам в 8:30 собирались всей семьёй и с домашними на молитву. Из служащих приходили, кто мог и кого влекло сердце. Каждый день прочитывалась одна глава из Библии, причём каждый в свою очередь прочитывал всю главу или, бывало, и часть тех, после чего следовала свободная беседа. У Ивана Ильича почти всегда было что сказать и большей частью из пережитого. Магазин, в котором продавались работы бедных женщин, находился, как я упоминала выше, в нашем доме. Однажды Иван Ильич рассказал, как он накануне беседовал с лакеем одной придворной дамы, приехавшей покупать бельё и детскую одежду для какой-то благотворительной цели. Лакей этот спросил его, принадлежит ли этот дом пашковцам. "Нет, - ответил наш дворник, - он принадлежит её Светлости Княгине Ливен". - "Да, но ведь она пашковка?" - "Нет, - снова возразил Р., - я знаю только, что она христианка, а больше ничего". - "Что же это значит, - спросил лакей, - ведь мы все христиане". Тут наступила возможность сказать ему об Иисусе Христе по Евангелию. В конце концов Иван Ильич поставил вопрос своему собеседнику: знает ли он, называя себя христианином, что значит быть таковым? Живёт ли он по Евангелию, имеет ли покой и радость в сердце и, прежде всего, верит ли он словам Иисуса Христа, сказавшего, что "Бог так возлюбил мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную?". Лакей в ливрее стоял и слушал, пока наконец из глаз его не покатились слёзы. Он с благодарностью принял Новый Завет, предложенный ему дворником-миссионером, и сел на козлы придворного экипажа. Возможно, что и придворная дама в свою очередь слышала от наших милых продавщиц слова о Господе и о спасении грешников и задумалась над ними.
В другой раз Иван Ильич рассказал нам о своём разговоре с супругой генерал-адъютанта Р., к которой мать моя послала его с поручением. И эта высокопоставленная дама также была растрогана до слёз свидетельством верующего дворника. Мне помнится, как этот бесхитростный свидетель начинал свои повествования: "Господь позволил мне вчера чудно о Нём свидетельствовать". И это слово "чудно" выражало не сомнение или гордость, а просто радость от Богом данной возможности Ему послужить.
Когда после многих лет дом наш был продан Итальянскому Посольству, Иван Ильич остался там, поступив на службу к итальянцам. Интересно было слышать, как он. вздыхая, сетовал на безнравственность молодых дипломатов: "Ох, уж эта мне дипломатия!" - говорил он, отмахиваясь рукой, как бы от наваждения.
Когда тогдашний первый итальянский посланник, замененный другим, собрался уехать к себе в Италию, старшему дворнику, к которому они питали большое доверие, были поручены отправка багажа и всякие расчёты, связанные с этим, и потому он оказался на вокзале при проводах своего хозяина (у него был титул герцога). Войдя в вагон попрощаться, Иван Ильич не мог воздержаться, чтобы не сказать уезжавшему посланнику несколько слов из Евангелия. Каким образом происходил этот разговор, для меня загадка, так как брат Р. знал только несколько слов по-итальянски и по-французски, а посланник едва ли понимал по-русски. Несмотря на это у них завязалась настолько горячая беседа на самую возвышенную духовную тему, что ни посланник, ни старший дворник не заметили, как поезд тронулся, и наш Иван Ильич в международном вагоне понёсся по направлению в Италию! Не знаю, на какой станции ему удалось сойти с поезда, но хочется надеяться, что итальянский посланник повёз с собою хоть какое-нибудь зёрнышко с небесной пажити!

Страдальцы за веру

Случай, о котором будет речь, взят из книги "От края до края земли", написанной И.В.Каргелем, сопровождавшим д-ра Бедекера в одном из его путешествий по Сибири. Он имел место в Красноярске Енисейской губернии.
За несколько лет до этого путешествия, так начинает свой рассказ И.В.Каргель, Кирпичников, служащий в Нижегородском имении Василия Александровича Пашкова, арестованный за веру был сослан в Минусинск Енисейской губернии. Он поддерживал оживлённую переписку с петербургскими верующими. И Василий Александрович Пашков получил о нём в Париже неожиданно отрадные сведения. В Париж приехал один еврей, который на одном собрании свидетельствовал о своём уверовании во Христа как своего Спасителя. Слушавшие это свидетельство поняли, что перед ними действительно чадо Божие. На вопрос, где он уверовал, последовал следующий рассказ: я совершил путешествие с востока до запада Сибири. В одном месте вблизи тракта (большой дороги) отдыхала партия арестантов. Мне никогда не приходилось видеть в пути ссылаемых этапом. Они отдыхали и имели некоторую свободу. Отдельно от других вокруг одного арестанта сидела небольшая группа ссыльных. Моё приближение не помешало ему продолжать свою речь. Он рассказывал о том, как Слово Божие проникло в его сердце, и открыло ему глаза на его греховное и погибшее состояние, и не давало ему покоя ни днём, ни ночью. Это заставило его обратиться к Господу с горячей молитвой о помиловании и прощении. Господь услышал его молитву, простил его, как некогда Давида, и он теперь не может молчать, но свидетельствует другим об этой благодати, и из-за этого свидетельства его сослали в Сибирь. Несмотря на это, он продолжал быть счастливым, так как во Христе он получил всё".
"Я слушал, - рассказывал еврей, - смотрел на этого человека, и каждое его слово производило на меня впечатление, что он говорит правду. Глаза его излучали счастье и радость. Человек в цепях, сосланный в дикую местность был радостен и смотрел безбоязненно в будущее. Для меня стало ясным, что это мог совершить только один Бог. Это сознание заставило меня задуматься о моей жизни и увидеть её греховность. Я стал молиться Богу о прощении, и мне открылся Христос как мой Спаситель, взявший на Себя мои грехи, и я получил мир с Богом". Василий Александрович разговорился с ним и узнал, что арестант, о котором он рассказывал был брат Кирпичников. Меня же В.А.Пашков просил, если я в сопровождении брата Бедекера попаду в Красноярск, непременно найти брата Кирпичникова, точно узнать обо всех обстоятельствах его жизни в ссылке и сообщить ему о духовном состоянии брата и всей его семьи. Так как семья Кирпичникова была одинокой и не имела общения с верующими, то моё посещение могло бы им послужить благословением и укрепить их веру.
Д-р Бедекер желал и сам принять в этом участие, но когда мы приехали в Красноярск и увидали, что Давидсон (представитель Библейского Общества) с книгами ещё не прибыл, а пароход в Минусинск отходил в среду, то д-р Бедекер решился остаться и дождаться Давидсона, а за время моего отсутствия навестить несколько мест заключения. Всё, казалось, складывалось хорошо. Пароход должен был пробыть в Минусинске сутки - достаточно, чтобы навестить ссыльного брата хоть на несколько часов. Кроме того, он мог бы со мной ещё проехаться на пароходе до Красноярска.
Тут брат Каргель описывает красоту поездки по могучему Енисею и пишет дальше: Доселе всё шло соответственно нашим планам, но наш пароход прибыл в Минусинск с опозданием на 13 часов. Я не поверил своим ушам, когда мне сообщили, что он, несмотря на своё опоздание, отойдёт рано утром по расписанию.
Мне, таким образом, оставалось всего 11 часов времени, причём день уже склонялся к вечеру.
Имевшийся при мне адрес Кирпичникова был таков: "Средняя Сушь близ Минусинска". На мой вопрос, как далеко до этого села, я получил ответ: "Около 50 вёрст". Дальше я узнал, что туда не шла почтовая дорога и что я туда смогу попасть только на местной подводе. Было ясно, что с этим пароходом мне не удастся вернуться обратно в Красноярск. Я временно оставил этот вопрос и занялся моей задачей. Скоро я нашёл возницу с парой хороших лошадей, который согласился меня свезти в Среднюю Сушь.
Тут в книге опять следует интересное описание этой поездки и разговора с 19-летним возницей Григорием. С большим терпением Иван Вениаминович навёл его на духовные вопросы. Поначалу равнодушный, этот ничего не знающий молодой человек понемногу заинтересовался, потом вдруг надолго замолчал, а потом впал в сильную душевную тревогу, пока наконец ему не стало ясным, что его внутреннее беспокойство не что иное как стук Самого Спасителя в его сердце. Когда брат Каргель ему это подтвердил, то он внезапно восторженно воскликнул: "Да, да, это Господь Иисус!"
Около трёх часов утра, - рассказывает дальше Иван Вениаминович, - увидали мы вдалеке Среднюю Сушь. Через час мы подъехали к большому селу, но ни души не было видно, и некого было спросить о брате Кирпичникове. Лошади медленно шагали, пока мы наконец не добрались до главной улицы села. Тут мы увидели пожилого крестьянина, переходившего дорогу. На мой вопрос, где здесь живёт некий Кирпичников с семьёй, он сказал, что, насколько ему известно, тут человека с таким именем нет. Я ему рассказал печальную историю Кирпичникова и как он за свою веру был сослан сюда. Все письма адресовывались ему в Минусинск, Средняя Сушь, он их всегда получал и отвечал на них, так что он должен был жить здесь.
Старик стоял и думал. И вдруг словно луч света блеснул в его глазах. "Это, может быть, - сказал он, - тот, который хотел тут учить детей? И наш сельский сход выбрал его, да батюшка воспрепятствовал и принял все меры, чтобы удалить его. Фамилии его я не знаю, мы все его называли по имени отечеству". Как я был счастлив, несмотря на всё тяжёлое, о чём рассказывал старик, всё же тут были следы того брата, которого я искал.
"Будь добр, - сказал я, - скажи мне, где же этот человек, которого батюшка так ненавидит, в селе ли он ещё?" - "Нет, - ответил старик, - ему здесь после того не было житья, и он переехал в Верхнюю Сушь, там тунгузы, и я слышал, будто его там выбрали учителем". - "Сколько же отсюда до Верхней Суши?" - спросил я. "От нас дотуда 40 верст" - ответил старик.
Тут я немного сокращаю описание, только упоминаю, что Иван Вениаминович решился всё же продолжать поездку, но хотел, согласно обещанию, отправить Григория обратно в Минусинск к отцу. Тут случилось невероятное, чего брат Каргель никогда не мог забыть. Юноша взглянул на него с глубокой печалью и сказал: "Барин, вы не можете от меня уйти, и я не могу вас оставить!" Когда мне не удалось найти никого, кто согласился бы доставить меня в Верхнюю Сушь, желание Григория сопровождать меня исполнилось. Когда лошади отдохнули, он поехал дальше со мною, своим новым другом и наставником. Но ещё примечательнее было то, что старый крестьянин, с которым они беседовали и который их пригласил к себе, пока лошади отдыхали, слушая разговор этих двух свидетелей Божиих, был сильно потрясён. Он был эстонец, слышал в юности Слово Божие, знал, что есть зло и добро, но не последовал добру. Тронутый до слёз, он исповедал всё пред Богом и людьми, и когда ему ясно пред глазами представилась спасительная рука Искупителя, он ухватился за неё и отдал Ему своё сердце. Он молился на своём родном языке, просил Господа о милости, о прощении всех его грехов и получил прощение и мир в тот же час. Спустя 4 часа они пустились в путь и в 5 часов дня добрались до Верхней Суши.
У Григория оказались там друзья. Он остановил лошадей перед их домом, чтобы я мог справиться, где живёт Кирпичников. Милые люди, тунгузы, оживились, когда я назвал его имя. Не было конца похвалам брату Кирпичникову. Но кто может представить моё разочарование, когда мне сказали, что его тут больше нет и он живёт в Минусинске. "Господи, - звучало во мне, - зачем нужно было мне напрасно ехать эти 90 верст и теперь обратно столько же, когда я мог бы повидать брата в вечер моего приезда в Минусинск?" - "Мои мысли - не ваши мысли, ни ваши пути - пути Мои", - услышал я в сердце своём ответ Господа на свой вопрос. "Но как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших" (Ис. 55:8-9). Теперь я понял, что вся моя поездка до самого Алтая была послана для спасения этих душ. Как неисповедимы пути Господни! Мы простились с Григорием, и я другим путём отправился в Минусинск.
Я приехал в Минусинск в субботу 5 июля около 10 часов утра, - продолжает свой рассказ И.В.Каргель. - Мой новый возница знал квартиру Кирпичникова и повёз меня прямо к нему. К сожалению, я застал дома только его жену с тремя детьми, он сам был в ста верстах от города. Хотя мы никогда друг друга не видали, моё посещение доставило сестре огромную радость. Оторванные внезапно четыре года тому назад от родного гнезда, они не имели с тех пор общения с верующими. Жизнь их проходила в тяжёлых условиях. Местные власти чинили им препятствия, не давали возможности получить работу, и они бедствовали, справляясь с нуждой лишь благодаря поддержке Василия Александровича Пашкова. Сестра Кирпичникова очень была огорчена, что муж её оказался в отъезде и не мог повидаться со мной; предпринять же новую поездку мне никак нельзя было. Я только смог передать ей слова утешения и ободрения от Василия Александровича и от себя, а прежде всего от Самого Господа, а через неё и брату в его тяжёлых испытаниях.
Вся в слезах, жена брата Кирпичникова рассказывала мне, как пересылали его в кандалах вместе с уголовными преступниками из тюрьмы в тюрьму и как он прошёл пешком весь путь от Томска до Минусинска. Большим утешением для брата были любовь и уважение ссыльных. Путь сестры с тремя малыми детьми, большей частью на свой счёт, был также полон трудностей. В Средней Суши их притесняли, и они вынуждены были переселиться в Верхнюю Сушь. Там он, правда, получил место учителя, но жалование было настолько мало, что прожить на него было невозможно. Летом же, когда школа закрывалась, брат ничего не получал. Брат Кирпичников был хорошим столяром и, надеясь найти работу в городе, обратился с соответствующей просьбой к начальнику Минусинского Округа. Тот расспросил о его вере и отнёсся к нему очень благожелательно. Он очень жалел, что по закону не может дать ему разрешения на право жительства в городе и предложил ему сделать это на свою личную ответственность, чтобы высшие власти не заметили его переселения. "На таких условиях мы тут и живём, - продолжала сестра, - чтобы не привлекать на себя внимания, нам пришлось сохранить наш прежний адрес. Письма в Среднюю Сушь на наше имя передаются нам сюда". Таким образом я наконец узнал причину моих на первый взгляд ненужных странствований.
Подобные случаи, вероятно имели место в жизни многих верующих, но в Петербурге мало знали о том, что творилось в провинции. К тому же я в то время была ещё слишком мала, чтобы разбираться в том, что совершалось. Позже, однако, когда мы стали подрастать, строгости уменьшились.
Мы всегда с большим интересом слушали "дедушку Бедекера", а также и Ивана Вениаминовича Каргеля, когда они рассказывали о своих переживаниях и встречах с ссыльными на Кавказе или в Сибири. Эти ссыльные несомненно были "солью земли и светом мира" на нашей родине.

Сестры во Христе

Когда мы были ещё детьми, к нам поступила на службу молодая девушка Аннушка. Она оставалась у нас много лет, у нас же и вышла замуж. Аннушка была сиротой и прошла через тяжёлое детство. Она отдалась Господу ещё совсем молодой и работала в белошвейной, откуда к нам и поступила. Она рассказывала, как работницы из мастерской по вечерам собирались со своими друзьями на спиритические сеансы. Недавно уверовавшая Аннушка ещё не имела представления о том, что такое спиритизм, но её чуткая христианская душа чувствовала, что здесь происходит что-то неладное, не Божье. Уступая уговорам подруг по мастерской, она иногда бывала на их собраниях. Входя в помещение, она всегда молила Господа оградить её, и случалось, что как только она переступала порог их двери, все спиритические явления прекращались, и все старания участников возобновить их оставались тщетными. Нашей Аннушке стало ясно, что ей там не место, да и всем остальным участникам её присутствие стало нежелательным. С тех пор она навсегда порвала с ними и была глубоко убеждена, что тому, кто хочет следовать за Христом, не по пути со спиритами.
Аннушка хорошо знала Слово Божие, имела чрезвычайно ясные взгляды и понимание божественных истин. Люблю вспоминать, как по воскресеньям утром, когда мы оставались в постелях на полчаса позже обыкновенного (это бывало летом в деревне), она, бывало, встанет у ног постели одной из нас и начнёт рассказывать что-нибудь из Библии. Особенно вспоминается мне, как она говорила о Давиде и всех его переживаниях. И хотя мы знали все эти библейские рассказы, она так живо и интересно умела передавать их, что мы с удовольствием слушали и с нетерпением ожидали продолжения в будущее воскресенье. Она первая, после того как я отдалась Господу, увидела во мне перемену и обратила моё внимание на то, что происшедшее во мне есть следствие Духа Божия. Аннушка была соработницей Господней; она в своём скромном призвании с верностью исполняла порученное ей Богом.
Вспоминается мне и другая сестра, старушка Аграфена. Она была старшей прачкой в Гагаринском доме, имела несколько помощниц и командовала в своей прачичной, как царица. Я в жизни не видала, чтобы утюг так быстро носился как у ней, и всякое, даже тончайшее бельё, выходило из её рук в таком белоснежном, прекрасно выутюжином виде, что превзойти её, казалось, было невозможно. Она родилась ещё во время крепостного права и кое-что рассказывала из того времени. Не знаю, в Петербурге ли или в каком-либо другом месте она впервые получила Новый Завет. Читая его, она постигла истину о благодати Господа Иисуса Христа к грешнику, и приняла её по вере и для себя. Она немедленно стала говорить другим о радости спасения. С воодушевлением и мужеством ходила она к своим односельчанам и призывала их ко Христу. Вскоре она привлекла на себя внимание местного духовенства и несколько раз сидела в тюрьме за исповедание своей веры. Через её свидетельство многие той местности стали искренними верующими.
До сих пор вижу её перед собой, за столом с платком на голове, читающей большую Библию. Её старомодные очки поднимались и опускались вместе с морщинами на лбу от усилия, когда она по складам читала вслух стих за стихом. Иногда она прибавляла какое-нибудь своё замечание по поводу прочитанного, обыкновенно правильное и содержательное.
Летом в белом ситцевом платье в чёрный горошек и белоснежном переднике она, казалось, сама только что вышла из-под утюга. Зимой она ходила в чёрном платье, неизменный передник был всё так же на ней, такой же белоснежный и накрахмаленный. Но на собрания она приходила всегда только в чёрном. Летом обычно весь дом, где служила сестра Аграфена со всеми чадами и домочадцами, уезжал в имение Веры Фёдоровной Гагариной. Там Аграфена по воскресеньям посещала жителей села, и все знали её как бабушку, зовущую всех ко Христу. "Голубушки мои милые" или "золотые мои", так она говорила, обращаясь к нам, и от души радовалась, заметив, что мы, три сестры, стали действительно верующими.
Шли годы, мой старший брат поступил на военную службу вольноопределяющимся в Кавалергардский полк. Мальчиком он отдался Христу, но студенческие годы принесли в его душу сомнения, и он до некоторой степени отошёл от Господа. Однажды, будучи на военной службе, выходя как-то из нашего Петербургского дома на Морской, он встретил у подъезда Аграфену Фёдоровну, старенькую, в чёрном пальто и чёрном шерстяном платке. Она по старому русскому обычаю глубоко поклонилась ему, он по присущей ему приветливости мило ответил ей, и она обратилась к нему: "Милый мой, дорогой, Ваша Светлость, в мире ли Вы с Богом?" - "Нет, милая бабушка, нет", - был ответ. "Ну, помоги Вам Господь и благослови Вас, дорогой мой, Ваша Светлость, Анатолий Павлович!" - последовал такой же поклон, и на этом они расстались. Этот случай говорит, как безбоязненны и верны были эти бесхитростные в своей вере чада Божии. Ни место, ни классовые различия не являлись им препятствием для главной задачи их жизни - приводить души к Христу. При этом воспоминании меня радует искренность моего брата, но ещё более радует меня, что он в последние годы своей жизни вернулся к "Начальнику и Совершителю веры, Иисусу Христу".
Хочу забежать вперёд на несколько лет и рассказать о нашей Аграфене Фёдоровне. Было это уже в 30-ых годах этого столетия. Тётя моя, княгиня Гагарина, уже была у Господа; дома, имения и всё прочее были национализированы. Мы, оставшиеся, жили очень скромно, и весь уклад жизни переменился. Вдруг прошёл слух, что приехала бабушка Аграфена Фёдоровна. Мы не верили своим ушам, так как знали, что много лет тому назад она уехала на жительство в своё родное село Калужской губернии, и не знали, жива ли она или нет. И вот, действительно, видим мы ту же Аграфену Фёдоровну в таком же ситцевом платье и белоснежном переднике как и прежде, шагающую с палочкой по дороге нашего села, как будто в мире ничего не переменилось. Все радовались видеть бабушку, и мы решили общими силами устроить в честь её праздник, "вечерю любви".
Собравшись вокруг накрытого стола, мы слушали её интересные повествования о её домашней жизни и о её путешествии к нам. Последнее заняло от 8 до 10 часов, включая сюда и путь, пройденный пешком, и проезд по железной дороге. Самое при этом замечательное было то, что у неё в кармане не было ни копейки денег; но ни это обстоятельство, ни преклонный возраст (ей в то время было больше 75 лет) не помешало ей предпринять это путешествие. Ей хотелось услышать, как нам живётся и как мы пережили пронесшиеся над нами бури. Недолго думая, она пустилась в путь, положившись всецело на помощь всесильной руки Господней. Дойдя до железнодоржной станции, она увидела целую группу солдат, ожидавших поезд. Она сразу же стала им говорить о Спасителе. Её свидетельство было встречено насмешками, но потом они стали дружелюбнее, и, когда поезд подошёл к станции, где бабушке нужно было пересесть на поезд другого направления, солдатики помогли ей вылезти и затем поручили её начальнику станции, прося его посадить её в нужный поезд и разрешить проехать бесплатно до места назначения.
Так Аграфенушка доехала до нас без всяких затруднений. Её свидетельство о Божьей помощи и об Его заботе послужили многим ободрением и примером. Праздник закончился благодарственной молитвой и песнями радости и хвалы. Аграфена Фёдоровна намеревалась вернуться таким же образом, как и приехала, но нам было ясно, что теперь Бог через нас поможет ей. Навестив всех, кого хотела, бабушка отправилась домой.
Проводить бабушку на железнодорожную станцию пришла почти вся наша местная община верующих, пришли её прежние друзья и сослуживцы. Бабушку Аграфену Фёдоровну мы проводили с большим почётом, пожелав ей Божьего благословения, сознавая, что видим её в последний раз на этой земле.

Иван Степанович Проханов и община

Такие братья и сестры были "Божьей нивой и Божьим строением", как выражается ап. Павел (1 Кор. 3:9). Одним из видных таких соработников был Иван Степанович Проханов, чьё имя тесно связано с русским евангельским движением. Он появился в Петербурге в 1893 и 1895 годах. Я впервые увидела его в нашем доме, когда он ещё был студентом Петербургского Технологического Института. Иван Степанович уже тогда был верующим. Мне помнится, что он тогда приехал из Америки и казался мне 13-летней девочке, окружённым каким-то особым ореолом великих знаний. Он редко бывал у нас, его деятельность протекала в другой части города среди братьев, которые собирались в небольших частных помещениях. Иван Степанович происходил из молоканской семьи, жившей на Кавказе, и, уверовав, принял крещение по вере и вошёл в баптистскую общину.
Может быть некоторые незнакомы с тем, что из себя представляют молокане. Это одна из ветвей евангельского вероисповедания. Они уже давно отделились от православной церкви. Их члены клали в основу своей жизни Священное Писание и вели примерную жизнь, но со временем застыли в своих богословских пониманиях. Они держались вдали от инаковерующих и на всех других смотрели как на недоверов. Они могли далеко за полночь, а то и до восхода солнца, спорить о каком-нибудь библейском слове или понятии. Роста же духовного, в следствии недостатка соответствующего духовного питания, они не имели и потому целыми группами переходили в церковь баптистов.
Однажды один молодой брат евангелист был послан для служения в общине, находившейся в другом городе, недалеко от которого была группа молокан. Движимый братским чувством, брат М. пошёл к руководящему молоканской общины, чтобы ему представиться. Встреча была своеобразна, и я хочу вкратце её описать.
Несколько пожилых мужчин в длинных чёрных кафтанах и с длинными бородами, со строгим выражением лица, вышли навстречу молодому брату, но никто с ним не поздоровался, пока не появился староста общины, по виду старше всех, и поклонился. Вслед за ним поклонились и все другие, но никто брату не подал руки. Когда все вошли в помещение и сели, то они указали и брату М. место. После того начался настоящий духовный "допрос". По милости Божией наш молодой брат без смущения и без стеснения ответил на все вопросы. Серьёзные мужи, как видно, не нашли ничего предосудительного в его исповедании веры, но в заключение староста, обратившись к нему сказал: "Ты как будто неплохой молодой человек и хорошо знаком со Священным Писанием, но всё же ты волк в овечьей шкуре". Этим кончилось их знакомство, и, насколько я помню, его отпустили без рукопожатия.
Наш милый брат М., которого я хорошо знала, рассказал нам всё это с доброй улыбкой. Он исполнил свой долг и обогатился новым жизненным опытом.
Ещё несколько слов о молоканах. Они в своих собраниях поют исключительно псалмы или читают нараспев целые страницы из посланий св. апостолов. Я на их собраниях не бывала, но говорят, что это пение производит глубокое впечатление богодухновенностью слов и проникновенностью веры поющих. Слово Божие знали они хорошо, отличались честностью и нравственностью, так что их в то время в России ценили и часто ставили на ответственные места.
Брат Проханов был исключительно одарённый организатор. Он сумел ещё до указа о свободе совести добиться разрешения напечатать новые сборники гимнов и издавать журнал "Христианин". Он с большой лёгкостью переводил духовные песни из других языков на русский и сам написал немало стихотворений как для журнала, так и для пения. Некоторые из них были хороши как по форме, так и по содержанию, как например: "О образ совершенный, пример мой вечный Ты..."
До тех пор верующими руководили простые малообразованные братья. Они строго наблюдали за жизнью общины, добросовестно и серьёзно относились к своему ответственному служению. Ни питьё вина, ни курение не допускались. Это было одним из условий вступления в церковь; требовалось также удалить из дома иконы. Сестрам предписывали скромно одеваться и не носить украшений. Нужно признаться, что, как бывает в каждом религиозном движении, новообращённые в стремлении выразить свою первую любовь подчас переходили границу благоразумия. Увидев в свете Слова Божия некоторые неправильности, попускаемые господствующей церковью в исповедании веры, они стали огулом отвергать всё и считать всё лжеучением. Не удивительно, что такие действия новообращённых возмущали местное население, и к властям начали поступать жалобы на них как на "еретиков". Однако, нужно быть снисходительным к этим простодушным "детям". Они, читая Слово Божие, восприняли, что "Бог есть дух", и что поклоняющиеся Ему должны поклоняться Ему в духе и истине" (Иоан. 4:24). Поклонение изображениям противоречило Слову Божию, и потому оно становилось для них греховным. В силу таких убеждений они, естественно, не могли допускать им хранения икон у себя. Строго говоря, их взгляды по этому вопросу были правильны, но им не хватало мудрости при проведении их в жизнь.
Вышеприведенные явления происходили преимущественно в деревнях. В Петербурге община была просвещеннее и вела себя разумнее.
С благодарностью Господу вспоминаю, что в первые годы евангельского движения классовые различия не отражались на личных отношениях между верующими. Духовное пробуждение в Петербурге началось с высших кругов, и Слово Божие, главным образом, проповедовалось в аристократических домах. Руководители движения были людьми образованными и культурными, но новообращённые не чувствовали этой разницы, ибо к ним относились с искренностью и братской любовью.
Когда же правительство обрушилось на первых руководителей движения и отправило их в ссылку, на смену им пришли люди не слишком подготовленные к этому ответственному труду.
Состоятельные люди, в том числе и верующие, в то время обычно проводили лето в своих деревенских имениях. Дома на это время закрывались и собрания прекращались. Вот ещё один пример опасности богатства для верующего! Правда, отдыхавшие в деревне не переставали и там работать для Господа и призывать ко Христу, но работа эта была непостоянной, ограниченной во времени. Простые же братья, напротив, работали круглый год, и в конце концов руководство общинной жизнью - выбор братского совета, приём новых членов, отлучение отпавших - полностью перешло в их руки.
В первые годы, подлинным влиянием живших тогда в Петербурге В.А.Пашкова, гр. Корфа и гр. Бобринского, среди верующих царила большая свобода взглядов, в том числе и по вопросу о вступлении в церковь. Некоторые считали, что для принятия в церковь необходимо крещение по вере, как о том говорит Слово Божие: "Кто будет веровать и креститься, спасён будет" (Марк. 16:16); другие же были того мнения, что крещённому в детстве, нужна только вера и духовное возрождение, и это различие воззрений не служило помехой их взаимному общению. Главное внимание обращалось на то, чтобы принимаемый искренно веровал в Иисуса Христа как в своего личного Спасителя и имел в себе свидетельство, что он действительно родился свыше. Если эти два требования оправдывались, то испытуемый принимался в общину и допускался к Вечере Господней.
С течением времени однако начала появляться некоторая разница. Иван Вениаминович Каргель и все посещавшие собрания в нашем доме держались последнего свободного направления, братья же, участвовавшие в других собраниях, держались первого, более строгого направления. К ним присоединился и брат Иван Степанович Проханов.

1905-ый год

В апреле месяце 1905 года Государь Николай II подписал указ о свободе совести, и евангельская работа получила законное признание. В рядах верующих евангельского течения во всей России царила неописуемая радость.
Я помню, как в апреле 1905 года, в утро светлого Христового Воскресения в доме номер 43 на Большой Морской в нашем Красном зале пред многолюдным собранием моя мать с сияющим лицом сказала, что имеет передать всем братьям и сестрам великую радость. Громко и отчётливо брат Одинцов прочитал царский указ, излагавший подробности даруемой нам свободы веровать, как каждому позволяет его совесть. Собрание пало на колени, и со слезами радости, каждый, кто как умел, благодарил Господа за этот неоценимый подарок.
С этого времени проповедь Евангелия получила полную свободу. Разрешены были и браки между верующими, которые совершались пресвитером евангельской общины. Такой брак теперь считался правительством законным со всеми вытекающими отсюда последствиями. Общины должны были выработать устав и указать своё наименование, после чего им давалось право существовать и организовываться. Таким названием евангельского течения стало "Союз Евангельских Христиан".
Иван Степанович Проханов обладал необыкновенными организаторскими способностями. Он выработал и объединил устав, в котором изложил сущность евангельского вероисповедания. Все разбросанные по стране общины объединились в один Всероссийский Союз Евангельских Христиан. В каждой губернии существовал братский совет с пресвитером во главе или просто руководящим братом, который находился в губернском городе. Этот совет наблюдал за общинами, разбросанными по деревням данной губернии, и руководил их работой. И.С.Проханов издавал журнал "Христианин", который получил широкое распространение среди членов Союза и способствовал их объединению.
Наша мать по целому ряду обстоятельств всё меньше оставалась в Петербурге и всё больше проживала с нами в деревне. Руководство собраниями в нашем доме перешло целиком в руки Ивана Вениаминовича Каргеля.
Понемногу стало выясняться, что община, руководимая им, несколько отличалась от общины Ивана Степановича Проханова. Брат Каргель стремился главным образом углубить верующих в познании Господа и Его Слова, а брат Проханов призывал своих членов к деятельному участию в общинной жизни: он организовал союз молодёжи, хор и прочее.
Однажды мы узнали, что община, руководимая Иваном Степановичем, стала называться 1-ой общиной, а руководимая Иваном Вениаминовичем Каргелем - 2-ой общиной, после чего они продолжали существовать уже независимо друг от друга. Около этого времени среди духовных работников выделился проповедник Василий Андреевич Фетлер. Его проповеди привлекали большое количество слушателей и зажигали сердца. Среди собраний с его участием нужно отметить проходившие в зале Петербургской Городской Думы. Брат Фетлер говорил и в нашем доме как помощник брата Каргеля. Больше же всего он выступал в зале Елизаветы Ивановны Чертковой в Гавани. В это же время он создал на Петербургской Стороне так называемый "Дом Спасения", приспособленный для больших собраний.
Теперь хочу вернуться к более раннему времени и рассказать о двух начинаниях, имевших свою духовную ценность. Оба они начались около 1895 года. Одно было - работа среди студентов, а другое - среди молодых девушек.

Среди молодых девушек

В нашем доме по воскресеньям собирались молодые девушки; а потому я и могу подробно рассказать, как это дело началось. Господь прежде всего начал работу с нас самих.
Мы, будучи детьми верующей матери, воспитывались в вере и Слове Божием и считали себя овечками доброго Пастыря, Иисуса Христа. Окружённые любовью, под постоянным христианским влиянием и вдали от искушений внешнего мира, мы не имели случая впадать в грубые грехи, хотя о малых нечего и говорить, конечно, их было более чем достаточно. Благодаря этому, у нас, или вернее у меня, не было сознания греховности.
Однажды моя мать после молитвы задала мне непонятный вопрос: "Имеешь ли ты Духа Святого?" Мне в то время было около 14 лет. Я не смогла ей ответить, и надеялась, что мать больше не будет об этом спрашивать меня.
Всё же этот вопрос не давал мне покоя, и каждый вечер, когда перед сном я молилась одна, я просила Господа, чтобы Он мне открыл что такое Дух Божий, и если нужно Его получить, то просила дать мне Его. Целый год я ежедневно добавляла эту просьбу к моей молитве. Ответ пришёл неожиданный, и я лишь после уразумела связь происшедшего с моей молитвой.
Снова наступило лето, и мы опять оказались в деревне. В 15 лет у девочки уже начинают проявляться новые черты характера, иногда и некоторая строптивость. Нечто подобное, очевидно, заметила во мне и наша милейшая воспитательница Наталья Владимировна Классовская, так как она вызвала меня на "серьёзный разговор". Искреннее чадо Божие, она была и прекрасным педагогом. Она не преувеличивала моих ошибок, а точно называя их своими именами; этим она меня обезоружила, и так как оправдаться было нечем, это меня рассердило. На мои возбуждённые и раздражённые слова она спокойно ответила: "Я вообще не вижу в тебе христианского духа, так чадо Божие не поступает". Самолюбие, гордость и строптивость взбунтовались во мне, и я старалась оправдаться, но не могла. В это время вошла моя мать и, увидев моё возбуждённое состояние, предложила нам помолиться. Молитва моей матери меня подкосила. В детстве молишься легко и просто, часто повторяя одни и те же слова, не придавая им значения. А в этот миг я осознала, что моя мать действительно говорит Богу обо мне. Нужно было принять решение! Я знала, от меня ожидают, чтобы я сама попросила прощения сначала у Бога, а потом и у Натальи Владимировны. Всё моё существо восставало против этого, но благодать Божия взяла верх, и я покорилась. Только решившись встать на колени, я почувствовала всю глубину моей греховности, не в тех согрешениях, из-за которых меня позвали к ответу, но во всём моём существе. Вместе с этим я впервые оценила величие и милость жертвы Христовой на Голгофском кресте. К Богу великому и святому я не посмела бы приблизиться, но тут я увидела крест Христов, куда всякий грешник имеет право подойти со всей ношей своих грехов. Как только я начала молиться, вся тяжесть спала с меня, и я получила внутреннюю уверенность в том, что я прощена и принята Господом. После этого мне нетрудно было просить прощения у матери и у воспитательницы, и всё неузнаваемо переменилось. Моя мать тут же спросила меня, уверена ли я, что Господь меня простил, и я с радостью смогла ответить: "Да, я знаю!" - "Тогда встань ещё раз на колени и поблагодари Господа", - сказала мать. Так я и сделала. Моя мать поступила очень мудро. Высказанною благодарностью я как бы подписала мой союз с Господом, и путь к сомнению или отступлению был отрезан.
Это был решающий час моей жизни. Подобно стрелочнику на узловой станции железной дороги мне нужно было выбрать направление жизненного пути. Господь помог мне в этом, и теперь только оставалось пуститься в путь. Уверенность в прощении и в праве подходить к Богу свободно и просто как к Отцу по Слову Его: "Тем, которые приняли Его, верующим во имя Его,
дал власть быть чадами Божиими" (Иоан. 1:12) дали мне совершенно новое миросозерцание. Всё это совершает Дух Святой в сердце того, кто приходит к Богу в покаянии и с верою в Слова Христа: "Приходящего ко Мне не изгоняю вон" (Иоан. 6:37). Это и есть рождение свыше, о котором говорил Иисус Никодиму в 3-ей главе Евангелия от Иоанна. Тогда и Слово Божие становится ясным, понятным и интересным! Узнаешь себя в притчах 15-ой главы Евангелия от Луки, и Слова Священного Писания то укоряют тебя, то ободряют, и хочется передать и другим свою радость. Из этого рождается желание делать что-нибудь для ближних. Дух Святой может вселиться в сердце человека, лишь когда крепость себялюбия и скрытого упрямства сломлена и сложена к ногам Господа, а это может совершиться только при согласии самого человека.
Обе мои сестры пережили в то же время нечто подобное, и осенью мы вернулись в город, полные желания трудиться для Господа. Мы снова взялись за воскресную ш колу и раза два в неделю навещали женщин Коломенской мастерской, но всё же хотелось ещё больше делать для спасения грешников.
Новое поприще открылось нам неожиданно. Одна верующая американка, приехавшая посетить кружки христианского союза молодых девушек в среде немцев, живущих в Петербурге, посетила нас и спросила, почему не существует подобной работы среди русских. На это мы ответили вопросом: "Кто же будет её вести?" - "Да вы же сами и будете вести её", - ответила американская сестра. Она дала несколько указаний, уверила нас, что с Божьей помощью всё пойдёт хорошо и мы, правда, со страхом и трепетом, принялись за работу. В нашем доме места было довольно, по воскресным дням послеобеденное время было свободно, и мы пригласили несколько знакомых нам молодых девушек, большей частью дочерей верующих родителей, из которых многие принадлежали к семьям наших домашних служащих. Понемногу стали присоединяться и другие.
Одна немолодая девушка, баронесса Засс, недавно обратившаяся, согласилась помогать в этой работе. Её обращение было чрезвычайно своеобразно. Из чтения Библии, без всякой посторонней помощи, ей стало ясно, что грешник, по вере в слова Господа Иисуса Христа, может прийти к Нему и получить прощение грехов. Она так и сделала, пришла к Нему с верою, исповедала Ему свои грехи и получила уверенность и радость спасения. После сего она приехала в Петербург. Читая дальше Священное Писание, она поняла, должны кроме неё быть и другие, понимающие эту "благую весть", но где их найти? Часто, стоя у окна своей комнаты, просила она Бога помочь ей найти сестёр, которые бы тоже любили Христа и читали Его Слово. Не зная, где их найти, она стала обращаться на улице к городовым, спрашивая их, не знают ли они такого места, где собираются для чтения Евангелия. Наконец нашёлся один, который указал ей такое место, где она впервые встретила верующих, любивших Господа и читавших Его Слово. Таким путём она попала и к нам.
Неопытные и робкие, мы начали эти собрания, но с помощью Божией дело пошло вперёд. Четверо нас: две мои сестры, Юлия Александровна Засс и я поочерёдно вели собрания, на которых читали и разбирали Слово Божие и разучивали духовные песнопения на три голоса. Музыкальною частью руководила одна из моих сестёр. За чаем мы ближе познакомились с нашими девицами, и часто получались благословенные беседы. Эти послеобеденные воскресные часы остались незабываемыми для всех, участников. Ведь это были дни первой любви к Господу!..
Спустя несколько лет, по предложению нашей тёти Елизаветы Ивановны Чертковой, мы через воскресенье начали также собираться в её новом зале собраний в Гавани, в самом конце Васильевского Острова. Милая Елизавета Ивановна угощала нас чаем, снабжала всем необходимым, а иногда и сама появлялась у нас и участвовала в служении словом. Благодарная и приветливая, хотя уже пожилая, она излучала любовь и радушие, одним своим появлением вносила нечто от Духа Христова. Её простое и сердечное слово проникало в сердца слушающих. Довольно далёкая прогулка от нас до Гавани, новая обстановка, встреча с новыми молодыми девушками доставляли нам много радости. В то же время у живущих в том конце города была возможность участвовать в этих собраниях, которые мы называли "девичьими".
Мне до сих пор памятно, как милая Елизавета Ивановна на одном из собраний смиренно призналась, что в то утро её сердце было холодно и пусто, и она не знала, что сможет сказать нам, молодым девушкам. Взяв в руки английский христианский журнал, она нечаянно напала на статью о том, как пророк Илия во время засухи и великого голода по приказанию Божию скрывался у потока Хорафа. Там он пил воду из потока, а вороны приносили ему утром и вечером хлеб и мясо. В статье говорилось, так Бог иногда посылает нам Свои благословения на чёрных крыльях страдания. Когда Елизавета Ивановна с присущим ей теплом и проникновенностью передала нам содержание этой статьи, одна из присутствующих на собрании, незнакомая слепая девушка, неожиданно встала и воскликнула: "Это картина моей жизни!" Дрожащим голосом она стала рассказывать, как годами роптала на свою тяжёлую судьбу, и как теперь осознала, что её слепота и есть те "чёрные крылья", которые посланы ей, чтобы познать Спасителя и Его благословение. Все были растроганы до слёз этим свидетельством, за которым последовали горячие благодарственные молитвы.
В этом зале впервые была спета на русском языке песнь: "Бог с тобой доколе свидимся!"
В 1904 году была объявлена война с Японией. Моя ныне покойная сестра поступила старшей сестрой в отряд Красного Креста, отправлявшийся на фронт в Маньчжурию. В последнее воскресенье перед её отъездом мы решили устроить прощальное собрание. К этому случаю Александра Ивановна Пейкер перевела эту песнь на русский язык, и по желанию наших молодых девушек мы воодушевлённым хором спели нашей сестре на прощание этот гимн. Не могу забыть, как на этом собрании Елизавета Ивановна рассказывала о нашей матери, ставя её в пример всем присутствующим. По её словам она никогда не встречала человека, который так всецело искал бы прежде всего славы Господней и согласовывал бы с ней всю свою жизнь.
Наибольшей радостью для нас было, когда какая-либо из молодых девушек решалась отдаться Господу и получала радость спасения. Конечно, бывали и огорчения в нашей работе, но радостей было больше, и они покрывали все неприятности. Теперь я благодарю Бога, что Он в наши юные годы поручил нам это дело. Нас самих оно охранило от многого, что могло бы нас увлечь на иной путь, научило глубоко вникать в Слово Божие и передавать его другим. Передавая же другим, и сам обогащаешься, и исполняется Слово: "Кто напояет других, тот и сам напоен будет" (Притчи 11:25).
Через десятки лет, случилось мне далеко от родины встретить среди беженцев женщину, которая бросилась меня целовать и спрашивать, узнаю ли я её. Только услышав её девичью фамилию, я поняла, что эта немолодая женщина и есть та Надя, которая посещала наши собрания. Она рассказала мне, как она любила эти собрания, но призналась, что в то время истина ещё не была ей понятна. В тяжёлые мятежные дни, потеряв мужа, она со своим ребёнком бежала лесами и снегами в Финляндию. Придя в Выборг, не зная языка, она спрашивала себя, к кому ей идти, и неожиданно до неё донеслись звуки знакомого гимна, который пели прежде в нашем доме. Подойдя ближе, она попала в помещение, где происходило собрание. Здесь она снова услышала ту же "повесть старую" о любви Христовой к грешнику, и тем её нестрадавшая душа нашла мир у Спасителя. Теперь она благодарила Бога за всё и не жалела о своих потерях, потому что через них нашла счастье в Боге. "И всё же, - добавила она, - семя было посеяно в моём сердце там, на наших девичьих собраниях, и нужно было пройти через столько тяжёлого, чтобы оно смогло пустить корни и укорениться".
Такие отрадные случаи доказывают, что не всегда сразу являются плоды нашего посева и труда на ниве Господней, и потому не нужно терять мужества, а сеять в надежде!
Когда мы после 1905 года стали всё меньше бывать в Петербурге, евангельские общины настолько окрепли и разрослись, что сами начали работу среди молодёжи. Когда же мы окончательно покинули Петербург, поселившись в деревне, наши молодые девушки присоединились к общему союзу молодёжи.

Среди студентов

Работу среди студентов начал брат Павел Николаевич Николаи: скромно, без всякого шума, но с сознанием долга и ответственности перед Господом. Он вёл её в продолжении многих лет. Павел Николаевич принимал участие в наших собраниях и был всеми любим, но работу по изучению Слова Божия со студентами вёл самостоятельно, без связи с общинной работой. Он приглашал студентов к себе на дом, и вначале желающих изучать Слово Божие находилось немного. Его целью было, знакомя молодёжь, в то время большей частью заражённую атеизмом, со Словом Божиим приводить её к вере во Христа. Он не желал придавать этим библейским беседам сектантский характер, или призывать к определённому вероисповеданию. Он хотел лишь приблизить слушателей к Слову Божию и заинтересовать его содержанием, представляя Самому Господу открыть им путь ко Христу и жизни в Нём. Его задачей было показать им богатство и ценность всей Библии, начиная с Ветхого Завета.
В первые годы существования кружка правительство разрешало участвовать в нём только лицам не православного вероисповедания. Студенты в то время находились под строгим правительственным наблюдением; так, например, запрещалось собираться в частных квартирах даже небольшими группами из опасения, что эти собрания могут иметь политический характер. Нарушители этих правил строго преследовались, но эти обстоятельства не смущали Павла Николаевича, и он продолжал собирать протестантскую молодёжь. Господь благословил это начинание, и несколько человек из их среды через чтение Слова Божия, которое "живо и действенно" (Евр. 4:12), нашли Его.
Одним из уверовавших был швейцарец, родившийся и выросший в России, другим был сын лютеранского пастора из южной России. Когда была дана большая свобода и православные получили право принимать участие в библейских собраниях, кружок стал разрастаться и пришлось искать большего помещения. Павел Николаевич время от времени снимал городской зал в "Солёном Городке" и там читал студентам свои лекции.
Скромно, незаметно для всех Павел Николаевич многим жертвовал, чтобы быть свободным для дела Божия. Он бросил службу при Государственном Совете, затем продал свою парусную яхту, на которой так любил плавать по Финскому Заливу, и многое другое. Он "стремился к высшей цели", и Бог его благословлял.
В работе среди студентов ему помогал брат Александр Михайлович Максимовский, верное чадо Божие, многими в своё время не понятый. В последние годы жизни он был начальником Главного Тюремного Управления и на этом посту был убит террористкой (членом боевой организации партии социалистов-революционеров). Во время восстаний 1905 года он временно ввёл меры строгости в местах заключения, чтобы защитить и заключённых и охрану от кровопролитных столкновений, но мысль его не была понята, и это стоило ему жизни. Несмотря на занимаемый им высокий пост, он часто поздним вечером навещал студентов в их убогих помещениях, чтобы беседовать об их духовных нуждах и запросах. Многие потом вспоминали его с печалью и глубокой благодарностью, видя в нём истинного христианина. Он всегда был готов помочь материально, когда видел нужду, но "не трубил пред собою, как делают лицемеры", и мы узнали об этом только после его смерти.
Когда работа среди студентов приняла большие размеры, Павел Николаевич познакомился со Всемирным Христианским Студенческим Движением. Представители последнего, время от времени, приезжали в Петербург, чтобы поддержать новую ветвь своего союза и ближе ознакомиться с нею. Павел Николаевич переводил их доклады па русский язык. В личных беседах это являлось, конечно, некоторым затруднением, но приезжие гости всё же могли составить некоторое представление о психологии русского студенчества. Их поражал широкий кругозор русской молодёжи, которая могла охватить самые сложные философские учения, в то же время детски-наивно не понимая простейших истин Слова Божия и постоянно мучаясь сомнениями.
И всё же, по милости Божией, некоторые пробивались к свету, или, вернее, побеждались Словом и Истиною.
Павел Николаевич был настоящим другом и воспитателем этих горячих, пылких, подчас невоздержанных голов. Иногда он приглашал своих "сынков" на несколько дней в своё живописное имение Мон-Репо (Mon-repos) под Выборгом в Финляндии. На лоне природы они читали Слово Божие, свободно обменивались мнениями, разбирали с Божьей помощью самые сложные вопросы. Близкое общение нередко превращалось в откровенную беседу, которая иногда кончалась исповедью и молитвой. Павел Николаевич старался воспитывать своих питомцев и в житейском смысле. Он ставил условием своим гостям привозить с собою полотенце и мыло, старался внушать им любовь к чистоте и опрятности, что казалось некоторым из них лишней тратой времени и буржуазным предрассудком. Учил он их и точности в исполнении обещаний и умению распределять время. Все эти правила многим из них были не по сердцу, и взгляды и привычки их "наставника" сообщали ему некоторый облик западника, а потому были им чужды. И всё же его любовь к ним превышала всё, и они платили ему взаимной любовью и искренно ценили его.
Наряду с работой среди студенчества началась работа и среди курсисток, которую Павел Николаевич повёл в сотрудничестве с Александрой Ивановной Пейкер. Работа пошла успешно. Господь благословлял её. Начались обращения. Одними из первых были три сестры Бреше, впоследствии много поработавшие для Господа. Вскоре была снята отдельная квартира, нечто вроде общежития, где они могли собираться для изучения Слова Божия, а некоторые могли и оставаться там жить. Необходимые для этой работы средства давались частью старшими сестрами в Господе, а частью сочувствующими этому делу. В случаях особо острой нужды обращались к "испытанному источнику": Вера Фёдоровна Гагарина всегда широко и безотказно откликалась на эти просьбы. В ведении собраний и в руководстве изучения Слова Божия, кроме сестёр Бреше, участвовала и Александра Николаевна, одна из семи сестёр Крузе. Глубокий знаток Слова Божия, она была вся проникнута любовью Христовой и жила в общении с Ним. Иногда её также приглашали в студенческий кружок. Также очень ценили Александру Ивановну Пейкер, и её способ изложения привлекал внимание молодых студенток и побуждал их задумываться над смыслом бытия, над вопросом, столь чуждым широким массам студенчества того времени.
В эти годы Россию посетил, по приглашению Павла Николаевича Николаи, известный работник среди студенчества, американец Джон Мотт, секретарь Всемирного Христианского Студенческого Союза. По приезде в Петербург он говорил и у нас на собрании на Большой Морской. Такие посещения оживляли нашу общину и создавали связь с верующими других стран. Вскоре студенческие кружки стали создаваться и в других университетских городах России. Это движение захватило также местную интеллигенцию, среди которой образовались самостоятельные кружки, где читалось и изучалось Слово Божие. Эти ответвления церкви, существуя как бы вне рамок евангельских общин, находились всё-таки в духовной связи с ними, взаимно обогащая друг друга. Небольшие группы друзей, менее открыто выявлявшие своё сочувствие евангельскому пробуждению, вследствие своего стояния вне общины имели доступ к чуждавшимся так называемого сектанства. Они тоже несли чистое Евангелие, и таким образом производили подготовительную работу.
Из таких друзей состояла семья барона Пистолькорс, на квартире у которого происходили благословенные собрания с чтением Слова Божия. Эти собрания, между прочим, посещал известный в то время священник Григорий Петров. Одной из них была и Ольга Христиановна Каменская, открывшая в одном из рабочих кварталов зал для евангельских собраний, на которых обыкновенно выступала Александра Ивановна Пейкер, а часто и приезжие иностранцы. Дочери Василия Александровича Пашкова пели на этих собраниях дуэтом духовные песнопения и их задушевное искусство находило доступ к сердцам слушающих.

Заключение

Революция положила конец деятельности в евангелизационной работе, но сам Союз Евангельских Христиан за время своего существования настолько разросся и окреп, что стал теперь Всероссийским Союзом, и уже не было возможности его заглушить. После 1917 года основались две библейские школы. Евангельские христиане имели свою в Петербурге, а баптисты в Москве. К сожалению, вскоре обе школы были закрыты, но живые свидетели остались, и чем больше они рассеивались, тем сильнее распространялась весть о спасении по благодати, как сказано в Деян. Ап. 8:4: "Рассеявшиеся ходили и благовествовали слово".
Прежде чем закончить эти воспоминания, мне хочется немного сказать о плодах работы среди студентов, следы которой мы видим здесь вне границ России даже по сей день, почти 40 лет спустя.
Один из членов Петербургского Христианского Студенчества проф. Шларб уже в зарубежьи был в продолжении многих лет деятельным сотрудником брата Крекера, основавшего в Германии Миссионерский Союз "Свет на Востоке". Этот Союз имел своею целью распространение Слова Божия среди русских в рассеянии. Брат Шларб и поныне, несмотря на свой преклонный возраст, продолжает трудиться для Господа. В его квартире еженедельно происходят молитвенные собрания для верующих, а по воскресеньям призывные, которые посещаются и местною молодёжью. Кроме того, брата часто приглашают окрестные верующие для служения словом. Все члены его семьи верные чада Божии, все являются свидетелями Господними там, где они работают.
Другой бывший член Петербургского студенческого кружка, известный всем русским евангельским верующим, Владимир Филимонович Марцинковский, уже много лет проживает в Палестине (Израиле) на горе Кармиле, где усердно трудится для Господа. Он обратился ко Христу ещё студентом и много работал среди своих товарищей по университету. По окончании университета он выступал во многих городах России с лекциями духовного содержания. В бытность свою профессором Самарского, а потом Московского Университетов он образовал студенческий кружок ищущих Господа. Брат Владимир Филимонович ради Христа много перенёс и в конце концов должен был покинуть Россию. В Палестине Владимир Филимонович изучал древнееврейский и арабский языки, на которых проповедует в собраниях. Брат является деятельным членом местной русской Евангельской общины.
Третий бывший участник Петербургского Христианского Студенческого Кружка, Виктор Леонардович Бреше, отошедший в конце 1956 года к Господу, также ещё студентом принял Христа и стал деятельным работником среди своих товарищей. Будучи по паспорту швейцарцем, он должен был после революции вместе с семьёй покинуть Россию и поселиться в Швейцарии. На родине он чувствовал себя чужим и почти не участвовал в местной духовной работе. Но личный пример его жизни и воспитание, данное им и его женой двум сыновьям, привели и их к Господу, и теперь они работают на ниве Божией. Старший из них, по образованию инженер, отказался от выгодной службы, целиком отдал себя работе для Господа среди французской молодёжи и организует кружки по изучению Библии как во Франции, так и в французской Швейцарии. Второй сын, врач по образованию, посвятил себя миссионерской деятельности в Юго-Западной Африке, где заведует больницей для местного населения. Несколько лет тому назад я слышала его в Швейцарии во время его отпуска на одном из собраний. Он рассказывал нам о разных случаях из своей работы, и сердца наши преисполнились радостью и благодарностью Господу от слышанного. Новопостроенная больница стала ячейкой христианства, которая излучает свет Евангелия и жизнь Христову в стране ещё тёмной и далёкой от истины. Воспитанные им больничные служители из обращённых негров, научившись уходу за больными и ознакомившись с приёмами первой помощи, посылаются в свои родные деревни, находящиеся часто в лесной глуши, и там вместе с уходом за больными несут и врачевание душам. При серьёзных заболеваниях они призывают на помощь самого д-ра Р.Бреше. Пользуясь такими обстоятельствами, доктор, помимо лечения, несёт им и весть о Христе.
Среди этих первобытных людей замечается сильное искание истины, и это поддерживает рвение миссионеров. Нашедшие Господа язычники просят, даже умоляют прислать им больше благовестников. Число верующих растёт с каждым годом. Если туземец обращается, то он действительно рождается свыше. Одни фотографические снимки уже говорят о полной перемене, - мы видим заново родившихся людей. Рассказы о мраке, царствующем там, и о тёмных силах и ужасах колдовства, из под власти которых многие вырвались на свободу детей Божиих, являются сильнейшим свидетельством и проповедью о силе Духа Святого и Евангелия.
И думалось мне, слушая свидетельство д-ра Бреше, представлял ли себе Павел Николаевич Николаи, этот верный слуга Божий, что от скромного чтения Евангелия в его комнате изойдут плоды далеко за пределы России и даже Европы, до Азии и до самой Африки.
Заканчиваю свои воспоминания словами 49 главы из книги Бытия, где патриарх Иаков благословляет своих сыновей и среди них, обращаясь к Иосифу особо, говорит: "Отрасль плодоносного дерева над источником; ветви его простираются над стеною" (стих 22).
Когда человек или церковь, или дело Христово черпает свою силу из источника Божия, тогда ветви его простираются далеко за стену его семьи, круга, и даже родной страны. Сатана бессилен остановить работу Господню и ограничить её пределы; и... "врата ада не одолеют её" (Матф. 16:18).

Княжна София ЛИВЕН
(1881-1965)

 


Главная страница | Начала веры | Вероучение | История | Богословие
Образ жизни | Публицистика | Апологетика | Архив | Творчество | Церкви | Ссылки